Шляпы были не иначе как из лакированной черной кожи, с круглыми тульями и такими же полями, сзади резко опущенными, а спереди завернутыми вверх. Плащи полуночной синевы смотрелись бы исключительно эффектно, заметил Сесил, если бы были нужной длины. Под плащами виднелись некогда белые негнущиеся от грязи брюки, из-под которых торчали еще более грязные голые ступни. Начальника выделяла пара заношенных белых теннисных туфель. В руках служители закона держали, как оказалось, кремневые ружья с серебристо-черной резьбой. У страшной восточно-европейской овчарки были злые глаза, и это чудовище, вне сомнения, выкормили человечиной.
— Дорогие мои, прямо хоть беги сию же минуту в свой номер за записной книжкой, если бы только духу хватило!
— Я согласна с Лео, — заговорила Хелен Родд. — Все это вовсе не смешно, а в высшей степени зловеще.
— Вы, конечно же, не думаете?.. — не договорила серая от ужаса мисс Трапп.
— Просто тюрьма у дворца его величества не вызывает у меня хороших ассоциаций.
— В каком же мы теперь юридическом положении? — спросил Лео Родд Кокрилла. — Мы подчиняемся испанскому или итальянскому законодательству? Или еще как-нибудь?
— Мы подчиняемся закону острова Сан-Хуан эль Пирата, — ответил инспектор. — Если преступление совершено здесь, значит, это дело острова.
— Но международное законодательство наверняка… То есть, наше правительство…
— Как раз по международному законодательству, — сказал Кокрилл, — если убийство произошло на их территории, то это их дело. Британское правительство, несомненно, сделает заявление о нашем подданстве, пошлет запрос и все прочее. Но Эксальтидер, или как еще называется этот наследный принц, Британское правительство в грош не ставит, как, пожалуй, и все другие. Так что я полностью с вами согласен: ничего смешного в нашем положении нет.
Чтобы немного «успокоить» окружающих, он добавил, что убийство здесь карается повешением, так же как и в их родной Англии. Только здесь в документах казнь пойдет под названием «Освобожден из заключения».
В центре комнаты Фернандо продолжал пламенную речь, неистово размахивая руками. То и дело он указывал на кого-либо из своих подопечных, представлял его, объяснял, защищал, даже обещал отступные.
— Нет, послушайте, — говорила между тем Лули Сесилу, — похоже, он отвел нам роль скота не совсем товарного вида на ярмарке. «Что? Двадцать пелире за ту тощую хромую клячу?» Ой — извините, мисс Трапп, я не вас имела в виду.
— Очень надеюсь, мисс Баркер, — ледяным тоном ответила та.
Инспектор Кокрилл тоже очень на это надеялся: Лули не станет обижать, во всяком случае такими, характеристиками.
— На меня, — заметил Сесил, — начальник полиции смотрит очень подозрительно. И что такое говорит ему Фернандо?
— Да, действительно. А теперь, инспектор, ваша очередь. На вас он смотрит совсем уж странно!
Инспектор Кокрилл не привык, чтобы на него смотрели странно. Он встал, погасил окурок и направился к Фернандо. За его спиной Сесил и Лувейн принялись разыгрывать комедию: сунув большие пальцы под мышки, согнув колени и выставив вперед одну ногу, они тихо пищали: «Ой-ой-ой, что сейчас будет?» Видимо, их это сильно развлекало. Остальным же было не до смеха.
Красноречие Фернандо иссякло, и сам он выдохся. Вытерев рукавом летнего костюма выступивший на лбу пот, он сказал подошедшему Кокриллу:
— Инспектор… я бьюсь. Бьюсь за свою группу, бьюсь за своих беспомощных подопечных. — Он устало обвел рукой стоявших в стороне туристов. — Они все мои, я их сопровождаю, я за них отвечаю.
— Оставьте в покое тех, кто ездил во дворец, — резко бросил Кокрилл. — Бейтесь за тех, кто был здесь. За нас.
Фернандо поднял и тотчас опустил руки, словно показывая полное отчаяние, или то, что у него нет больше сил.
— Инспектор, — продолжал гид, — я и бьюсь: бьюсь за мистера и миссис Родд. Говорю: у сеньора, у бедняги, нет руки, а сеньора красавица. Сеньор, — обратился он к начальнику полиции, — будьте милостивы, отпустите их. К тому же они богаты, разве они не отблагодарят вас? А молодая сеньорита знаменитая писательница, и она тоже красавица и богата. А тот бледный сеньор, похожий на леди, — у него, говорю, в Лондоне множество магазинов… Разве он не пришлет вам, как только вернется, прекрасные платья для вашей… Инесс, Изабеллиты, вашей Кармен, Пепиты — я все надеялся, что угадаю имя его жены, инспектор, понимаете? Но его испанский плоховат, и он решил, будто я говорю о дочерях бедного мистера Сесила… — Он устало пожал плечами. — В конце концов, все объяснил. У начальника самого много дочерей. Я ему сказал, что и мистер Сесил богат.
— А мисс Трапп богата? — спросил Кокрилл.
— Э-э… — Фернандо немного смутился. — Мисс Трапп? Понимаете, сеньор, с мисс Трапп вопрос тонкий. Начальник сочувствует мисс Трапп.
— Ну что ж, будем надеяться, что этот херенте посочувствует и мне, — сказал инспектор. — Не стоит полагать, что я тоже богат.
