– Что, по его мнению, считалось не ерундой?
– Измены, конечно, – как само собой разумеющееся, объяснил Зюзя. – Знаете, люди, которые пытаются скрыть свою связь, ведут себя определенным образом. Имея опыт, выделить таких людей очень просто. Они встречаются в уединенных местах, постоянно оглядываются по сторонам, а после расходятся в разные стороны по одному. Супружеские пары так не поступают.
– Вы что же, снимали любовные сцены? – шокированный откровениями Зюзи, произнес участковый Нырков. – На лоне природы, так сказать?
– Не часто, – ничуть не смутившись, ответил Зюзя. – Обычно парочки уединялись в отдельно стоящих домиках или в машине. Но пару-тройку раз бывало.
– Мерзость какая. – Нырков поморщился.
– Мерзость – это с помойки жрать, – выдал Зюзя. – А получить трехан за десяток снимков – вполне приличная работа. Даже жалко, что он с этим делом завязал, – добавил Зюзя, подводя итог рассказу.
– Почему ты так решил?
– Потому что он с прошлого года меня не вызывал. Раньше по два раза в месяц дергал, а сейчас нет.
– Когда ты в последний раз на него работал? – уточнил Савин.
– В прошлом октябре. Где-то в середине месяца. Я тогда много наснимал. Три или четыре пленки извел. Думал, он мне премию выпишет, да шиш там. Пленки забрал, а деньги так и не принес. Даже за работу!
– Пленки ты относил ему домой? – задал очередной вопрос Савин.
– Никогда у него не был. Этот Рафаэль всегда отличался скрытностью.
– Тогда каким образом вы общались?
– Давно, еще в самом начале, он отдал мне фотоаппарат. Неказистенький, старенький, но с работой он справлялся хорошо. Когда я был ему нужен, он приходил к Трем вокзалам, приносил аванс. На него я покупал пленки и ехал в «Красный бор». Потом отправлял пленки на номер абонентского ящика. Примерно через неделю он снова приходил к Трем вокзалам и расплачивался за работу.
– Но в тот раз не пришел, – подытожил Савин. – И это не показалось тебе странным?
– А что я мог поделать? Подождал пару месяцев, да и продал фотоаппарат, как компенсацию за работу, – заявил Зюзин.
– Мы осмотрели квартиру Манюхова, но не нашли там ни фотоаппаратов, ни пленки, ни готовых снимков. Как думаешь, почему?
– Почем мне знать? – Зюзя пожал плечами. – Может, надоело ему все, а может, хвост ему прижали, вот он и бросил это дело. А снимки? Не думаю, что он хранил их у себя дома. Слишком рискованно, а он парень осторожный.
В этот момент в палату заглянул врач и потребовал дать больному отдых. Савин уточнил номер почтового отделения и номер абонентского ящика и вышел, посоветовав Зюзе о фотографе особо не распространяться. Участковый Нырков последовал за оперативником.
– Что ты обо всем этом думаешь, старшина? – оказавшись на улице, поинтересовался Савин.
– Похоже на правду, – подумав, ответил Нырков. – Конечно, все детали мне неизвестны, но что касается Зюзина, то он говорил искренне.
– Вот и я так думаю, – согласился Савин. – Что ж, спасибо за помощь, старшина. Пойду выбивать ордер на обыск абонентского ящика.
– Приятно было с вами поработать, товарищ капитан. – Нырков протянул руку: – Если потребуется помощь, зовите в любое время.
– Спасибо за предложение, но, думаю, мы справимся.
Савин крепко пожал протянутую руку, дождался, пока Нырков свернул за угол, и вернулся в управление.
Глава 4
Прежде чем дать добро на получение ордера для изъятия содержимого абонентского ящика, принадлежащего Манюхову, майор Кошлов потребовал полный отчет о проведенных следственно-разыскных мероприятиях, поэтому капитану Савину пришлось ждать возвращения из фотоателье старлея Якубенко. Затем он потратил полчаса на составление рапорта о результатах опроса коллег фотографа. После этого два часа ждали результатов запроса, в результате чего в почтовое отделение попали точно к закрытию. Им повезло, что начальник отделения оказался на месте и относился к тому типу людей, которые всегда и во всем поддерживают сотрудников милиции. Только поэтому на Краснопресненку они вернулись под завязку нагруженные фотопленками и готовыми фотографиями.
На почте выяснилось, что Илья Манюхов бывал там регулярно и арендовал сразу два абонентских ящика. Он проверял содержимое ящиков каждый вторник на протяжении четырех лет, но с прошлой осени его визиты резко сократились. Теперь он появлялся не чаще одного раза в месяц и всегда в разные дни и даже в разное время. Сотрудница почты, отвечающая за прием телеграмм, заявила, что Манюхов стал нервным и подозрительным. Ей даже показалось, что он чего-то боится, особенно ярко его состояние проявилось в последний визит, который состоялся за две недели до смерти Манюхова. В тот раз он накричал на телеграфистку только за то, что она бросила на него мимолетный взгляд, пока тот возился возле своей ячейки. Еще телеграфистка запомнила, что в тот раз он ничего из ящиков не забирал, а, наоборот, вложил в ячейку увесистый пакет. Содержимое ячеек это наблюдение подтверждало. Теперь Савину и Якубенко предстояло пересмотреть все фотоснимки и негативы, чтобы решить, принесут ли они пользу.
