потолке, и уже собирался сесть, устало привалившись спиной к стене, как вдруг подумал – что, если разбойники придут похоронить сюда подстреленного полицией товарища? Нет, кладбище было не лучшим местом, чтобы прятаться. Он тяжело вздохнул и собрался снова зажечь фонарь, чтобы поискать место более укромное, как вдруг сквозь гул центрального колеса прорвался сильный треск.
Выстрел из ружья!
Останкино. 1794 г
– Только ты, барыня, не серчай, старик мой совсем глухой стал. Кричи ему громче, – сказала бабка, принимая полтинник. – Сейчас я его выведу к тебе. Уж прости, что внутрь не зову – не прибрано у меня.
Агата плотнее запахнула воротник. Лицо ее стало жестким и унылым, волосы больше не были убраны в кокетливую прическу – она стянула их на затылке простым узлом. Бабка, бормоча что-то под нос, скрылась в сенях и долго не появлялась. Девушка даже хотела пойти за ней внутрь избы, но послышалось шарканье ног, и бурчание старухи снова стало приближаться. Наконец она вывела своего мужа наружу и посадила на грязный серый табурет.
– Вот он, мой Ляксеич, спрашивай, о чем хотела. Только кричи погромче.
– Здравствуй, дедушка, – нервно сказала Агата. – Ответь мне на вопросы.
Дед ошарашенно посмотрел на гостью, а потом всем телом повернулся к жене. Та ткнула в сторону Агаты коротким пальцем и крикнула:
– Ляксеич! Барыня тебя спрашивает.
– Чего? – старик приложил ладонь к уху.
Агата Карловна чуть не выругалась. Едва ли она добьется от этого чурбана хоть какой-то информации. Она наклонилась ниже – прямо к самой стариковой голове – и прокричала:
– Ты, дедуль, правда охранял Чертов дом?!
– А! – просипел старичина. – Правда! Было. Но давно уж!
– А кто внутри был, знаешь?
– Нет! Говорили, Каин там сидит. А тот ли Каин, что Авеля убил, или какой другой – нет, не говорили!
«Каин! Значит, Обитель действительно служила тюрьмой какому-то важному узнику! Дело пошло на лад», – подумала Агата.
– А ты его видел, дедушка?
– Кого?
– Каина этого?
Старик посмотрел на Агату Карловну как на сумасшедшую.
– Как – видел? Ты что! Это ж секретный узник!
Агата решила задать самый главный вопрос.
– А к нему кто-нибудь ходил, дедуль?
Старик замолчал.
– Да не помнит он, – сказала старуха. – Это ж когда было-то? Его ж еще молоденьким тогда в охрану взяли…
– Помолчи! – зло сказала Агата. – Не мешай, мамаша.
– Сам не видел, – признался старик. – А вот капитан мой… запамятовал… Бобровский! Что-то такое рассказывал…
– Что рассказывал? – нетерпеливо прокричала Агата Карловна.
– А перед тем как нас распустили… Потому как узник преставился…
– Это в каком году?
Дед с недоумением посмотрел на нее.
– Откель мне помнить-то? Я и своих годов сосчитать не могу. Тока…
– Что «тока»? – спросила Агата, все более отчаиваясь.
– Точно, что за год до того Ванька-Каин Москву пожег, стало быть… И из столицы Матушка Елизавета Ушакова прислала. Мы тогда об этом говорили много на карауле.
– Так, – пробормотала про себя Агата. – Это кое-что.
Потом она громко крикнула прямо в ухо старика:
– Так что капитан твой говорил?
– Капитан? А… – дедок подумал немного. – Вот, говорит, хотя одна радость у человека была. Девка к нему ходила.
– Девка? – поразилась Агата.
– Девка! Это запрещено было, но… че-то как-то вот бегала к нему.
– А что за девка?
Старик снова посмотрел на нее удивленно, а потом обратился к своей старухе:
– Че за барыня-то? Совсем без ума? Откель мне знать? Я же ту девку не видел! До меня это еще было.
Агата едва сдержалась, чтобы не выругаться. Впрочем, старик и так сказал важную вещь. Значит, к узнику ходила девушка. Понятно зачем – человеческая природа! Только как найти эту «девку».
– И понесла от него, – добавил старик. – Так капитан говорил… как его…
– Бобровский, что ли? – подсказала старуха.
– Бобровский! – кивнул дед. – Обрюхатил он ее. Вот, говорил, капитан то есть, до чего стойкое семя человеческое! Уж и не молод был этот Каин-то! И света белого почти не видел, а все туда же! Обрюхатил, говорит, девку эту – она к нему и перестала хаживать.
– Да врал твой капитан! – проворчала бабка. – Небось он сам девку и обрюхатил, а на невинного человека свалил.
– Чаво? – спросил старик.
– А девка из каких была? – громко крикнула Агата деду. – Из благородных или крепостная?
Тот снова недоуменно посмотрел на жену.
– Чего за барыня такая? – спросил он. – Чего она меня пытает? Разве я знать могу – я же не видел!
– Не видел он, – старуха будто перевела Агате с незнакомого языка слова своего мужа. – До него это было.
– Вот дура-то, – громко сказал старик. – Совсем без ума твоя барыня.
Агата Карловна захотела ударить старого козла, но вместо этого бросила ему под ноги еще один полтинник, развернулась и быстро пошла к пролетке, ожидавшей ее у калитки.
