ионной лихорадкой заболели разночинцы. Аристократы, прижатые к ногтю после декабря 25-го, успокоенные рутиной службы, не имевшие более никаких соблазнов посадить на трон кого-то кроме Николая Павловича, безропотно служили, мечтая теперь только о чинах, наградах и любовных утехах. А вот разночинцы… Безусловно, Третье отделение уже не справлялось с объемами политического сыска, поскольку никто не отменял и всех остальных ее забот. Политический сыск был как раз не самым главным делом жандармов – казнокрадство, махинации с государственными подрядами, мздоимство – вот чем с утра до поздней ночи занимались «голубые мундиры». Как тут держать под контролем еще и многочисленные молодежные группки, подпитываемые революционными идеями как домашнего приготовления, так и заносимые из-за рубежа? Идея, которая осенила Дубельта, была простой. Если ты не можешь следить за сотнями кружков, просто сам направь их энергию туда, куда нужно тебе, а не им. И очень хорошо, что они пока разрозненны и не связаны между собой. Если бы вольнодумцы из послевоенных политических обществ не начали сноситься друг с другом и образовывать то, что Дубельт назвал «сетью», по аналогии с паучьими сетями, которыми заговорщики пытались опутать всю армию, никакого восстания 25-го года не случилось бы. Вот и сейчас следовало не допустить сплетения новой паучьей сети, а вернее, было необходимо изготовить собственную сеть и поймать в нее всех революционных мух разом! И дальше уже просто дергать за веревочки, поставив революционную энергию на службу… кому? государю императору? Но будет ли тот доволен тем, что жандармерия заигрывает с бунтовщиками? Николай Павлович был человеком прямым и коварства не уважал.
Тогда пришла еще одна отличная идея – пускай этой новой «сетью» руководит не он, а… например, британский посол. Британцы с удовольствием будут получать от некоего недовольного жалованьем канцеляриста сведения о новых революционных кружках. Таким образом мы убьем двух зайцев – будем скармливать британцам информацию из как бы независимых источников. И одновременно смотреть, что англичане будут с ней делать. Пусть у них будет полная уверенность, что они ведут тут свою агентурную игру и обладают большими возможностями.
Так возникла новая революционная организация «Дети декабря». Ее единственным руководителем был сам Леонтий Васильевич Дубельт. Письма «Детей декабря» рассылались в совершенной тайне всем выявленным кружкам. В них предлагалась секретная дружба во имя высоких идеалов. В них предупреждалось об опасности – совершенно реальной, уж это Дубельт вполне мог обеспечить. В них были просьбы – легко выполнимые. Но главное – они были очень тщательно составлены. Так что скоро все, даже не посвященные в игру жандармы, были уверены в существовании общества «Дети декабря». Дубельт лично раз в месяц разносил в пух и прах подчиненных, которые сбились с ног, пытаясь найти заговорщиков. Но до сих пор никто из ищеек не догадался просто заглянуть в запертый второй ящик стола самого Леонтия Васильевича. Именно там он хранил ответную корреспонденцию от членов тайных обществ разночинцев, на основе которой кропотливо составлял списки революционеров – они сами наивно рассказывали, как с ними связаться. Часть этих бумаг Дубельт и переправлял со Спайком британскому послу. Это было чертовски рискованно, потому как, узнай император, что секретные сведения англичанам уходят не от какого-то писаришки, а от самого управляющего Третьим отделением, простой отставкой тут не обойдешься. Расчет был только на то, что император не мог и помыслить, что верный Леонтий Васильевич ведет такую странную игру.
Дубельт выбрал перо из серебряного стакана и макнул его в чернильницу. Он писал быстро, по давно составленному в уме плану:
«Здравствуй, Федор! Свершился справедливый суд – пусть не наш, но Судьбы. Один из мучителей твоего отца, Бенкендорф, сдох. Но дышит еще тот, кто отдавал ему приказы. Вся наша несчастная родина скована цепями, концы которых император держит в своих окровавленных руках. Увы, пока не дотянуться нам до изверга и мучителя! И все же сегодня мы раскроем тебе страшную тайну! Есть способ лишить трона это чудовище! Разыщи в Москве баронессу Агату Карловну де Вейль и вырви у нее бумаги некоего «Нептунова общества». Сделай это во имя памяти твоего невинно умученного отца. Отомсти за то, что, будучи рожден для света и радости, влачишь нищенское существование. Как только эти бумаги окажутся в твоих руках, передай их Прохору Кирилловичу…»
Дубельт быстро написал адрес одного из своих личных агентов в Москве, а потом закончил письмо так:
«Товарищ, верь, взойдет она, звезда пленительного счастья! И на обломках самовластья напишут наши имена! Твои Дети декабря».
Он пробежал глазами написанное и посыпал лист тонким молотым песком. Подождав, пока излишки чернил впитаются, Леонтий Васильевич стряхнул песок в корзину, сложив, сунул письмо в специально подготовленный конверт – старый, слегка помятый. Потом позвонил коротко в колокольчик и передал запечатанный простым свечным воском конверт своему секретарю Горничу, дав ему инструкции. Когда Горнич ушел, Дубельт откинулся на спинку стула и стал в задумчивости покусывать свои усы. Слишком много народу было в курсе истории «Нептунова общества». Необходимо было брать ситуацию в свои руки крепко, как только возможно.
