Отец Смолиной сперва не поверил в версию следствия. Но прежде, чем он попытался проявить инициативу подключить к расследованию знакомых детективов или частное сыскное агентство, ему позвонили из МВД. Некий сотрудник министерства, занимающий не очень серьезную должность, попросил о личной встрече. Гость был сама предупредительность и показал Смолину давнишний протокол задержания его дочери. После чего намекнул, что в его силах не выносить истинные причины смерти за рамки расследования. Банкир думал не очень долго и согласился не ворошить данное дело. Тем более, что до него доходили слухи о поведении его дочери во время учебы.
Так что сообщение о том, что Ирина была наркоманкой со стажем, упало на уже подготовленную почву. Кое-кому из журналистского сообщества информация о наркотиках тоже была аккуратно доведена до сведения. Так что шума не было. Ну а новость о смерти Якушева держалась пару дней, после чего сошла на нет. Новых данных не было, а муссировать версии, основанные лишь на предположениях, никому особо не хотелось. Да и не был Якушев полностью своим в журналистском сообществе. Ведь он официально не работал ни в одном издании и считался этаким волком-одиночкой. Многие журналисты числились в его приятелях, но близко он ни с кем не сходился. За исключением Смолиной. Так что про него довольно быстро забыли. Мало ли журналистов в последнее время гибнет в России? Одним больше, одним меньше…
Опять же, большинство руководителей питерских изданий прямо заявили своим сотрудникам, что журналистское расследование смерти Якушева не входит в планы публикаций. Подобное затишье устраивало обе заинтересованные стороны.
А между тем события в силовых структурах Петербурга развивались стремительно. Шевригину, путем некоторых прозрачных намеков, сделанных пресс-службой управления, удалось еще в первые дни после покушения на Якушева, когда тема была востребована, бросить тень на Пятлина. В частности, информация о том, что к «убийству» журналиста могут быть причастны некие руководящие сотрудники ГУВД Питера и области прошла даже на паре центральных каналов. Это заставило покровителей Пятлина занервничать.
А потом в дело вступила тяжелая артиллерия в лице Печегина. Генерал правильно просчитал, что той команде в Кремле, к которой он относился, не понравится возможное усиление конкурентов теми, кто поддерживал Савицкого и Пятлина. Но по ряду причин воздействовать на них напрямую они не могли. Зато из Питера убрали Климовича. Он сперва был отозван в Москву, а потом ушел на повышение начальником управления одной из областей в Центральной России. Никто не сомневался, что данное назначение является вариантом почетной ссылки. Все-таки покровители Клима не решились совсем уж исключить его из своих раскладов. А потому сумели добиться компромисса.
Да и с самим Пятлиным дело обстояло не так радужно. Москвичи сражались за него довольно яростно. Как понял Печегин, у них не было другой кандидатуры, которая могла бы занять место Савицкого. Их противники на открытую конфронтацию не решились, но сумели закрыть Пятлину дорогу к креслу начальника ГУ МВД СЗФО. Впрочем, Пятлин довольно быстро успокоился. Как выяснил Печегин, ему пообещали в скором времени другое кресло: начальника ГУВД по Питеру и области. Но данное назначение должно было состояться через несколько месяцев. Вторая группировка в Кремле против этого не возражала. Проще говоря, Печегину дали время окончательно разобраться с Пятлиным, задействуя лишь собственные ресурсы.
Но дело осложнялось тем, что Летягин, к которому Шевригин обратился напрямую, напрочь отказался говорить о какой бы то ни было записи. Сделал вид, что ничего об этом не знает. А через несколько дней вообще укатил в Германию, где у него была неплохая недвижимость и где он проводил довольно много времени. Однако одна фраза, которую Белка бросил во время разговора, позволила Шевригину сделать предположение, что не все потеряно.
– Если я что-то обещал, то всегда выполняю, – заявил он. – Вам я ничего не обещал…
Так что Шевригин надеялся, что, после того как Якушев «оживет», можно будет вернуться к данному вопросу. Только вот оживать журналисту было рановато. На данный момент о том, что Якушев жив, знал очень ограниченный круг лиц, включая родителей Сергея. Но здесь утечки Шевригин опасался меньше всего, так как доступно объяснил им, что их сын продолжает оставаться в опасности. И его жизнь напрямую зависит от их молчания. А вот по поводу сотрудников «наружки» и кое-кого из собственных подчиненных Шевригин был не столь уверен. Не говоря уж о врачах. Впрочем, чтобы что-то узнать, надо задавать вопросы. А полковник очень надеялся, что эти самые вопросы никто задавать не будет. Но то что знают трое, знает и свинья. Так что информация вполне могла просочиться. И не стоит говорить, что, если где-то протечет и Пятлин заподозрит, что Якушев жив, он приложит все усилия, чтобы найти журналиста. Но тут полковник надеялся на своего шефа и не прогадал.
Операция прошла успешно: пуля, попавшая в лицо, раздробила скулу и нижнюю челюсть, и врачам пришлось заново лепить лицо Сергея. Впрочем, впоследствии необходимо было провести еще несколько операций у пластического хирурга. Еще одна пуля попала в бедро, третья, попавшая в живот, была самой опасной. Но в данном случае оперативность сотрудников ФСБ, быстро доставивших журналиста в больницу, фактически спасла жизнь Сергею. Помощь была оказана вовремя, и самого страшного не случилось. Якушева со всеми предосторожностями перевезли в Приозерский район, в загородный дом некоего бизнесмена, кое-чем обязанного Шевригину. Коммерсант был помешан на единении с природой, а потому его дом стоял вдалеке от другого жилья, в довольно глухом месте. Но и это убежище нельзя было считать абсолютно безопасным. Требовалось перевезти раненого куда подальше.
