Кучер хмыкнул.
– Сдается мне, Иван Андреевич в обход меня посылал Архарову собственные донесения, – произнесла задумчиво девушка, кладя пистолет на стол. – Нет! Такого быть не может! Курьер от Москвы до Петербурга скачет три дня. А Архарову, чтобы приехать из столицы, нужно минимум дня четыре. Не сходится. Мы в Москве меньше недели – не мог Крылов успеть что-то раскопать, предупредить Архарова. Нет, не то. Это значит, что Архаров все время был в Москве, выехав сразу после переговоров с Матушкой. И отсюда руководил Крыловым. Переиграли нас, Афоня! Не понимаю как, но переиграли! Вопрос только в том, знает ли императрица? Если это ее комбинация, значит…
Афанасий смотрел на Агату широко раскрытыми глазами. Он не был знатоком интриг – его дело было придушить, запугать, спрятать концы в воду.
– Значит, – продолжала быстро думать Агата. – Матушка схитрила. Основной сыщик – вовсе не Крылов, а Архаров. Ни во что не ввязывается, сидит себе в центре паутины, получает донесения. В Москву небось приехал якобы к женщине – все знают о таких его наездах к любовницам, да! Крылова послали для отвода глаз, чтобы шпионов приставляли только к нему, а не к Архарову, это понятно. А меня – просто для того, чтобы подчеркнуть важность Крылова.
– Мудрено, – пробормотал Афанасий.
– А что это означает? – тихо спросила Агата саму себя. – Это означает, что дело куда как серьезнее, чем пропадающие деньги.
Она посмотрела исподлобья на кучера.
– Не распрягал еще?
– Нет.
– Иди к бричке, жди. Сейчас приду.
– Куда поедем?
– Куда-куда! На Кудыкину гору!
Лефортово
Хотя барский дом и ремонтировали, вблизи было заметно, какой он старый. Даже второй надстроенный этаж да башенка по центру здания уже успели посереть и покрыться пятнами. И все равно дом выглядел живописно – он стоял на холме, окруженный осенними желтыми деревьями, а ворота в высоком с пиками заборе хоть и заржавели, но вполне сочетались с листвой в это время года. Федор остановился так, чтобы его было видно из окон второго этажа, установил мольберт, прикрепил к нему лист плотной бумаги и достал карандаши, чтобы делать наброски. Поначалу он работал медленно, более изучая дом баронессы де Вейль. Потом увлекся и пропустил момент, когда между колонн портика показалась девушка в темно-синем простом платье. Она стояла там и смотрела в его сторону. Юноша заметил ее и поклонился. Девушка не ответила – она стояла, чуть прикрытая одной из колонн, как будто раздумывая, подойти или нет. Потом из дверей вышла дородная женщина. Сначала Федя заподозрил, что это сама баронесса, но быстро понял свою ошибку – по тому, что женщина накинула на плечи девушки большую шаль. Вероятно, это была прислужница.
Юноша сел на ящик с красками, достал калач и начал есть. Смотрел он в сторону, чтобы не спугнуть девушку на крыльце. Скоро послышались шаги. Подошла тетка-прислуга с ковшиком воды.
– Это тебе молодая барыня прислали, – сказала тетка, – интересуется, что ты тут делаешь?
– А что же сама не подошла? – спросил Федя. – Чай, не кусаюсь.
– Вот еще! – бросила баба. – Сам на нашу землю заявился, стоит тут, малюет чего-то! Скажи спасибо, что не гоним.
– Спасибо.
Федя посмотрел в сторону дома – девушка все еще стояла там. Он снова поклонился, взял ковш и напился холодной чистой воды. Баба тем временем обошла мольберт и взглянула на рисунок.
– А ничего! – сказала она. – Похоже.
Юноша вернул ей пустой ковш.
– Пойди передай своей барыне, что я благодарен ей за разрешение рисовать и за воду. Я остановился тут неподалеку, у Марфы Ипполитовны, и буду приходить сюда еще несколько дней, пока не закончу картину.
Баба пожала плечами, приняла ковш и пошла обратно. Федя видел, как они переговорили с девушкой и баба вошла в дом. Девушка постояла еще немного, как будто в нерешительности, но потом тряхнула головой и направилась к Федору. Вблизи она оказалась красивой, но очень бледной.
– Послушайте, – начала девушка без приветствия, – не хочу, чтобы вы обманулись. Я не могу разрешить вам приходить сюда каждое утро, потому что дом принадлежит не мне, а моей бабке, баронессе Агате Карловне де Вейль. Ее сейчас нет.
– Я спрошу, когда она вернется, – предложил Федя.
– Она… она не вернется скоро. Бабка уехала в Петербург.
– Значит, пока ее нет, хозяйка вы, – предположил юноша.
Девушка замялась.
– Не уверена… – сказала она наконец. – Я… я не знаю, что делать, посторонние тут почти не бывают.
– Тогда давайте познакомимся, – вежливо предложил молодой человек. – Федор Александрович Скопин, слушатель Художественных курсов.
Он не был уверен, что в Москве существуют какие-нибудь Художественные курсы, но думал, что если девушка живет вдали от города и нечасто там бывает, то она не раскроет его обмана. Так и произошло.
– Я не знаю Скопиных, – сказала она, – впрочем, я почти никого не знаю…
– Мы из Петербурга, – перебил ее Федор, – я приехал сюда… погостить у дяди. У двоюродного дяди. Это наш дальний родственник, вы его тоже наверняка не знаете.
– Может быть… – рассеянно ответила девушка.
– А ваше имя?
