Галер кивнул.
– Мы не знаем. Но он – знает. Ведь он играл на скрипке. И хвалился, что был отменным скрипачом.
– Кто?
– Крылов.
– Кто?
– А!
Доктор устало махнул рукой. Предыдущий зал он прошел без помощи мертвого баснописца, в последний момент разглядев отметину от пальца Луизы, где она нажала на изображение острова Крит. Что это был за остров и почему именно он был нужен, чтобы пройти зал Тельца, Галер не знал, да и не хотел знать. Главное, что сработало – острые рога, уже упиравшиеся ему в грудь, вдруг остановились, потом статуя быка отъехала назад и освободила проход. Однако теперь Крылов оказался необходим – только он мог понять, что за мелодия скрыта в этих нотах на плитах. Галер даже не задал себе простой вопрос: если Крылов – плод его собственного воображения, то как он мог знать то, что не знает человек, его воображающий? Он уже убедился, что мертвый старик каким-то образом обладал знаниями, недоступными самому Галеру. С этим фактом доктор просто смирился. Он вынул из кармана пузырек с отваром – осталось совсем ничего. Но смущало не это. Хватит ли у него времени и сил, чтобы не перейти черту? Или он уже перешел ее, а значит, еще один маленький глоток ничего не решит?
Луиза, все так же лежа на полу, отрешенно наблюдала за тем, как доктор вытаскивает пробку и осторожно вливает в иссохший рот черно-зеленую жидкость.
– Что это? – спросила она, невольно облизнувшись.
– Лекарство.
– Можно мне?
Он с сомнением посмотрел на девушку, но потом решительно замотал головой.
– Тебе оно не поможет, а скорее повредит.
– Хочу пить.
– Это не вода.
– Все равно дайте!
Доктор сел на пол и закрыл глаза.
– Помолчи, – сказал он. – Я буду ждать, когда он вернется.
– Кто?
– Молчи. Ты его и не увидишь.
Прошло несколько минут. Лицо доктора осунулось. Он как будто прислушивался к самому себе. Вдруг веки Галера дрогнули, и он метнул взгляд направо – в стену.
Там стоял старик Крылов со скрипкой, прижатой к толстому подбородку, – она буквально утопала в жирной складке. Иван Андреевич взмахнул кустистыми бровями и театрально поднял смычок.
– Итак, споем?
– Я не знаю, что петь, – ответил доктор и покосился на Луизу, смотревшую на него завороженно. Она действительно не видела мертвого старика, не слышала его слов. И была, конечно, сильно напугана происходящим.
– Да и к черту песню, – продолжил Галер. – Укажите мне ноты, по которым нужно пройти, чтобы открылась дверь в следующий зал.
– Ах! – удивился Крылов. – Я теперь должен прислуживать тебе? Как джинн из бутылки? Три желания для моего господина? Не правда ли?
Галер угрюмо промолчал. Тем временем Крылов оглядел барельефы, покрывавшие стены, – доктор, войдя в зал, совершенно не обратил на них внимания.
– А! – промурлыкал баснописец. – Узнаю вас, крошки Фрикс и Гель! Какая грустная аналогия с нынешним моментом! Павшая Гель и Фрикс, уносимый бараном Крисом прямиком в Тавриду! Но… тогда получается, что я – тот самый баран! Ведь именно с моей помощью ты собираешься продолжить путь, не так ли?
Галер повернулся к Луизе.
– Кто такие Гель, Фрикс и баран Крис? Я бы спросил у старика, но он, похоже, не в настроении сейчас.
– Какого старика? – спросила девушка.
– Неважно.
– Гель и Фрикс – дети богини облаков Нефелы. Это зал Овна. Дверь – за барельефом золотого руна.
Галер посмотрел на противоположный конец зала.
– Нефела спасла своих детей, посадив их на летающего барана Криса с золотой шерстью. По дороге Гель упала в пролив. А Крис долетел до Тавриды, – тихо говорила девушка, будто засыпая. Она действительно чувствовала, что еще немного и заснет – легкое, едва заметное головокружение убаюкивало, как будто она плыла в водах Геллеспонта, пролива упавшей Геллы.
Крылов вдруг посмотрел на девушку с нежностью, притронулся смычком к скрипке и начала играть тихую медленную мелодию – колыбельную. Потом, не прекращая играть, спросил у доктора:
– Мой милый мальчик Фрикс, сын облачно-прекрасной Нефелы, скажи мне, твоему барану-спасителю, честно, твои мозги еще способны соображать? Или уже превратились в радужную кашицу?
– Я не знаю, – пробормотал Галер. – Если этот вопрос задаешь мне ты, то скорее второе, чем первое.
– Хорошо. – Крылов прекратил играть и указал смычком на барельеф золотого руна: – Что же случилось с бараном, раз его шкура висит вон там?
Доктор просто пожал плечами.
– Когда ты спасся, мой Фрикс, ты принес своего благодетеля в жертву. Попросту зарезал. А золотое руно Криса повесил на дерево. Но дойти до него ты не можешь – ведь руно теперь стережет змей Латон. Один неверный шаг, и клыки Латона пронзят тебя, как они пронзили эту бедняжку.
– Ноты! – поморщился доктор. – Не отвлекайся. Что это за ноты.
Луиза, услышавшая вопрос, меланхолично ответила:
– Аргонавт Ясон усыпил змея, который стерег руно, сыграв на флейте.
– Но! – Крылов поднял смычок. – Что же он сыграл?