Лефортово
– Только позже я осознала всю важность полученной информации, – сказала черная баронесса. – Когда узнала, кто же именно был узником Обители! Ты сам понимаешь, Федор Никитович?
Доктор Галер сидел, сцепив кончики пальцев, не отрываясь от единственного глаза своей собеседницы, горевшего алым пламенем.
– Да… – наконец сказал он, с трудом перебарывая свой страх. – Получается, что царевича Алексея в узилище посещала какая-то женщина, которая понесла от него ребенка.
– Не просто ребенка, – поправила Агата Карловна. – А дитя царской крови.
– А может, к Алексею Петровичу водили гулящую, – прошептал доктор, опуская глаза, чтобы не видеть, как крючковатый нос нависает над губой баронессы и тихонько шевелится, раздваивается на два тонких хоботка. – Она понесла, а потом вытравила плод. Они так часто делают.
Старуха промолчала.
– Все это странно, – сказал Галер в сторону. – Когда Крылов диктовал мне свою повесть, я поначалу считал, что узник Обители – это тот ребенок, который родился у Ефросиньи от царевича. Ведь судьба его осталась совершенно неизвестной. Когда Алексей Петрович сбежал от отца в Цесарскую империю, Ефросинья уже была на сносях. И родила уже в Петербурге, сразу после ареста царевича…
Баронесса де Вейль перебила его:
– Вы забываете, доктор, что к тому моменту только Крылов знал, кто именно был узником Обители. Я тоже не исключала, что в Чертовом доме содержался ребенок царевича Алексея Петровича и Ефросиньи. Ведь все считали, что царевич уже умер, был замучен Толстым по приказу собственного отца. И когда я вернулась в Петербург, то первым делом попыталась выяснить судьбу этого ребенка… Но вмешалась императрица.
Санкт-Петербург, 1794 г.
Матушка императрица сидела в Зимнем саду в кресле, укутанная пледом, и читала французский роман. Заметив Агату, она отослала дремавшую неподалеку фрейлину и пригласила девушку сесть на банкетку рядом. Журчал невидимый фонтан. Было жарко, и Агата тут же вспотела от насыщенного влагой воздуха.
– Ты что-то исхудала, прелесть моя, – сказала императрица, загибая страницу и закрывая томик. – Да и немудрено! Слыхала я про твои приключения от Николая Петровича Архарова.
Агата молча села.
– А Крылов-то какой прохвост оказался! – продолжила царица. – Даром что толстяк, но пролез-таки сквозь игольное ушко, все разведал! И от тебя сбежал. А? Каков?
– Простите, Матушка, – с плохо скрываемой злобой произнесла девушка. – Недоглядела.
– Ничего, свет мой, главное, теперь мне известна тайна этой Обители. И то сказать – я не поверила. Знаешь ли, кто обитал в том доме?
– Нет.
Матушка покачала головой.
– Плохая ты шпионка, оказывается…
Агата Карловна поджала губки.
– Ну, если честно, государыня, я думаю, там был ребенок от царевича Алексея Петровича и Ефросиньи, которого объявили умершим.
Она решила пока придержать при себе информацию, полученную от старика. Не выкладывать все карты на стол.
– На основании чего ты так решила? – спросила императрица. – Или ты сама проникла в эту Обитель?
– Нет, Матушка, не проникла.
– Почему? – Старая царица теперь смотрела тяжело, не как покровительница, а как строгий начальник. – Разве я не приказывала тебе следить за Крыловым?
Девушка склонила голову так низко, как могла. Ничего, пусть поругает, это еще не самое страшное. Главное – у нее есть чем ответить Матушке. Только надо сделать все правильно – не показать испуг, не лепетать. Не обесценивать важное известие. Правда, оно будет важным только в том случае, если догадка ее про сына царевича верна. Но если в Обители содержался кто-то другой… Тогда грош цена ее новостям! Надо было сразу бежать к Архарову и выведывать, что такое рассказал толстяк Крылов по возвращении в Петербург! Любой ценой!
Императрица постучала ногтями по томику на коленях и вздохнула.
– Ну, что мне прикажешь теперь с тобой делать?
Агата искоса взглянула на Матушку. Теперь тон снова изменился. Похоже, гроза прошла. А может быть, императрице самой не терпелось поделиться услышанным от Архарова. Пожалуй, можно было теперь и рискнуть.
– Неужели я ошиблась, Матушка? – спросила она как можно более наивно. – Значит, то, что я узнала дополнительно, теперь никакой ценности не представляет?
– А что ты узнала? – насторожилась Екатерина.
Агата махнула рукой.
– Да, ерунда. Если там был не сын царевича Алексея Петровича…
– Там был сам! Сам Алексей Петрович! – выпалила императрица. – Вот в чем дело!
Только тут Агата вспомнила, как старик говорил, что «Каин» был немолод, но семя имел крепкое. Ее сердце забилось так часто, что девушке пришлось ухватиться руками за банкетку.
– Что? – спросила Екатерина. – Пробрало? Петр Алексеич сына, оказывается, не казнил вовсе. А запрятал под Москвой в тайной тюрьме. Совсем как…
Тут она осеклась, вероятно поняв, что чуть было не помянула Иоанна Антоновича, который был убит почти полвека назад при попытке Мировича освободить узника, доставшегося Екатерине от Елизаветы. И хотя Агата уже и так знала эту историю, она тоже не подала вида, что поняла намек