— Разве Лувейн вам не говорила?
— Нет, — поджала губы миссис Родд. -- Она нам не говорила.
«Возможно, лично вам она и не говорила», — подумал Сесил, а вслух как бы невзначай сказал:
— Возможно, она упоминала об этом в разговоре с вашим мужем.
— О нет, — быстро ответила женщина. — Он бы мне сказал.
«Так ли уж и сказал», — подумал любитель скандалов.
Тут появилась мисс Трапп, как всегда прижимая к груди свою сумку, и спросила, можно ли ей к ним присоединиться.
— О, ну конечно же, мисс Трапп! Всем несчастным преступникам надо держаться вместе. А остальные уже умчались на морскую прогулку в лодках контрабандистов. Бездушные люди — резвятся себе на свободе. Заказать вам хлеб с джемом? Мы с миссис Родд поискали в разговорнике, как это попросить по-здешнему, но ничего не нашли, кроме фразы: «Я бы хотел, чтобы вы мне показали этот туалет». Мерзкое предложение таким ранним утром. — Он повторил свою пантомимическую просьбу подошедшему официанту. — Единственное, что мне в этом нравится, так это слово «экскузадо» — прелестно! Я спрашивал только что у миссис Родд, — продолжал он щебетать, не останавливаясь, — не шантажировала ли мисс Лейн и ее тоже.
— Шантажировала? — Мисс Трапп была явно поражена не меньше миссис Родд.
— Видите ли, она пробовала это на Лули Баркер, на мне, на вас, поэтому я подумал…
— На мне? — мисс Трапп еще крепче сжала кулачком ручки коричневой сумки под самым подбородком.
— Разве нет?
— Конечно же нет, — твердо ответила мисс Трапп. — Откуда у нее повод меня шантажировать?
— Не знаю, — покачал головой Сесил. Он вспомнил тот странный монолог Ванды Лейн, когда та стояла с ним и Кокриллом на балконе и смотрела на две пары на террасе у скалы — на мисс Трапп с Фернандо и чету Роддов. «Все они при деньгах — своих или чужих»… Еще Ванда упомянула, что знает о «ничтожном состоянии», которое мисс Трапп таскает в «сумке с золотой монограммой»… «Лули права, — сделал он вывод, — Трапп не бледнеет, а именно сереет».
Лео Родд сидел в своем номере и прислушивался. Услышав быстрые легкие шаги и тихое покашливание, он вышел на балкон.
— Лувейн!
— Лео, любимый мой!
— Говори потише, дорогая. Ты поняла, что вчера вечером я не смог прийти на пляж? Ты сама не ходила туда?
— Я погуляла там немного, просто надеясь… Да, я знала, это совершенное безумие… А сегодня мы пойдем?
— Господи, если будет возможно, конечно да. Но здесь теперь все кишит загадками и подозрениями. Нам надо быть осторожнее. В худшем случае нам придется подождать, пока все это не закончится и мы не уедем отсюда.
— Вообще-то, незачем спешить — у нас вся жизнь впереди, — ответила Лули.
Он стоял на пороге своей комнаты, обхватив ее запястье, и смотрел на нее сверху вниз.
— Ах, Лули… Неужели это действительно так?
— Ты передумал? — в ужасе спросила она.
— Нет-нет, сердце мое, конечно же, конечно же я не передумал. Просто неужели… Лули, во мне живет какой-то дьявол. С тех пор как со мной… эта штука произошла. Я стал совсем не тот, я раньше таким не был, я раньше был в целом вполне приличным малым. Но теперь… Я так боюсь, что однажды стану другим с тобой — так же, как сейчас с бедной Хелен: загоню тебя в угол, заставлю бояться меня, а потом начну сердиться на тебя за то, что ты меня боишься.
— Я никогда ничего не боялась.
— И я так думал. Ты всегда была так… удивительно бесстрашна, Лули. Но дело в том, что во мне уже начинает возникать подозрение: вчера вечером за обедом меня стало раздражать, что вы с Сесилом валяли дурака… насчет…
— Да, дорогой, ты и впрямь очень сердился, — согласилась она.
— И тебе стало страшно, Лули. Ты стала бояться. Твое испуганное выражение лица просто преследует меня.
— Я боюсь только того, что тебя не будет со мной, — ответила она. — И ничего больше в мире. Но этого я боюсь.
Лео поцеловал ее сжатые пальцы — и ощутил с холодящим страхом, как они дрожат в его ладони. Но тут на балконе появился мистер Фернандо, и их руки виновато опустились. Они направились к деревянной лестнице, каждый стараясь придать себе абсолютно независимый и беспечный вид. Фернандо, казалось, тоже провел бессонную ночь, но он «включил» свою знаменитую улыбку и вместе с Лео и Лувейн спустился к накрытым столикам.
Сесил уже весело раздавал булочки с абрикосовым джемом и «если честно, весьма дрянной кофе», который любой вспоминал бы потом как бесконечно превосходящее то, чем угощают в Англии. Однако остроумная болтовня модельера не особенно занимала сидевших с ним двух дам. Хелен Родд испуганно посмотрела на подошедшего мужа, не удостоив его возлюбленную и взглядом. Мисс Трапп подняла блеклый взгляд в ответ на бело-золотую улыбку Фернандо.
— Боже мой, — сказала Лувейн, сев на тяжелый стул и подвинувшись к столику, — да какие же вы мрачные!
