– Собираешься снова ехать в «Красный бор»?
– Придется, Саня. Мы там еще однозначно не закончили. Вчера Нырков на радостях не показал Александре Ивановне фотографию Манюхова. Мелочь, но эта мелочь может смазать всю картину расследования. Да и у меня к ней есть пара вопросов.
Договорить Савин не успел: дверь кабинета открылась, и вошел старшина Нырков. Он нес алюминиевый электрочайник, из носика шел пар, возвещая о том, что с поставленной задачей Нырков справился. Увидев Савина, он просиял.
– Товарищ капитан, доброе утро! А мы тут с Саней решили чайку сварганить. Вы не возражаете? – Он поставил чайник на тумбочку, рядом со стаканами.
– Не возражаю, Нырков. – Савин отметил, что старлея Якубенко старшина назвал по имени, но не стал акцентировать на этом внимание. – С удовольствием к вам присоединюсь, я сегодня без завтрака.
– Вот и хорошо. Сейчас я все организую, – засуетился Нырков.
Пока старшина разливал кипяток по стаканам и раскладывал на вощеной бумаге угощения, Савин успел освежить в памяти вчерашние записи. Подкрепившись сдобными булочками с начинкой, оперативники вернулись к работе.
– Нужно определиться, как лучше выстроить работу, чтобы дело двигалось быстрее. – Савин взял листок бумаги со схемой. – Думаю, начать лучше с Ануфриева и Плотникова. Они меньше всего вызывают подозрения, и все, что нам от них нужно, это выяснить, где они находились в воскресенье, и по возможности узнать, что они делали в сентябре прошлого года. Для начала соберем сведения, потом будем проверять.
– Согласен, так будет продуктивнее, – сказал Якубенко. – Только давай поменяемся. С Ануфриевым поговорю я, а ты возьмешь на себя Плотникова. Тогда у нас обоих будет более четкое представление о том, чем дышат эти ребята.
– Отлично. Арутюняна, как и говорили, оставим напоследок. А вот с Майковым лучше побеседовать сегодня. Саня, возьмешь его на себя? Быть может, с тобой он будет более откровенным, – предложил Савин.
– Легко, – согласился Якубенко.
– Тогда так и поступим. В первую очередь Плотников и Ануфриев. Затем ты идешь к Майкову, а я прогуляюсь до Александры Ивановны. Затем встречаемся и идем к Пуляевскому. Хочу, чтобы ты взглянул на Эмму.
– А что должен делать я? – растерянно спросил Нырков.
– Ты будешь со мной, – ответил Савин. – Посмотришь, из чего состоит работа оперативника.
Больше вопросов для обсуждения не осталось, и оперативники покинули кабинет. На улице их ждал жигуленок Митрича, Савин еще с вечера предупредил водителя, что намечается сверхурочная работа, поэтому водитель прибыл в отдел к восьми и уже успел подготовить машину. Работа в выходные Митрича не напрягала и даже поднимала настроение, рождая осознание собственной важности, но только не сегодня. Утром он проснулся с зубной болью, попытки избавиться от боли таблетками не помогли, и теперь он сидел на водительском месте и то и дело прикладывал руку к челюсти.
– Проблемы, Митрич? – вместо приветствия произнес Савин.
– Зуб, будь он неладен. – Митрич жалобно застонал. – Три таблетки проглотил, и все без толку.
– Может, к зубному сходишь? Здесь недалеко стоматология, дежурный кабинет работает круглосуточно, – предложил Савин.
– Ну уж нет! К этим мясникам я не пойду! Им бы только людей кромсать. Повыдерут последние зубы, чем я жевать буду? Надо мной и так внучка смеется, говорит: деда Митич шамкает. Ей от роду три года, сама половину букв не выговаривает, а туда же! Нет, Роман, я лучше с вами покатаюсь, авось отвлекусь и пройдет боль.
– Как скажешь. – Савин не стал настаивать. – Тогда грузимся, и в «Красный бор».
Якубенко занял место возле водителя, Савин и Нырков устроились сзади, Митрич завел двигатель, и автомобиль покатил по дороге. Приехав в «Красный бор», условились, что Митрич, как и в прошлый раз, будет ждать возвращения оперативников у продуктового магазина, и разошлись каждый по своему адресу.
С Плотниковым старлей Якубенко разобрался быстро. В этот день Плотников ждал гостей, поэтому появление представителя правоохранительных органов его не обрадовало. Его супруга хлопотала на кухне, а сам Плотников занимался расстановкой мебели под старой, давно не плодоносящей яблоней. Поначалу он, как и прежде, сказал, что не знаком с фотографом Манюховым, но, когда Якубенко заявил, что готов провести у него во дворе весь день, лишь бы получить нужную информацию, сдался. Он заявил, что несколько лет назад приглашал фотографа для съемки семейных фото. Снимки тот сделал безупречно, но слишком назойливо лез в семейные дела. В частности, он пытался выведать, чем Плотников зарабатывает на жизнь, и это ему, начальнику инкассаторской службы московского банка, показалось совершенно неуместным, поэтому он свел отношения с фотографом к минимуму и больше в свой дом его не приглашал. В сентябре прошлого года, когда погибла Инга Ярыгина, Плотников со всей семьей находился на даче, подтвердить это могли лишь родственники. А вот на воскресенье у него было железное алиби. На прошлой неделе он с женой и дочерью ездил к теще в Казань, вернулись они только в понедельник в полдень и всю ночь провели в поезде. Проверить алиби не составляло труда, поэтому Якубенко со спокойной совестью от Плотникова ушел.
К реставратору Майкову Якубенко пришел в десять тридцать. Оказалось, что в это время служитель богемной профессии еще спит. Якубенко с трудом удалось разбудить Майкова и убедить впустить в дом. Бумага, требующая от Майкова явиться в Краснопресненский РУВД в качестве свидетеля, реставратора только разозлила.
– Вы в своем уме, товарищ? С какого бока я свидетель? Чему я свидетель? – не успев толком проснуться, принялся возмущаться Майков. – Это форменное безобразие!
– Давайте не будем развлекать соседей, – миролюбивым тоном произнес Якубенко. – Наверняка про вас и так ходит много сплетен, так что давайте пройдем в дом, выпьем по чашечке крепкого чая и спокойно поговорим.
– А вы куда любезнее того хлыща, что приходил вчера, – изумленно произнес Майков. – Проходите в дом, только не обращайте внимания на беспорядок. Вчера у меня были гости.
– Нам ли, холостякам, заботиться о порядке? – Якубенко мысленно усмехнулся и вошел в дом следом за хозяином.
– Кофе или все-таки чай? – спросил Майков.
– Лучше чай, – ответил Якубенко. – Привычнее.
– Да, с привычками не поспоришь. Я вот жизни не представляю без утренней чашки кофе. Правда, сейчас достать приличный напиток не так-то просто.
Он налил в электрический чайник воду из эмалированного ведра, включил штепсель в розетку и взялся за чашки. Тонкий фарфор, расписанный под гжель, выглядел элегантно. Майков всыпал пару чайных ложек чая в заварной чайник от того же сервиза, рядом поставил сахарницу. Из холодильника достал молоко в стеклянной бутылке и блюдечко с нарезанным ломтиками лимоном.
– Завтрак не предлагаю, вчерашние гости смели все под чистую, – блаженно улыбаясь, произнес Майков. – Ваш товарищ успел рассказать вам о моих гостях?
– О гостьях? – поправил Якубенко. – Рассказал. Нам без этого нельзя, иначе работа встанет.
– Без чего нельзя? Сплетни не разносить? – съязвил Майков.
– Кому сплетни, а кому оперативные данные, – снова поправил Якубенко. – Ну да шут с ними, с гостьями. Как мужчина мужчину я вас прекрасно понимаю. Вы вольная птица, ни детей, ни жены, так почему бы не развлечься так, как вам нравится? Общественный порядок вы не нарушаете, а тем, кто заглядывает в чужие окна, должно быть стыдно.
– Вот-вот, я так ему и сказал. – Слова Якубенко обрадовали реставратора. – Нечего, говорю, по чужим окнам шариться, тогда и этические чувства ничто не заденет! А мусор собирать большого ума не надо.
– Ну зачем же так? Товарищ капитан всего лишь выполнял свою работу, а не «собирал мусор», как вы выразились. – Якубенко осуждающе покачал головой.
– Какой капитан? – Майков удивленно воззрился на старлея.
– Так вы не о нем?
– Нет, конечно! О фотографе. Он раза три ко мне приходил со своими картинками. Все грозил, что вывесит их на центральных дверях Третьяковки. Каков наглец! Но я ему не поддался. Знаете, в моей жизни мало чего стоящего есть, но работа – это святое. Я не боялся, что он осуществит свою угрозу, никто ему такого не позволит, но сам факт, что этот недочеловек осмелился даже подумать о том, чтобы осквернить храм искусства! Такого я стерпеть не мог.
– Согласен с вами полностью, – поддакнул Якубенко, желая подогреть откровенность реставратора.
– Когда он пришел в третий раз, я ему так наподдал, что он кубарем летел с крыльца.
Вода в чайнике закипела, и Майков отвлекся от рассказа. Он налил кипяток сначала в заварной чайник, затем в чашку с растворимым кофе и, поставив его на место, присел и сделал первый глоток. С наслаждением втянув носом аромат кофе, он прикрыл глаза и блаженно улыбнулся.
– Обожаю этот запах. Жаль, нет возможности приобрести зерновой, от него аромат еще насыщеннее.
– Я как-то больше по чаю, – поддержал разговор Якубенко, хотя ему ужасно хотелось поскорее услышать продолжение рассказа.
– Через пару минут можно будет наливать, – открыв глаза, заявил Майков. – Чай у меня обычный, грузинский. Держу для гостей, сам же не употребляю.
– Вы не будете возражать, если мы вернемся к прерванному разговору? – вежливо осведомился Якубенко.
– Раз уж начали, почему не продолжить? На чем мы остановились?
– На том, как Манюхов кубарем летел с вашего крыльца, – напомнил Якубенко. – Когда это произошло?
– В прошлом году, – не задумываясь, ответил Майков. – Как раз в тот день, когда девушку нашли.
– Ту девушку, убитую?
– Ну да. Он пришел как всегда, как будто предыдущих отказов ему было мало. Принес свежие снимки. Более откровенные, если можно так сказать. Смотреть их не доставляло мне удовольствия, но пришлось. Раньше он угрожал тем, что отправит снимки администратору музея, но в этот раз сказал, что украсит ими двери Третьяковки. Я так разозлился, что не смог себя сдержать. Столкнул его с крыльца, разорвал снимки и бросил следом. Он поднялся и заковылял прочь. Я пригрозил, что, если он явится снова, натравлю на него милицию и плевать на то, что будет с моей репутацией. Поверьте, если бы он пришел снова, я так бы и поступил. Я считаю, что мужчина многое может стерпеть, но унижать духовные ценности целого народа? Нет, такого терпеть нельзя!