Обитель
– Лиза! – крикнул доктор. Он протянул руку и ощупал пальцами камень прямо перед своим лицом. Неужели неосторожное движение стало причиной гибели девушки?
Он прислушался. Слабый шорох.
– Лиза, вы целы?
Тишина.
Галер схватил с коварной плиты свой мешок и быстро обежал каменную глыбу – она была странно искривлена. Девушка оказалась по другую сторону – она застыла словно соляной столп, бледнее мрамора, это было заметно даже под слоем пыли.
– Лиза!
Она не отвечала – взгляд несчастной упирался в шершавую поверхность камня.
– Черт! Теперь кататония! – пробормотал голос. – Эта девчонка просто справочник по нервным болезням!
– Вижу!
Но тут Луиза моргнула.
– Это хвост Скорпиона, – прошептала она, – огромное жало. Если бы мы просто подошли к статуе…
– Дверь! – хрипло проговорил доктор. – Смотрите, там в стене, справа, как вы и говорили. Статуя ни при чем!
Снова послышался подземный рокот. Глыба-жало начала медленно подниматься вверх. И вместе с ней кусок стены, который прежде плотно прикрывал проход, также пополз, закрывая отверстие в стене.
– Быстрее! – скомандовал Галер. Не церемонясь, он схватил Луизу за руку и втолкнул ее в коридор, на противоположном конце которого появилась прямоугольная щель – механизм открывал дверь в следующий зал.
4Зал Весов
Обитель
– Начало темнеть, – сказал доктор, вглядываясь в сумрак следующего зала. – Кстати, я и сам могу определить этот знак зодиака. Весы.
Луиза кивнула.
– Все просто. – Галер посторонился, и девушка выглянула вперед, тяжело опершись на его плечо.
– Вам плохо? Вы устали? – спросил Галер. – Впрочем, вы ничего не ели и только выпили немного воды.
– Это каменные весы, – произнесла Луиза, – да?
– Да. И никаких статуй. Весы, на чашах которых что-то лежит. Отсюда не видно. А за ними – дверь. Странно, что она ничем не прикрыта от глаз. Послушайте, на сегодня хватит. Сейчас мы поедим и ляжем спать. А утром продолжим с новыми силами.
Девушка беспокойно взглянула на него.
– Заночевать здесь? Что вы! Давайте лучше пойдем вперед, будем светить лампой! Я боюсь тут ночевать!
– У нас нет лампы, – ответил доктор. – Я… – он запнулся, – я буду охранять вас. Но сначала – поесть.
Подавая пример, он сел и развязал свой мешок. Порывшись в нем, достал флягу с водой и обернутый в бумагу кусок плотного творога.
– Сухари, кажется, у вас.
Луиза села рядом и раскрыла свою полотняную сумку.
– Вот.
Они молча ели, прислонившись спинами к стене коридора. Потом Галер аккуратно завернул остатки творога и сухарей, отполз чуть в сторону и лег, положив мешок под голову. Луиза сидела, глядя в противоположную стену.
– Не хотите спать? – спросил Галер.
– Нет.
– Надо.
– Нет.
– Почему?
Луиза резко повернула к нему лицо с широко раскрытыми глазами – как сова.
– Статуи, – прошептала она.
– Что «статуи»?
Луиза поджала ноги и села на пятки.
– Они не придут сюда?
Галер приподнялся на локте.
– Статуи не могут ходить.
– Слышите?
Она замолчала. Галер вслушался. Действительно, можно было уловить какой-то шум, едва слышный.
– Это река под нами. Давайте лучше поговорим о чем-то другом.
– О чем?
– О вас. Вы помните свою мать и отца?
– Нет. Не помню. Отец погиб в Наваринском сражении, когда мне было всего два года. Мать через год умерла от горячки. Тетка привезла меня в Москву, к баронессе. Сбыла с рук.
– Разве это плохо? Все же родная бабка…
Луиза вздохнула и немного расслабилась.
– Бабка ненавидела мою мать и не скрывала этого. Она считала, что именно матушка была причиной гибели моего отца. Хотя они даже не были знакомы – мать и бабка.
Галер помолчал, а потом спросил снова:
– Вы помните, как в вашем доме собирались члены «Нептунова общества»?
Луиза повернула к нему голову.
– Смутно, я была совсем дитя. Подъезжали кареты. Оттуда выходили старики. Они собирались в библиотеке, а потом садились за стол. Через час или два приходили лакеи и забирали эти живые мощи по домам. А потом и эти встречи прекратились. На последнюю в наш дом приехал всего один старик. Я стояла на галерее, пряталась там за колонной, и видела… Доктор?
Доктор Галер лежал с закрытыми глазами.
Она боязливо оглянулась, потом быстро подползла к доктору и прижалась к нему.
Вскоре девушка затихла и начала дышать ровно. Только тогда Федор Никитич открыл глаза.
– Это статуи? – спросил голос. – Они правда двигаются?
Мелкая дрожь началась с рук. Он тихонько отполз – подальше от спящей Луизы, чтобы она не почувствовала. Надо было спешить.