– Вы ошибаетесь! – закричала девушка, хватаясь за шкаф с папками. – Вы ошибаетесь, Владимир Алексеевич! Я вам показала на настоящего убийцу! Вот он! Скорей! Скорей хватайте его!
И она снова указала на Дурова-старшего. От неожиданности тот отпрянул на шаг.
– Он зарядил пушку тройным зарядом и настоящей бомбой! Он хотел взорвать директорскую ложу! – продолжала обличать Лиза. Кепи слетело с ее головы и волосы беспорядочно рассыпались по плечам.
«Она была бы очаровательным мальчиком», – вдруг подумал я.
– Хватайте его! Скорей, пока он не сбежал.
Я решил, что хватит слушать эти отчаянные обвинения, взял ножик для разрезания бумаг и постучал по графину с водой.
– Браво! – захлопал Анатолий Дуров. – Лизок, ты рождена для сцены, а не для манежа.
Его старший брат все еще не мог прийти в себя от изумления. Он поднял повыше мешок, который держал в руке, и спросил, обращаясь ко мне:
– Что это?
– Как это что? – удивился я. – Разве вы не узнаете, Владимир Леонидович? Это тренировочный заряд для вашей пушки. Давеча вы сами показывали мне его.
Саламонский, не отрываясь, глядел на девушку.
– Лиза, – еле слышным голосом сказал он, – Лиза…
– Ну-ну-ну! – послышался голос госпожи Шварц.
– Откуда это взялось на манеже? – спросил Дуров-старший, протягивая мне мешок.
– Альберт Иванович! – Лиза вдруг разрыдалась. – Альберт! Что ты сидишь? Помоги мне! Спаси меня!
Архипов начал медленно расстегивать пиджак – причем начиная с нижней пуговицы, чтобы легче было выхватить револьвер.
Левка Американец вдруг начал тихо кудахтать, переводя глаза с одного на другого. Он забавлялся происходящим.
Я громко прокашлялся, стараясь привлечь к себе общее внимание, но не сильно преуспел в этом.
Только один Ванька стоял совершенно неподвижно и совершенно молчаливо. Да еще Дуров-младший, не произнеся больше ни слова, закурил папиросу.
Честно говоря, я представлял себе этот момент совершенно иначе. Я полагал, что собравшиеся будут просто молча слушать, как я излагаю им ход своих мыслей, а потом Лиза тихонько заплачет от раскаяния, Левка начнет ругаться и попытается сбежать, а остальные… ну ладно, пусть они не восхитятся мной в открытую. Но хотя бы скажут мне спасибо!
Вместо этого Левка откровенно хохотал, Лиза голосила, обращаясь к Альберту, Альберт бледнел все больше и больше, Дуров-старший протягивал мне свой дурацкий мешок, Дуров-младший курил, а Захар Борисович собирался стрелять в Альберта, если тому вдруг вздумается разыгрывать из себя Ланселота.
Отчаянное положение требовало отчаянных мер.
Я взял тяжелое пресс-папье и с размаху грохнул им по столу.
Только тогда наступила тишина.
– Э-э-э-э… – сказал я. – Вот что… М-да-а-а… Кх-м. Э-э-э-э…
– Хорошо, – неожиданно спокойно встрял Дуров-младший. – Если «Э», то это многое объясняет. Владимир Алексеевич, не могли бы вы теперь рассказать и детали этого «Э»?
– Собственно, это я и собирался сделать.
И начал рассказывать.
– До определенного момента я действительно терялся в догадках, не понимая, кто же был преступником. Я уже не говорю про мотив самих преступлений, который мне непонятен до сих пор. Но надеюсь, у нас теперь есть кого спросить и об этом, – я повернулся к Левке. Тот криво ухмыльнулся и промолчал.
– Ничего, дойдем и до этого. Итак, я блуждал в потемках вплоть до того момента, когда перед рождественским представлением на плакате не появился нарисованный череп. Как вы помните, двое «рабочих» несли большой лист фанеры. Один из них оступился, фанера перегородила плакат, а потом на нем появился торопливо нарисованный череп. В тот день, Лиза, вы сказали мне, что пришли уже после этого происшествия. Так?
Девушка пожала плечами. Она подняла с паркета кепи, повертела его в руках и швырнула обратно.
– Вы дурак, Владимир Алексеевич, – сказала она и вытерла слезы с щек. – Вы сделали все неправильно.
– Посмотрим, – ответил я. – Так вот, вы сказали, что пришли позже. Но после нашего разговора в гримерной я справился у гардеробщика. И он сказал, что вы появились именно в момент той заварушки на ступенях. Тогда я впервые заподозрил, что вы меня обманываете. Ведь вы могли идти вслед за рабочими и, воспользовавшись заминкой, быстро, под прикрытием листа фанеры нарисовать череп и проскользнуть в дверь цирка. Не так ли?
– Зачем? Ведь я сама стала жертвой!
– Ну? – тихо пророкотал Саламонский, – Объяснитесь, Гиляровский!
Я вытащил из кармана обломок лезвия.
– Это я нашел на манеже. Точно под упавшим канатом. Оказавшись внизу, вы накрыли его своим телом и постарались закопать в опилки. Потому что сами и перерезали петлю, за которую держались. Нет, Лиза, вы не были жертвой. Вы лишь изображали жертву, чтобы отвести от себя подозрения.
Лина охнула из своего угла.
– Браво! – сказал Архипов. – Сокрытие улики преступления.
– Именно! – повернулся я к нему.