— Да, мы мрачные, Лупи, — ответил Сесил, откидывая назад непослушную прядь. — Если хотите хлеба с джемом, закажите себе сами. Я уже выдохся переговариваться с помощью шарады-пантомимы. Но представляете, солнышко, мы говорили с миссис Родд и мисс Трапп о шантаже, но ни одна не слышала об этом ничего подобного!
Лувейн широко открыла большие голубые глаза и удивленно посмотрела на мисс Трапп, как будто поверх очков. Лео Родд резко спросил:
— О шантаже?
— Лапочка, разве вы не рассказали об этом мистеру Родду? — в свою очередь удивился Сесил.
— Нет, — ответила Лули. — Не успела.
— О шантаже? — повторил Фернандо. — Мисс Лейн? Сесил снова откинул волосы всей пятерней назад.
— Лувейн, я-то думал, вы уже со всеми поделились…
— Я собиралась, но когда же? Произошло убийство, и с той поры мы только об этом судили-рядили.
Лео Родд шарадой-пантомимой заниматься не стал. Он вызвал официанта, указал ему на Фернандо, мисс Баркер и себя, потом громко и отчетливо сказал:
— Эль кафе, эль пан и эль джем, если больше ничего нет, и деспасио — то есть, нет, другое: де приза!{13} О, Фернандо, — обратился он уже к гиду, — извините. Я забыл, что вы умеете это объяснять, ну ладно. Все равно официант уже ушел. — А Лули он сказал: — Тебе не кажется, что все это… насчет шантажа — ты могла рассказать как раз когда мы, как ты выражаешься, судили-рядили об убийстве?
— Мне показалось, что это было бы совсем некстати. — Потом Лувейн добавила, что, как бы там ни было, а инспектору Кокриллу она рассказала о шантаже еще до убийства. — И он ответил, что не считает мисс Лейн шантажисткой. Кокрилл считает, что ей было просто интересно наблюдать, как люди извиваются на крючке.
— Тогда ладно. — Было заметно, что с плеч Лео как будто свалился груз.
— Встречаются такие типы, — заметила Хелен. Конечно же, мисс Лейн наверняка исподтишка намекала на заигрывания мисс Баркер, потихоньку пугала, что обо всем расскажет оскорбленной жене. Удивительно все-таки, думала с грустью Хелен, почему принято считать, будто жена в таких ситуациях всегда обманута, глупа и ничего не видит? А ведь жена всегда узнает обо всем первой, порой даже раньше самих прелюбодеев! — Таким доставляет радость, — продолжила она вслух, — думать, что в их власти сделать людей несчастными. — (Интересно, считают ли они, что другие на подобное не способны?)
С балкона спустился наконец и инспектор Кокрилл в недавно купленной летней шляпе и костюме из легкой шерсти. В новом наряде он еще чувствовал себя чуть неловко. Кокрилл с неприязнью оглядел оставшиеся булочки с джемом и чашки с густым кофе. Заграница ему определенно осточертела.
— Иди к своему дирритори, — четко и громко велел он официанту, — и скажи: пусть приготовят мне чайник чаю и яичницу с беконом. Омлет с беконом — понял? Омлета и бекона! — Он тяжело опустился на стул и неприветливо спросил: — Ну, какие новости?
Фернандо всю ночь обдумывал случившееся и теперь готов был представить инспектору Кокриллу свой план действий. Единственное, что нужно начальнику полиции, ~ это заключенный. Но вдруг удастся убедить его, что и без заключенного можно обойтись? Он, Фернандо, только что услышал, будто вчера мисс Лейн сама себя выдала: рассказала двоим — и один из них сам инспектор Кокрилл! — что она шантажистка. Потом ушла купаться, а вернувшись к себе и обдумав свои слова… Ну разве она не ужаснулась, поняв, что натворила? Как только они вернутся в Англию, инспектор уведомит полицию; начнется расследование, и тогда под удар попадет не только ее капитал, заработанный таким постыдным способом, но и все ее прошлое. И что же ей останется? Тюрьма и бесчестье! Какой позор, какое отчаяние! Фернандо сверкал зубами и взмахивал ресницами. Вот она сидит за своим столиком, спрятав лицо руками. Взгляд падает на нож. Она ложится на кровать и заставляет себя спокойно принять смерть. Всего лишь один резкий удар — и все кончено.
— А потом она встает и идет за красной шалью? — усмехнулся инспектор Кокрилл, изумленный выдумкой Фернандо. — Или сперва за шалью сходила? И откуда тогда жертвенные капли на столе? А что произошло с продолговатым предметом, лежавшим на столе? И зачем она подчищала и мыла пол, зачем она устроила помывку в ванной? И как это ей удалось после нанесенного удара? Ведь удар ножом почти наверняка предполагает практически мгновенную смерть? Я, конечно, просто интересуюсь.
— Ага, вы интересуетесь, инспектор, — сказал Фернандо. — А херенте хочет отчалить в своей лодке вместе с остальной флотилией. Эти неудобные вопросы его не тревожат. — Он посмотрел на своих друзей, своих «беспомощных». — Вы все на веселом отдыхе — так не лучший ли выход убедить херенте в моей версии? В конце-то концов, ведь она была шантажисткой. Разве вам так важно, кто ее убил? Или вы действительно хотите, чтобы за это кто-то гнил в сан-хуанской темнице? О шантаже ничего не говорите самому херенте: я скажу ему, будто мы все уверены, что она совершила самоубийство. Инспектор, вы согласны? Мнение Скотленд-Ярда очень важно.
~ Если не говорить о шантаже, — спросил Кокрилл, — какой, по-вашему, мотив у самоубийства? Или это для херенте тоже ерунда?