С кем именно договаривался Печегин, Шевригин так и не узнал. Понял лишь, что с кем-то из ГРУ (Главное разведывательное управление Минобороны). Шевригин сперва удивился: почему не к выходцам из Первого главного управления КГБ (СВР) (СВР – Служба внешней разведки)? Но, немного подумав, понял, что БМП поступил абсолютно верно. Ведь в Первом управлении могли оказаться знакомцы и у Климовича. А вот в военной разведке вряд ли.
Якушева, а вместе с ним и Лебедева, перевезли через границу. Роман уехал по чужому паспорту, а как перевозили Сергея, Шевригин только догадывался. В Финляндии Якушев какое-то время пролежал в частной медклинике, где его не только долечили, но и поправили лицо. Для самого Сергея, когда он наконец окончательно пришел в себя, все происшедшее стало настоящим шоком. И в этот момент присутствие Романа Лебедева оказалось отнюдь не лишним.
В первый раз Сергей очнулся еще в ВМА, через два дня после операции. Он только и успел осознать, что все еще жив, и опять погрузился в беспамятство. Скорее всего, его пичкали успокоительными, потому у него из памяти абсолютно исчезли дней десять. Якушев помнил, что изредка он приходил в себя, но где он в это время находился и кто был рядом, абсолютно не осознавал. А потому, когда Сергей более-менее оклемался, стал нормально воспринимать действительность и узнал, что находится в Финляндии, он оторопел. И пребывал в этом состоянии до тех пор, пока не приехал Роман.
– Это кто же сподобился меня сюда привезти? – несколько ворчливо, но Лебедев уловил, что с изрядной долей облегчения, спросил он у Романа.
– Догадайся с трех раз, – усмехнулся Роман. – Я должен многое тебе рассказать, но прошу тебя сперва выслушать, а потом уже возмущаться и задавать вопросы.
Якушев слушал, не перебивая, историю своей смерти. Лишь один раз, когда Роман сказал, что за урной с прахом приезжал отец, непроизвольно дернулся. Но Лебедев поспешил успокоить друга, заявив, что родители в курсе его спасения. Когда Роман иссяк, Сергей некоторое время молчал, переваривая услышанное.
– А что у меня с лицом? – наконец спросил он. – Почему оно все забинтовано и сильно чешется?
– Пуля попала в щеку, – пояснил Роман. – Тебе сделали две операции на лице. – Он немного помялся. – В общем, ты теперь вряд ли будешь выглядеть так, как прежде.
– И когда я смогу себя увидеть?
– Врач говорит, что дня через два можно снимать швы. Но отсюда мы заберем тебя завтра же.
– Кто это «мы»?
– Ты их не знаешь, они из соседней конторы. Ну и еще врач и медсестра. Откуда они, я не знаю, но шеф сказал, им можно доверять.
– Кстати, а что с Ириной? Это ведь она меня в то кафе позвала. Видимо, ее телефон прослушивался.
– А вот здесь все серьезней. Смолину нашли мертвой в тот же день, когда ранили тебя. Официальная версия – передозировка кокаина и остановка сердца.
– Чушь! – воскликнул Сергей. – Я наркоманов различать умею, за все время, что мы встречались, я ни разу не видел ее «вмазанной»! Можешь мне поверить, я такие дела на раз секу.
– Да верю я тебе, – поморщился Роман. – Я же говорю, официальная версия. Но мы кое-что проверили и выяснили, что вечером, перед смертью, она встречалась с Пятаком. Он, конечно, обставился по полной, но вот Ира особо не таилась. Так что мы вычислили, что к тому ресторанчику, куда приезжала Смолина, незадолго до этого подъезжала служебная машина Пятлина. Он же, кроме своего «мерса», никакие машины не признает. И хотя подъехал с другой стороны и зашел с черного хода, его машину кое-кто заметил. Так что накануне вечером твоя Ирина, скорее всего, встречалась именно с ним. А на следующий день через несколько минут после звонка тебе, когда она назначила тебе встречу на «Ваське», Смолиной звонили с некоего телефона из ГУВД. Кто именно ей звонил, нам выяснить не удалось. Но буквально через минуту она села в машину и поехала на Красную Гвардию. Где позже ее и обнаружили уже мертвой. Она и не думала с тобой встречаться. Но, видимо, ей очень надо было, чтобы ты там оказался. Извини, но говорю как есть.
На этот раз Сергей молчал довольно долго. На душе было скверно. Журналист признавался себе, что он не любил Ирину, но готов был влюбиться. Он вспомнил тот вечер в книжном магазине, когда отдавал ей ключи. Она тогда спросила: «Это предложение жить вместе?» А он ответил уклончиво, потому что после первого брака предпочитал отношения необременительные и свободные. Но, когда ехал в Пушкин, невольно задумался о вопросе Ирины. И понял, что отнюдь не против такого оборота. А потому сейчас было очень скверно думать, что он ошибся и чуть не связал жизнь с той, которая так легко предала его.