Девушка испуганно взглянула на него и сделала шаг, как будто захотела уйти, но потом сдержалась, расслабилась и ответила:
– Луиза Дмитриевна. Де Вейль.
– Ваш папа француз?
– Мой дед. Он бежал от Бонапарта, вступил в армию и погиб под Аустерлицем. Фамилия от него.
– А! А ваши родители?
Лицо Луизы потемнело, руки вцепились в подол платья. Федя понял, что задал неправильный вопрос. Нельзя было вот так ломиться с самого начала. Поначалу, когда Прохор Кириллыч предложил втереться в доверие старухи-баронессы через ее внучку, Федя внутренне отверг эту идею – она показалась ему слишком низкой. Но потом, уже устроившись у Марфы Ипполитовны и поговорив с ней про обитателей старого дома, рассудил, что особо выбирать ему не приходится. Да и кто он такой, чтобы выбирать? Далекие и неведомые братья прислали ему способ помочь в общем деле и отомстить за сломанную судьбу отца… не только отца, но и его самого. Он должен выполнить задание… Нет, не так! Он сам хотел выполнить задание, потому что оно давало хоть какой-то смысл в его жизни! Ну и что, рассуждал Федя, что здесь такого? Ведь не убивать он пришел, не лишать ценного имущества – просто узнает, где старуха держит документы, забрать их и передать Прохору. И ждать дальнейших распоряжений. Первые письма, полученные от «Детей декабря», Федя показал отцу, но тот отнесся к посланиям скептически, сказав, мол, не стоит играть в заговоры там, где предают даже друзья. Нет, он не отобрал письма, не потребовал сжечь. Он равнодушно вернул их Федору с такой усталой усмешкой, что мальчик назавтра сам потихоньку бросил их в огонь.
Но с того времени многое переменилось.
– Простите меня, – сказал Федор быстро, – простите, если я затронул те темы, которые…
– Они тоже умерли, – глухо ответила девушка.
– Не хотите ли взглянуть? – Юноша быстро открепил лист бумаги и вручил его Луизе. – Это пока только набросок, позже я начну работать красками. Вам… нравится?
– Да, – ответила девушка, – красиво. Слишком красиво.
– Слишком красиво? – удивился Федя. – Почему слишком?
Луиза оторвалась от рисунка и огляделась.
– Сейчас слишком красиво, – ответила она. – Если бы я умела рисовать, я бы выбрала закат… Кровавый закат.
– Но тогда рисунок получится мрачным, – возразил Федя.
Она кивнула.
– Хорошо, – сказал юноша, – я приду сегодня на закате и посмотрю сам. И завтра, если вы вернетесь сюда утром, мы обсудим.
Девушка снова кивнула, посмотрела на него искоса и пошла вверх по склону к дому.
Обитель
Они сидели друг напротив друга, но смотрели в разные стороны.
– Луиза, – начал доктор.
– Нет! – оборвала девушка.
Снова повисло неловкое молчание.
Наконец Луиза посмотрела прямо на Федора Никитича.
– Не надо придумывать! – зло сказала она. – Я отдавалась не вам, а другому. Понятно?
Доктор кивнул. Похоже, они оба представляли себе кого-то другого. И Галер с ужасом вспоминал, что в момент наибольшего напряжения он представил лицо своей сестры! Никогда прежде Галер не испытывал к сестре никаких чувств, кроме братской любви и заботы!
Он почувствовал приступ неожиданной тошноты и отвращения к самому себе. Как! Может быть, тут сыграло свою роковую роль сходство имен. И тайное желание иметь рядом не эту безумную девку, а любимое существо – сестру Лизу? Или это просто отговорка, а на самом деле Галер снова столкнулся с чудовищем, сидящим в глубине его сердца?
Доктор встал и подошел к выходу в зал Льва.
– Послушайте, Луиза, – сказал он наконец, – это было неправильно…
– Да идите вы к черту! – расхохоталась она. – Вы тут при чем? Неправильно! Откуда вы знаете? Почему все всегда мной командуют? То бабка, то теперь вы! Надоело! Я сама знаю, что и когда позволять себе! Себе! Захочу – позволю! Захочу – нет! Слышите?
– Я слышу, – ответил Галер.
– Очень хорошо!
Она встала и прошла мимо него в зал, прямо к статуе льва.
– Осторожнее! – невольно воскликнул Галер.
Луиза только криво ухмыльнулась. Положила руку на морду льва.
– Ну что, дружок, – сказала она, обращаясь к статуе, – пропустишь меня?
Галер встал у нее за спиной и осматривал скульптуру Геракла, протянувшего руку.
Останкино
На обратном пути от Марфы Федя совершенно выбился из сил, но все-таки не успел – когда он, задыхаясь, подбежал к стенам Обители, артель каторжников уже входила внутрь здания. От отчаяния парень даже расплакался, опершись спиной о ствол дерева, с которого недавно вел наблюдение. Потом, не вытирая слез, медленно побрел не разбирая дороги. Он шел сквозь дикий заросший лес, перебираясь через поваленные ели, путаясь в кустах дикой малины. Наконец силы совсем оставили его, и юноша сел на заросший мхом пень. Вокруг стояла тишина – во влажном стылом воздухе не было слышно криков и пения птиц. Лишь стволы деревьев иногда поскрипывали от бродивших в них соков. Федя огляделся, пытаясь понять, где он находится, но горькая совесть тут же укорила его – о чем он беспокоится, если Лиза там, в Обители, а по ее следу пустили свору каторжников? Как ей помочь? Как спасти? Уже и задание найти документы, и письмо от «Детей декабря» казались ему пустой глупой игрой, недостойной никакого внимания, ведь главным стала эта удивительная девушка. Его первая настоящая любовь.