— Да-да, инспектор, вы же «агенте де полицио», вы ему как брат.
— Благодарю вас, — ответил Кокрилл, огляделся и осторожно спросил: — Тогда кто же?
Фернандо тоже огляделся и бодро улыбнулся:
— Еще остаются…
Но никого не осталось. Фернандо бился за своих «беспомощных» без особого ума, но прилагая все силы, и теперь был сам в роли беспомощного. И кто теперь станет биться за него? Начальник полиции кивнул своим людям, и двое выступили вперед с недвусмысленными намерениями.
— Инспектор, — неожиданно резко и в испуге сказал Фернандо, — он говорит, что я должен следовать за ними.
— За ними? Но почему именно вы?
—• В общем-то, — сделал вывод Фернандо, — больше некому.
— Пусть этот херенте подумает как следует.
— А зачем? — Испанец хорошо догадывался о ходе мыслей начальника полиции. — Если есть я?
— Скажите ему… — Инспектор Кокрилл быстро прокрутил в голове варианты. — Объясните* ему, что без вас некому будет переводить для него наши показания.
Фернандо перевел, потом передал ответ начальника:
— Он говорит, что управляющий гостиницы, эль диреторе, немного понимает по-английски.
— Скажите, что я не понимаю английского, на котором лопочет этот «дирритори». Если у меня не будет вас, ю я не смогу ему помочь в расследовании.
— Инспектор, — грустно продолжал Фернандо, — он отвечает, что ваша помощь ему не нужна.
— Вы объяснили ему, кто я? Скажите, что я инспектор полиции, скажите, что занимаю очень высокий и важный пост, выше, чем он…
Фернандо перевел и это, и неутешительный ответ:
— Инспектор, он говорит… он говорит, что вы слишком старый…
— Слишком старый, — повторил Кокрилл приговор себе.
— На Сан-Хуане полицейские такого уровня давно бы ушли на покой, инспектор, и очень богатыми. Здесь все полицейские любого ранга очень богаты. Контрабандисты обязаны давать им взятки, а на эти взятки полицейские могут купить себе еще больше лодок для занятия контрабандой. Сам эль херенте еще не ушел на покой, потому что у него очень много дочерей. К тому же, — честно добавил - Фернандо, — очевидно, что он намного, намного моложе вас, инспектор.
— То есть, вы хотите сказать, что он не верит, что я полицейский?
— В то, что вы полицейский, верит, но — кто такой полицейский? В то, что вы тоже эль херенте, да еще выше, чем сам эль херенте, — нет, — с сожалением объяснил Фернандо.
Инспектор Кокрилл решил, что пришло время заговорить самому, и заговорить по-испански. Он выступил вперед, посмотрел в глаза самодовольному начальнику полиции и, сильно ударяя себя в грудь, сказал громко и четко:
— Меня… Скотланда Ярд!
С лица начальника исчезло заносчивое выражение.
— Скоталанда Яр-рда? — переспросил он.
— Очень большой, — Кокрилл развел руки, как легендарный рыболов, показывающий размер пойманной рыбы, — очень большой… грандиозный. Грандиозо! Гранде!
В Скотленд-Ярде инспектор бывал не меньше полудюжины раз, обращаясь от имени полиции графства Кент за помощью. Начальник полиции вопросительно посмотрел на Фернандо.
— Си! Си! — отчаянно закивал тот. — Скоталанда Ярда!
Дальнейшее было подобно вспышке молнии. Начальник полиции повис на шее Кокрилла и стал обнимать, как родного брата, лобызая его морщинистые щеки. Сесил и Лули сунули в рот носовые платки, чтобы заглушить истерический смех. Но инспектор Кокрилл холодно высвободился из укутавших его складок плаща «коллеги». Он разделял мнение Лео Родда: все было бы забавно, как комическая опера, но бессмысленность происходящего заставляла его холодеть от страха. Убийство и подозрения в убийстве — это вовсе не шутка.
Фернандо считал точно так же, понуро стоя между двумя коренастыми стражами. Даже хихиканье в углу комнаты смолкло. Загорелые лица с черными бакенбардами, очень смахивающие на бандитские, недобро глядели из-под тени черных шляп: темно-синие плащи лежали таинственными складками, возле смуглых щек поблескивали золотые серьги, а серебряная резьба зловеще поблескивала на ружейной стали, голые немытые ноги в грязных, немнущихся, как дымоходы, брюках нетерпеливо шаркали — шаркали, желая как можно скорее увести отсюда заключенного, хоть какого-нибудь, виновного или нет, лишь бы вздернуть в какой-нибудь подходящий день на старую виселицу на торговой площади или сгноить, всеми забытого, в сырой бездонной темнице старой черной крепости на скалистом берегу. За что? Здесь так вопрос не ставят, и никаких вопросов не требуется, чтобы начальник арестовал свою жертву: никаких свидетельских показаний не выслушают и не запишут, никакого судебного дела не заведут, если только начальник полиции не сочтет разумным призвать своего друга мэра и уговорит провести публичные слушания незадолго до Пасхи — всегда бывает немного времени в эту пору: конечно, контрабандой не прекращают заниматься и во время Великого поста, но жители острова исключительно набожны и почти поголовно соблюдают все дни поста и воздержания, особенно в Страстную неделю…
— Переведите ему, — решительно сказал инспектор Кокрилл, — что мы сейчас пойдем в номер убитой, и я помогу ему в расследовании. Скажите, что вы пойдете с нами как мой переводчик.