Галер наморщил лоб.
– Нет! – сказал он решительно. – Обитель строил Ганнибал. Вряд ли он знал, какую именно мелодию играл этот ваш Ясон.
– Именно! – гаркнул Крылов. – А Ганнибал был большой шутник! И арап. Ну-ка!
Он вдруг пошел по плитам, внимательно разглядывая их и время от времени беря на скрипке разные звуки. А потом расхохотался, тряся объемным животом.
– Что смешного? – рассердился Галер.
Крылов вытер истлевшей манжетой слезы, выступившие на глазах.
– Ну и шутка! – сказал он наконец. – Достойная!
И заиграл. Но это была совсем не греческая мелодия – а что-то очень знакомое, русское, что Галер слышал в детстве. И наконец пришли слова:
«Где ж ты был, мой черный баран?
Где ж ты был, мой черный баран?
На мельнице, на мельнице, милостивый пан…»
Это была песенка, которую Галер слышал от своей бабки. Баран пошел на мельницу молоть муку, а его за это били палками. Отчего баран заплакал.
– Черный баран! – воскликнул Крылов. – Бедный черный баран, которому досталось палок! И зачем я тебе помогаю?
– Может, потому, что ты жив, пока я живу?
Крылов поморщился.
– Уверяю тебя, Фрикс, даже если ты тысячу раз умрешь, я все равно останусь в памяти других. Ну да ладно. Все равно это наш последний разговор. И моя последняя помощь тебе.
– Почему?
– Потому что в конце этой истории Фрикс приносит барана Криса в жертву. В благодарность за помощь.
– Я никакой не Фрикс! – возразил Галер. – И у меня еще осталась настойка.
– Она тебе больше не нужна, – заявил Крылов. – Хватай девчонку и иди за мной.
Галер с сомнением посмотрел на девушку. Стоило ли брать с собой эту сумасшедшую, не проще ли оставить ее здесь? Ведь она и так, почитай, уже мертва. А тащить ее через последние залы…
– Не возьмешь – не проведу к выходу, – строго заявил Крылов.
Тяжело вздохнув, Галер закинул руку Луизы себе на плечо, с огромным трудом встал. Тогда Иван Андреевич снова взялся за скрипку, заиграл «Черного барана» и двинулся странным маршрутом, переходя с одной плиты на другую – точно по нотам. И такой странной процессией они двинулись к противоположной стене. Когда же Галер ступил на последнюю плиту, барельеф золотого руна с рокотом отъехал в сторону, открывая проход в следующий зал. Доктор втащил девушку внутрь и опустил ее на пол.
А Крылов остался в зале Овна. Опустив смычок, он внимательно посмотрел на Галера.
– Вот и все. Больше мы не увидимся.
– Почему?
– Есть два объяснения, – сказал Крылов. – Либо ты все-таки вернул себе рассудок. И видения покинули тебя. Либо наоборот – безвозвратно перешел такую черту, за которую даже мне нет хода.
Дверь зала Овна начала с рокотом закрываться. И доктор и Крылов молчали. Просто смотрели друг на друга. Наконец каменная перегородка окончательно встала на место. Галер услышал шорох за своей спиной. Обернувшись, он увидел, как Луиза ползет в сторону следующего зала.
– Ты куда? – спросил он. – Снова хочешь сбежать? Нет уж! Старик ушел. Помогать мне он больше не будет.
Луиза лихорадочно двигалась, пытаясь встать на четвереньки. Панический ужас охватил ее. И не только потому, что разговаривающий с невидимым стариком доктор оказался полным безумцем. Но его безумие было заразительно – все то время, пока он тащил ее на себе к барельефу золотого руна, она слышала, как кто-то играет на скрипке дикую однообразную мелодию. Единственным ее желанием теперь было как можно дальше оказаться от этого безумия.
Галер в два шага нагнал девушку, которая уже выбралась в новый зал, и схватил ее за волосы.
– Стоять! Ты никуда без меня не пойдешь! – зло крикнул он. – Поняла? Или научить тебя по-другому?
Он поднял кулак, чтобы как следует врезать ей по голове, но в этот момент мир качнулся – да так, что доктор полетел на пол, не выпуская волос девушки. А потом что-то грохнуло. И воздух вдруг наполнился пылью и каменной крошкой.
Лефортово
Дубельт стоял посреди просторной прихожей, заложив руки за спину и глядя на герб рода Эльгиных. Рукопись книги Крылова лежала на подоконнике, уже прочитанная. Конечно, ее еще предстоит анализировать, но сейчас предстояло проверить некоторые смутные догадки. Вернее, предчувствия.
Сагтынский встречал во дворе команду жандармов из Москвы, распоряжаясь обустройством временной штаб-квартиры в особняке.
Дубельт оглянулся по сторонам и приметил в углу табуретку, крытую старой линялой салфеткой. Он взял табуретку, поставил ее прямо под гербом, взобрался и при своем невеликом росте все-таки сумел дотянуться до него. Герб послушно сдвинулся на гвозде, открыв отверстие в стене.
– Любопытно, – пробормотал себе под нос Леонтий Васильевич, – тайник на виду у всех. – Он сунул руку внутрь, поискал и вытащил сложенный вчетверо листок. Спрыгнув с табуретки, Дубельт подошел к окну и развернул лист. – Дьявол!
На листке хорошо теперь знакомым ему почерком Ивана Андреевича Крылова было написано: