– Это верная информация? – спросила Агата. – Крылов привел доказательства Николаю Петровичу?
– Там сохранилась могила царевича. Теперь рассказывай ты.
Агата сосредоточенно посмотрела на императрицу. Пожалуй, не время выкладывать последние козыри. Если связать то, что сказала Матушка, с тем, что она узнала от полусумасшедшего старика… значит, может существовать прямой ребенок царской крови. И пусть прошло много времени, но кровь Петра Алексеевича – не водица. Эта тайна стоит намного больше, чем простое одобрительное хмыканье от старухи-императрицы. Возможно, ее с удовольствием купят либо партия Павла, либо сторонники Александра. Но не сейчас, конечно, а потом, когда придет время драки за престол…
– При Обители, Матушка, ранее состояла охрана. И были смотрители – брат и сестра Эльгины.
– Про этих – знаю.
– Охраны больше нет. Эльгины мертвы. О существовании Обители знаешь ты, Архаров, Крылов и я. Шпион Безбородко, некий Крюгер, – мертв. Шпион Зубовых, Гришка, – мертв. Афанасий – мертв.
Екатерина тяжело вздохнула. Предательство Афанасия ранило ее в самое сердце.
– Но, – продолжила Агата, – об Обители знает также Полина Жемчугова, а также теперь и актер Сандунов.
– Что именно они знают? – перебила ее Екатерина.
– Они знают, что мы ею интересовались. И я не уверена, что завтра половина Москвы не будет судачить об этом. Жемчугова, возможно, уже рассказала о встрече с Крыловым Шереметеву. А уж что кому сболтнул Сандунов – это мне и вовсе не известно.
– Так-так, – помрачнела Екатерина. – И что?
Агата заметила, что ее мысль очень встревожила императрицу.
– Я хочу предложить, Матушка, вот что. Если мы не сможем все сохранить в тайне, то стоит оградить Обитель от посещения всяких досужих зевак.
– Снова поставить ее под охрану, – кивнула Екатерина. – Неглупо. Но это – полумера, моя дорогая. Охрана еще больше привлечет внимание. Мы сохраним тайну совсем по-другому. О ней должно узнать еще больше народу.
Лефортово
Старуха медленно сжала и разжала кривые пальцы. Доктора передернуло. Раньше он не замечал, какие у нее толстые и острые ногти. И не похожие на старческие – скорее на птичьи когти.
– Ты слушаешь меня или спишь? – как бы издалека донесся ее каркающий голос.
– Д…да, – ответил Галер тихо, не отрывая взгляда от когтей баронессы.
– Матушка придумала все весьма оригинально. Она возродила «Нептуново общество». Как масонскую ложу для высшей аристократии страны. И стала во главе. Я тоже удостоилась чести стать ее членом – раз уж была посвящена с самого начала. А потом… когда кое-что произошло… я сама напросилась в Смотрители. Я думала, что мне будет позволено посещать Обитель. Я хотела сама разгадать ее загадки и найти бумаги, которые наверняка хранятся там… Но новой охране был отдан приказ никого не пропускать внутрь без императорского указа. Возможно, мне удалось бы переубедить императрицу – позволить войти в лабиринт. Однако она умерла. А ее преемник Павел, победивший партию Александра, сначала был занят совсем другим, а потом, став Капитаном «Нептунова общества», решил ничего не менять. Да и я уже не имела при дворе покровителей. Архаров кратко вознесся при новом правительстве, завел дружбу с камергером Кутайсовым, фаворитом Павла. Однако не прошло и года, как его карьера рухнула. Якобы из-за воровства брата, бывшего генерал-губернатором Москвы. Все, что я получила от «Общества», – этот дом и должность Смотрителя. Да небольшое денежное содержание.
Плечи баронессы заострились и поднялись высоко над седой головой – как будто она нахохлилась, перед тем как распахнуть крылья.
– Как же попасть внутрь, если охране велено никого не пропускать? – спросил Галер, стараясь вдвинуться как можно глубже в кресло – подальше от этой огромной черной птицы.
Она указала когтем на камин.
– Там на полке лежит длинный синий футляр. Подай мне его.
Доктор с трудом распрямил колени, встал, хватаясь за поручень кресла, и попятился к камину, не спуская взгляда с чудовищной горгульи.
– Что? – каркнула та. – Что ты пялишься? Скорее принеси футляр.
Галер бросился к камину, лихорадочно осмотрел полку и увидел только требуемый футляр. Схватил его и сунул в лапы Агате Карловне.
– Вот!
Старуха хищно улыбнулась и вдруг оглушительно каркнула в сторону:
– Луиза! Теперь входи ты!
Галер инстинктивно сделал шаг назад.
– Луиза! Луиза!
Большая дверь со скрипом отворилась. Но в том углу было темно, и поэтому разглядеть сразу, кто вошел, у доктора не получилось. Наконец на свет вышла девушка в простом синем платье.
– Это моя внучка, – сказала баронесса.
– Внучка? – удивился доктор Галер. Девушка казалась совсем не похожей на то существо, которое сидело теперь в кресле, зажав в когтях длинный синий футляр.
Девушка сделала короткий безразличный книксен, даже не посмотрев в сторону Федора Никитича.
Агата Карловна некоторое время безуспешно пыталась открыть футляр. Тогда девушка молча подошла к стене, сняла висевший там один из трех перекрещенных в виде шестиконечной звезды стилетов, отобрала у старухи футляр и легко вскрыла его.
– Спасибо, – холодно поблагодарила баронесса и вынула свернутую в трубочку бумагу. – Вот. Это письмо от императора Александра Первого, разрешающего баронессе де Вейль войти в Обитель для розыска бумаг.
Ветер вдруг сильно ударил в окна, стук дождя усилился.
Старуха кинула письмо на столик.
– Одному из наших удалось получить это разрешение от государя за неделю до его отъезда в Таганрог. И я не уверена, что Александр уже хорошо понимал, что именно он подписал. Но все равно – слишком поздно! Я стара. Мне не пройти лабиринт. Просто не хватит сил. Впрочем, я знала это уже давно. Поэтому завтра вы поедете в Обитель вместе с моей внучкой. Луиза!
Девушка осталась стоять неподвижно.
– Луиза!
– Да, бабушка, – ответила она ровно.
– Я приказала подготовить вам сумку и мешок с провизией и водой. Там немного. Я думаю, за пару дней управитесь.
Она повернулась к доктору. Единственный зрак старухи, казалось, кружился как омут, притягивая к себе грозно и неумолимо.
– Ты найдешь все бумаги и привезешь мне сюда. Тогда получишь деньги, которые я обещала.
Галер с трудом кивнул.
– Теперь идите спать. Утром вас разбудят.
Старуха указала когтем на дверь.
Обитель. Машинный зал
Ротмистр Голиков, а с ним девять оставшихся охранников, по короткой тропе быстро дошли до спуска к речному проходу. Где обнаружили, что решетка открыта.
– Успели сбежать, – зло выдохнул один из стражников.
– Погодь, Шелепа. – Ротмистр поднял с земли сапожный молоток, повертел его в руке, потом посмотрел на сбитый замок. – Снаружи били, не изнутри. Причем не так давно.
– Сообщники? – спросил Шелепа – коренастый мужик из нижегородцев, еще в юности завербованный в охрану прежним командиром.
Голиков пожал плечами.
– Запаливайте лампы.
Раньше рядом со входом был механизм, который заправляли маслом – вливали два ведра. Долго ждали, пока масло дотечет по трубам до светильников машинного зала, а потом было достаточно одного удара кремня о кресало, чтобы подземелье осветилось ровным, пусть и неярким, светом, который горел ровно три часа – достаточно, чтобы обойти все машины, осмотреть и исправить поломки – так было написано в старинных рукописных журналах, доставшихся Голикову. Правда, уже с давних пор эту систему освещения не использовали, а сейчас и вовсе не было времени проверять – работает она или нет.
– Идем кучно, не разбредаться, фонарями светим в разные стороны. Пули зря не тратить. Ясно?
Каждого из охранников ротмистр водил сюда. Но никогда не устраивалось никаких учений – в рукописных журналах на этот счет не было указаний. Да и в голову Голикову не могло прийти, что случится вот этакое – придется ловить каторжан, сбежавших через дырку в полу! До сего дня единственная тревога по охране объявлялась тридцать два года назад, когда Бонапарт вошел в Москву. Тогдашний командир приказал своим людям собрать домашние припасы и сел в осаду. Но обошлось – французы так и не рискнули сунуться за Камер-Коллежский вал. И вот теперь нежданно-негаданно…
Остро захотелось спать, ротмистр с трудом подавил зевок и осмотрел тревожные лица своих людей. Вздохнул:
– Пошли, мужики.
9Зал Тельца
Лефортово
Они приехали в сумерках и остановили телегу неподалеку от хутора. Барский дом высился на холме – тихий, ни одно окошко не горело. Прохор Кириллыч нюхнул табаку, потом влез на телегу и долго осматривался. На хуторе, где остановился малец из Петербурга, верно, все уже спали, как и в барском доме.
Наконец он повернулся к племянникам.
– Лукашка, остаешься при лошади, – обратился он к меньшому, – телегу разверни и будь готов, если что. Коль будет надо убегать, чтобы без промедления.
Потом слез с телеги и развернул холстинный сверток. В нем оказались кистень со свинцовой гирькой и кривой турецкий кинжал, купленный три года назад у инвалида.
– На! – Он отдал кинжал второму племяннику, Савлу. – На всякий.
– Я с тобой, дядя Прохор? – спросил тощий паренек с прыщавым лицом.
– У двери посторожишь. Если надо будет – позову. Пошли.
Не дожидаясь ответа, он двинулся в сторону холма. Одно дело – посылать племянников с разными поручениями. Другое – звать на предприятие, которое может окончиться кровью. Конечно, Прохор вовсе не собирался никого убивать – он был не по этой части. Он вообще бы не приезжал сюда, чтобы ограбить старую баронессу, если бы не вчерашняя игра! И так ведь все хорошо поначалу шло! И жертву он себе приискал самую что ни на есть сладкую – молодого купчика, приехавшего из Астрахани с рыбным обозом. Купчик этот товар продал, денежки у него в кармане грызлись, требовали – потрать, сыграй! И с девками он приехал уже пьяненький, расхристанный. Так что клюнул на обычную историю Прохора Кириллыча, карточки кидал небрежно, с презреньицем. Мол, научим сейчас тебя, дубина стоеросовая, как жить. Ну и ободрал его под конец Прохор Кириллыч как липку. Встал, мол, квасу выпить – и был таков. Дома принял немного на грудь, посмеиваясь над астраханским дурачком. Потом, когда уже спать готовил