– Чует мое сердце, проторчим мы здесь до утра, – рассматривая гору снимков и тяжело вздыхая, пробормотал себе под нос старлей Якубенко. – Ладно бы еще знать точно, что от этого прок будет, так нет же. Как всегда, ищем иголку в стоге сена, а она и не в сене вовсе, а спокойно себе в игольнице торчит и нас дожидается.
– Снова ворчишь, Саня? Радоваться надо, в деле подвижки появились, а ты ворчишь.
– Да я разве против? Просто думаю, что нам не помешал бы помощник. Может, Петрова вызвать? Погибший на его участке проживал, пусть подтягивается.
– Справимся. Сегодня рассортируем фотоснимки, а завтра пленки просматривать начнем. Если с умом к делу подойти, тут работы всего на пару часов.
Но парой часов они не ограничились. К двадцати одному часу фотографии все еще не были рассортированы. Дело осложнялось тем, что каждый фотоснимок приходилось тщательно изучать, так как было непонятно, что именно искать. Большинство фотографий были сделаны с дальнего расстояния, так как люди, изображенные на снимках, не давали своего согласия позировать на камеру. Пришлось оперативникам вооружиться лупами, чтобы не пропустить важные детали.
– Ладно, Саня, пора домой собираться, – взглянув на часы, проговорил Савин. – Завтра продолжим.
– Пустое это занятие. – Якубенко сложил просмотренные фото аккуратной стопкой. – Кого мы пытаемся отыскать? Мы не знаем, каким образом Манюхов находил объекты для шантажа, по какому принципу производил отбор. Он что, изучал автобиографии всех жильцов и отдыхающих в «Красном бору»?
– Скорее всего, так и было, – подумав, согласился Савин. – Похоже, и нам придется добыть список владельцев домов и дач «Красного бора», а заодно проверить постоянных клиентов санаториев, расположенных в данном районе.
– Да это же убиться можно! – Якубенко застонал. – Ох, Рома, не по мне такая кропотливая работа. Мне бы погони да перестрелки, здесь я мастер. А копаться в чужом грязном белье? На это уйму времени и терпения нужно!
– Что поделать, Саня, такая у нас работа, – пожал плечами Савин. – Мне тоже не доставляет удовольствия рассматривать объекты тайной слежки, но без этого мы никуда не продвинемся.
– Мы и с этим не продвинемся. – Якубенко сладко потянулся. – Может, Зюзя все придумал и никакого шантажа не было, а мы тут время тратим. Ему ведь Манюхов открытым текстом ничего подобного не говорил, так что выводы Зюзи могут быть неверными.
– Если не шантаж, то что? Ради чего Манюхов на протяжении нескольких лет отправлял Зюзина в «Красный бор» и платил ему за это деньги?
– Да черт его знает! Может, он удовольствие получал, подглядывая за чужой жизнью. Мало ли на свете придурков.
– Тогда бы он всегда сам снимал, не прибегая к услугам Зюзина, – возразил капитан Савин. – И деньги целее, и удовольствия больше. Нет, Саня, поверь мне на слово: ответ в этих снимках.
– Пусть так, но нам все равно и года не хватит опознать всех тех, кто запечатлен на фотографиях.
– Будем надеяться, что нам это и не понадобится. – Савин сложил несколько фотопленок в конверт из плотной бумаги и сунул их в портфель.
– Собираешься посмотреть их дома? – Якубенко покачал головой. – Ты хоть изредка спишь, капитан?
– За меня не беспокойся, – отмахнулся Савин, закрыл портфель и первым вышел из кабинета.
Они миновали «вертушку», сдали ключи и вышли на улицу. Погода стояла шикарная, легкий ветерок шевелил листву, приятная прохлада овевала лицо. Ночь обещала быть в меру теплой и освежающей. Якубенко и Савин вместе дошли до пересечения с Красногвардейским бульваром, пожали руки и разошлись. Якубенко отправился к станции метро, Савину же предстояло пройти пару кварталов по бульвару, пересечь парк имени Красногвардейцев, порядка пятидесяти метров пройти дворами, и он уже дома. Савин считал большим везением, что его квартира находилась в пешей доступности от работы. Ему не приходилось мерзнуть на автобусной остановке, толкаться в троллейбусе и терпеть давку в метро. Даже в дождливый день, в жару или обильный снегопад расположение квартиры играло ему на руку.
Придя домой, Савин принял душ, наскоро перекусил тем, что нашлось в холодильнике, и, вооружившись лупой, засел за просмотр фотопленок. Он отсмотрел с десяток кассет по тридцать шесть кадров каждая, когда один кадр привлек его внимание. На крохотном прямоугольнике была изображена девушка. На черно-белом изображении трудно было определить цвет волос, но Савин склонялся к тому, что перед ним блондинка или же цвет ее волос светло-русый. Миловидное лицо показалось ему смутно знакомым. Он отложил пленку и попытался вспомнить, где и при каких обстоятельствах он мог ее видеть, но, промучившись полчаса, так и не сумел этого сделать.
Тогда он возобновил работу и занимался просмотром пленок до половины двенадцатого. На кадрах мелькали мужчины и женщины разного возраста, по одному и парами, на фоне густых деревьев и возле пруда. Видимо, у Зюзи было излюбленное место для съемки, так как пейзаж почти не менялся. В том, что герои тайной съемки явно не желали афишировать свои взаимоотношения, сомнений у Савина не осталось после просмотра первой же кассеты. Выражение лиц на кадрах казалось настороженным и каким-то вороватым. Объятия быстрыми, отчего большинство кадров имели расплывчатые очертания.