– Нет-нет, Владимир Алексеевич, я говорю, что это вы сокрыли улику преступления от следствия.
– Пожалуйста, – я протянул обломок лезвия сыщику, но тот покачал головой.
– Бессмысленно. На нем уже нет отпечатков пальцев мадемуазель Макаровой. Оставьте себе на память.
Я снова положил лезвие в карман.
– Как пожелаете.
– Ты, дядя, и вправду дурак, – вдруг подал голос Левка, – что ты доказал-то?
Я взглянул на Архипова.
– Да уж, – удрученно подтвердил тот, – пока что все ваши доводы легко разобьет даже самый плохенький адвокат.
Лиза тоже хотела что-то сказать, но вдруг осунулась – вероятно, первый запал прошел, и она догадывалась, к чему я веду.
– Итак, перейдем к главному, – объявил я. – Мадам, – я повернулся к госпоже директору, – помните, вы по моей просьбе собрали всех новичков в манеже? Среди них был и этот человек, – я указал на Левку.
Лина Шварц кивнула.
– Я внимательно следил за ним, пока вы рассказывали о вреде курения. И заметил, что он время от времени поглядывал на директорскую ложу. Уже в тот момент мне в голову пришла мысль – а не туда ли будет нанесен удар? Позднее я присутствовал на вашей репетиции, Владимир Леонидович, – повернулся я уже к Дурову-старшему, – и потому так расспрашивал вас о пушке, величине заряда и прочем. Я поначалу предполагал, что убийца, – я кивнул в сторону Лизы, – каким-то образом увеличит заряд в вашей пушке и подложит вместо лент что-то посущественней. Но потом отверг это предположение – слишком сложным оно мне показалось. Однако мысль о том, что целью теперь являются именно те, кто во время представления находится в директорской ложе, не давала мне покоя. Поэтому вчера ночью мы с вашим братом Анатолием Леонидовичем вернулись в цирк и устроили засаду.
– И я не жалею, что не уехал вчера утром, – сказал Дуров-младший. – Это было по-настоящему увлекательно.
– Точно так! – кивнул я. – Около трех часов после полуночи мы имели удовольствие наблюдать, как госпожа Макарова, совершенно без каких-либо признаков хромоты, продемонстрировала нам чудеса ловкости. Почти в полной темноте она забралась по канату под купол цирка, потом, раскачавшись, уцепилась за стропила ровно над директорской ложей и прикрепила туда некий предмет. Затем спустилась по стропилам до технического балкона, проделала там какие-то манипуляции и была такова.
– Что за предмет? – спросил Архипов быстро.
Я повернулся к Дурову-младшему и кивнул.
– Бомба, – ответил тот просто. – Бомба.
– Бомба? – ахнул Саламонский.
– Ничего себе! – воскликнул Дуров-старший.
– Да, Володя, бомба была подвешена на стропила. От нее шел тонкий шнур к техническому балкону.
– Зачем? – спросила Лина.
– Очень просто, – ответил я. – Расчет был такой – как только свинья выстрелит из пушки, госпожа Макарова обрежет шнур. Бомба упадет в ложу и взорвется. А всем будет казаться, что это – результат выстрела.
– Это бомба с ударным взрывателем? – спросил Архипов. – Что вы с ней сделали?
– Аккуратно отцепили шнур от поручня балкона и спустили вниз. Правда, пришлось сбегать за веревкой – длины шнура не хватало, – ответил Анатолий Дуров.
– Ради бога! – воскликнул сыщик. – Вы могли сами взорваться?
– Ну… – сказал я. – Господа бандиты сильно не старались. Сделали взрыватель из патронного капсюля. Он не такой чувствительный, как пружинные.
– Нормально, – ответил лениво Левка. – Хоть я к этому и не имею никакого отношения, но тут скажу – такого капсюля достаточно. Взорвалось бы – мало не покажется!
– Потом мы взяли вот этот самый мешок, – Анатолий указал на узел в руке брата, – прицепили его к тросику и подняли вверх.
– Теперь я был абсолютно спокоен, – продолжил я. – Бомба была обезврежена. Оставалось только снова устроить засаду – теперь уже во время представления, и взять преступника с поличным. Об этом я попросил Анатолия Леонидовича. А потом присовокупил к нему и Захара Борисовича. Конечно, меня смутило то, что вы, Лиза, все время были на виду – даже тогда, когда, по моим представлениям, должны были уже уйти на балкон, чтобы перерезать тросик с бомбой. В какой-то момент я даже подумал, что все мои планы рухнули. И честно скажу, когда дама в зеленом платье указала на Владимира Леонидовича, я совсем растерялся. Но… Лиза, с близкого расстояния Левка, даже одетый в ваше платье, не обладает таким же изяществом фигуры. Распознать подмену было просто. Тут я понял, что в антракте вы отдали свое платье Левке, а сами, переодевшись, ушли на балкон. Все видели «даму в зеленом». Все думали, что это вы. А вы в этот момент готовились взорвать ложу. Тут-то вас и схватили. Да, господа?
– Именно так, – подтвердил Архипов, – госпожа Макарова была задержана нами в тот момент, когда перерезала трос, шедший от купола к поручню балкона.
Я подошел вплотную к Лизе. Она стояла, сгорбившись, опустив глаза.
– Но зачем, Лиза? – спросил я. – Кого вы хотели убить? Госпожу Шварц? Альберта Ивановича?
– Меня! – твердо сказал Саламонский. – Она хотела убить меня. Она хотела разбогатеть.