– Майор, мы оба не должны этого делать. Что вам нужно на самом деле?
– Да, мы не должны этого делать, но ты, очевидно, себя не контролируешь – Кислингер снял с пояса дубинку и приставил к груди Харди. – В последний раз говорю: вытри это!
– Да пошли вы!
В этот момент Харди увидел тень у входа. Там кто-то стоял. Вероятно, еще один охранник. Которого Кислингер захватил в качестве свидетеля и который подтвердит его версию, если что. Но Харди не даст себя одурачить.
Он проигнорировал дубинку.
– Майор, я подмел двор и принял душ. А сейчас, пожалуйста, я хотел бы пойти!
– Лишь после того, как ты извинишься и вытрешь плевок.
Харди посмотрел в сторону выхода. Похоже, там стояли даже двое мужчин, он видел их униформу. Наверняка они оказались там «чисто случайно» и станут такими же «случайными» свидетелями этого разговора. Ловко подстроено.
У Харди заходили желваки на скулах.
– Господин майор, я извиняюсь за неподобающее поведение, – громко и четко произнес он, присел на корточки и вытер ботинок Кислингера своим полотенцем. Затем поднялся и оделся до конца. – Теперь я могу идти?
У Кислингера дернулось веко. На такое этот ушлепок не рассчитывал.
– Ты считаешь – правильно, что ты выйдешь отсюда спустя восемнадцать лет?
– Это решает судья, не я.
– Что ты собираешься делать после освобождения? Снова продавать наркоту школьникам? Или поджигать дома с женщинами и детьми?
Харди не стал ввязываться в дискуссию. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Что бы сейчас ни последовало, он выслушает это, проглотит, не будет комментировать и потом забудет. Навсегда!
– Своих дочерей ты тоже снабжал наркотиками? Наверное. С семейной скидкой. По блату. Как и их мать, милую Лиззи. Ей ведь не приходилось для этого промышлять на панели, как другим? Я вижу реакцию в твоем взгляде. Что, твоя жена трахалась с другими, пока ты работал в своей лаборатории?
Харди закинул полотенце на плечо, запер шкафчик и сунул ключ в карман брюк. Он без эмоций взглянул на Кислингера. Кислингер всегда был груб с ним, с первого дня, но такого дерьма Харди еще не приходилось выслушивать.
– Харди, она трахалась с другими?
Харди пожал плечами:
– Возможно.
– Вот и я так считаю. – Кислингер ухмыльнулся. – Она ведь раньше тоже была в отделе по борьбе с наркотиками. И до конца поддерживала контакты с коллегами. Даже когда сидела дома с детьми. Я слышал, что больше всего она любила сосать. Была известна тем, что всегда все глотала. Тебя никогда не коробило, что она вот так просто глотала сперму твоих бывших коллег? – Он толкнул Харди дубинкой.
– Нет, никогда.
– А может, все-таки да? Возможно, ты поэтому поджег дом вместе с ней?
Харди сжал кулак в кармане… один… два… и снова разжал. «Соберись! Никаких приступов ярости! Эти времена прошли!»
– Прокурор меня уже обо всем спрашивал, но с тех пор столько времени прошло, я точно не помню.
Похоже, Кислингера ответ не удовлетворил. Харди буквально слышал, как в голове майора завертелись маленькие шестеренки, пока тот раздумывал, какие еще мерзости сказать. Но что бы ни последовало, Кислингер наткнется на гранит. За все это время Харди слышал в свой адрес кое-что и похуже.
– Врач сказал, что ты шизофреник и больной на голову. Отрицаешь, что это был ты. Хочешь, скажу тебе кое-что? – Кислингер сделал паузу. – Я тебе верю. – Он понизил голос: – Это сделал не ты. Твоя баба была обкурена в день своей смерти. Знаешь, что рассказывают о ней другие? На самом деле ты не поджигал дом. Это сделала она!
У Харди невольно участилось сердцебиение.
– На самом деле она уронила в постель окурок, от кото рого загорелся весь дом. Она была настолько обдолбана, что не могла даже позаботиться о дочерях. Они лежали рядом с ней в кровати и вдыхали дым. Она дала им успокоительное, чтобы не кричали. Они поэтому сгорели, Харди! Но ей было насрать. Когда проснулись, они начали звать мать, но та и пальцем не пошевелила.
«Не слушай его, Лиззи была хорошей матерью! Она любила девочек, как и я».
– А твоя женушка лежала в постели и, как говорят, ублажала себя дилдо.
У Харди дернулось веко.
– Но тебе, похоже, на все это насрать. Оно и понятно – это ведь были даже не твои дети…
Тут Харди ударил.
– Томас Хардковски, суд подробно изучил ваше дело, учел ваше примерное поведение последние восемнадцать лет, а также активное сотрудничество после происшествия в тюрьме, и вынес следующее решение. – Судья замолчала и принялась листать бумаги.
Харди сидел в зале суда. В первый раз, спустя восемнадцать лет, в костюме и галстуке. Рядом расположился назначенный судом адвокат, который сейчас наклонился к нему.
– Полагаю, нам дадут полгода, – прошептал мужчина.
Харди устало улыбнулся. Дирекция тюрьмы заявила на него, и дело дошло до административной ответственности и судебного разбирательства. Теперь он ждал приговора и знал, что тот будет не самым мягким.
– Ввиду тяжести правонарушения с нападением, применением физического насилия и нанесением тяжелых телесных повреждений майору Кислингеру, которому вы сломали челюсть, и в соответствии с судебно-психологической экспертизой в отношении вашего агрессивного поведения, ваш арест продлевается на восемнадцать месяцев.
Восемнадцать месяцев!
Сердце у Харди забилось где-то в горле. Он не оценивал свое положение так оптимистично, как его защитник, и рассчитывал месяцев на девять. Но полтора года!
Таким образом, Кислингер добился, чего хотел, – а психологическая экспертиза подлила масла в огонь. Но почему? Сам Кислингер был слишком глуп для подобной инсценировки. За ней стоял кто-то другой и лично дал Кислингеру такое задание. Просто нападение на майора с применением физического насилия считалось более тяжким преступлением.
– Вы меня слушаете?
Харди поднял глаза.
– Простите?
– Я сказала: тем самым ваш срок заключения продлевается и заканчивается 26 мая через два года, – повторила судья. – Кроме того, вам присуждается штраф в размере трех тысяч евро. В свою очередь майор Кислингер отказывается от иска о возмещении ущерба. Вы согласны с приговором?
Адвокат тут же наклонился к нему и зашептал в ухо:
– Господин Хардковски, мы можем подать апелляцию.
Харди помотал головой и громко сказал:
– Я согласен с приговором, большое спасибо.
– Нет! – зашипел адвокат. – Мы могли бы…
– Ничего бы мы не могли! Все в порядке. – Он посмотрел своему адвокату в глаза. – Это всего лишь два года, потом все закончится.
– Но…
– Мне нужно позвонить. В камере без охранника. Сможете это устроить?
Через два дня Харди вошел в белую комнату без окон, где стояли стол и стул. На стене висел старый черный телефон с диском.
Он набрал номер предоплаченного телефона, который ему назвал адвокат и который Харди выучил наизусть.
После пятого гудка ответили.
– Алло?
Харди прислонился головой к стене и с облегчением вздохнул. Было приятно слышать голос Антуана Томашевски.
– Привет, я остаюсь в тюрьме на полтора года дольше.
– Твой адвокат сказал мне, что ты напортачил.
– Кто-то не хочет, чтобы я вышел.
– Харди, это же…
– Послушай меня! Я не знаю, кто за этим стоит, но этот кто-то хочет, чтобы я оставался здесь как можно дольше.
– И почему?
– Чтобы я ничего не выяснил.
Антуан помолчал.
– А что ты хочешь выяснить?
– Ты сам отлично знаешь.
– Харди, ты уже много лет пытался прояснить это дело. Подумай о психиатрических экспертизах.
– Судебно-медицинских экспертизах, – поправил он Томашевски.
– Как бы то ни было, они лишь все ухудшили.
– Да, потому что в тюрьме у меня связаны руки. Но сейчас мне стало ясно, что тот, кто убил их, хочет, чтобы я оставался здесь как можно дольше.
– Тогда колись и расскажи все. Абсолютно все! Понимаешь?
– Ты отлично знаешь, что они угрожали убить меня, если я это сделаю. Здесь уже умерло несколько парней – и не всегда это были безупречные несчастные случаи. Поэтому я восемнадцать лет держал язык за зубами.
Антуан вздохнул.
– Тогда и дальше помалкивай. И тебе лучше прекратить поиски какой-то там правды. Порви с прошлым.
– Не поверишь, но именно это я и собирался сделать. Несмотря ни на что! Но после этого случая все изменилось. Когда я выйду через два года, обязательно найду того, кто стоит за всем этим.
– Они снова тебя спровоцируют и…
– В этот раз нет. Через два года я буду на свободе.
– О’кей, и зачем ты мне все это рассказываешь? Думаешь, что нам с Кристианой от этого легче?
– Ты должен кое-что для меня сделать.
– Харди, я…
– Только одну вещь! Затем ты выбросишь этот предоплаченный телефон, и больше никаких контактов. Обещаю!
– Хорошо, о чем речь?
– О событиях той ночи и пожаре якобы существуют акты БКА с грифом «конфиденциально». Там указаны фамилии всех тех, кто был вовлечен в дело. Ты должен раздобыть для меня эти документы.
– Каким образом?
– Подкупи кого-нибудь, кто занимался расследованием, или придумай что-нибудь еще.
– О’кей, я постараюсь достать для тебя эти документы, но не буду их читать, ты понял? Я не хочу иметь к этому делу никакого отношения! Когда ты выйдешь, я оставлю для тебя все в спортивной сумке. И мы будем квиты.
– Как я получу эту сумку?
– Она будет у одного из нас, на случай если со мной что-то случится. Мне нужно заканчивать, прощай.
Часть четвертая. Кржистов. Суббота, 4 июня – раннее утро
35
Еще вчера вечером Тина выяснила, что Ломан живет один и родственников у него больше нет. Она хотела сообщить об этом Сабине, но после эсэмэс, которое Тина получила вчера после обеда, Сабина больше не выходила на связь.
Тина много раз пыталась дозвониться до нее – вечером и даже поздно ночью, – но сотовый Сабины не отвечал. Сразу же включалась голосовая почта, и Тина оставила сообщение.