Внезапно Хелен Родд догнала и схватила Лувейн за руку со словами «Скорее! Сюда!», затолкала ее в одну из кабинок и спряталась за ней следом. Дверца захлопнулась.
К вышедшему из жасминового «туннеля» начальнику полиции подбежал взволнованный охранник и что-то залопотал.
— Охранник ничего не понимает, — поколебавшись, начал переводить Фернандо. — Говорит, что мы все собирались купаться, а вместо этого встали и начали разговаривать. Говорит, что мы все казались очень взволнованными. Говорит, что две дамы только что заперлись в кабинке, видимо, заметив его… — Начальник полиции обратился к Фернандо, и тот грустно перевел: — Теперь он спрашивает, зачем они это сделали.
— Скажите ему… — зашептал Лео, что-то задумав, — переведите: мисс Баркер затащила туда мою жену. Скажите: моя жена… моя жена, естественно, испугалась, думая, что он пришел ее арестовывать.
— Разве так можно? — растерялась и ужаснулась мисс Трапп. — Что подумает миссис Родд?
— Миссис Родд только что намеренно уберегла мисс Баркер от ареста, — сказал инспектор Кокрилл. — А раз она нашла в себе силы так поступить, то нам стоит последовать ее примеру.
— А если он на самом деле пришел арестовывать миссис Родд?
— Если так, то мы изменим его планы, — ответил Кокрилл.
Фернандо что-то перевел начальнику полиции. Тот помолчал, а потом, сильно нахмурившись, заговорил. Фернандо переводил:
— Херенте говорит… Он требует объяснить, что здесь происходит: почему мы бледные и напуганные, почему мисс Баркер так странно говорила с мистером Роддом, почему мы все переоделись в пляжные костюмы и спустились к скале? И раз к ней спустились, то почему не прыгаем с вышки?
— Мы пришли сюда не нырять, а просто купаться, — пояснил Лео.
— Херенте говорит: если мы хотим купаться, то надо идти на пляж по центральной лестнице. Он говорит, что на этом месте в последний раз видели живой ту девушку. Он опять спрашивает, что происходит: если мы пришли сюда нырять, то почему не прыгаем с вышки?
— Скажите ему, пусть не сует свой чертов нос не в свои дела, — огрызнулся Лео. — Какого дьявола мы должны нырять, если не хотим? Мы не любим нырять, не хотим и не умеем — никто. Мы просто любим ходить к пляжу этим путем, вот и все, не нравится нам центральная лестница.
— Он опять спрашивает: о чем мы говорили и что происходит? Он говорит, — пробормотал с мучительной гримасой Фернандо, — что если ему ничего не объяснят, то он арестует миссис Родд сейчас же и заберет ее в тюрьму.
Дверца кабинки распахнулась, и перед ними выросла Хелен Родд. Вслед за ней, в бело-красных бикини, с развевающимися рыжими волосами, появилась Лувейн. Ее бледное лицо было ярко накрашено и немного напоминало ее прежнюю. Она остановилась, улыбаясь одними губами и моргая от яркого света. Лео шагнул к ним и проговорил запинаясь:
— Лувейн… — Он умолк, а потом обратился к Хелен: — Я буду всегда любить и благодарить тебя… за то, что ты сделала для Лувейн.
Начальник полиции угрожающе поглядел на сопровождавших его охранников, на Лувейн, на Хелен… Инспектор Кокрилл выступил вперед, подняв тонкую загорелую руку, призвал всех к тишине и негромко сказал:
— Мистер Фернандо, переведите, что охранники нас не поняли. Все мы, разумеется, обсуждали убийство: как оно могло быть совершено и ради чего, строили догадки, придумывали истории, которые подтверждали бы их. Что до разговора мисс Баркер с мистером Роддом, то мисс Баркер просто излагала мистеру Родду свою версию, а поскольку она пишет романы, то, естественно, ее история оказалась самой интересной. Относительно ныряния мистер Родд совершенно прав: никто из нас нырять не умеет. Уж так получилось, что никто из нас не может прыгать с вышки: я, мистер Сесил и вы сами, мистер Фернандо, не можете. Или, во всяком случае, не прыгаете. Мистер Родд не может из-за руки, миссис Родд — из-за того, что ей это не нравится, а мисс Трапп — потому что не умеет плавать. И мисс Баркер не может, совсем не может. Мисс Лейн могла: она могла пробежать по тонкому, как лезвие бритвы, гребню скалы, могла раскачиваться на краю трамплина на высоте двадцати пяти футов над морем. А мисс Баркер этого не может. — Он сбросил с рукава пиджака воображаемый пепельно-русый волос. — Боязнь высоты — это чувство, не поддающееся контролю. А мне известно, что мисс Лувейн Баркер почти патологически боится высоты.
Мисс Лувейн Баркер уже лежала в глубоком обмороке у ног Лео Родда.
Глава 13
Лувейн перенесли в ее номер, уложили на белые подушки кровати под балдахином, и теперь Сесил на цыпочках сновал между кроватью и туалетным столиком, уставленным баночками, пузыречками, зеркальцами и пуховками, и с упоением давал профессиональные советы, помогая возвращению Лули к обычной жизни.
— Тщательная обработка очищающим молочком, лапочка, просто незаменима после таких передряг. А потом много-много стягивающего лосьона хорошенько вбить в кожу — мы же не хотим, чтобы к тридцати годам у нас появились «гусиные лапки» вокруг глаз, правда, дорогая? Вообще, как разумно с вашей стороны носить широкополые шляпы. Право же, милочка, сумасшествием было вообще приехать сюда, где такой жуткий климат, настоящий разрушитель нашей кожи. Не удивлюсь, если к концу всей этой истории мы будем походить на крокодилов. — К этому Сесил прибавил, что замечание Кокрилла о боязни высоты ну просто совершенно его потрясло.
— И меня тоже, — жалко улыбнулась Лули.
— Но как же вы могли забыть об этом?
— Я не забыла, просто считала, что до ныряния дело не дойдет. Думала, что вот появлюсь перед вами всеми, и вы воскликнете: «A-а, так вот как все произошло!» — и ни до кого не дойдет, что я не могу взобраться туда и прыгнуть, не свернув себе шеи. Потому что, конечно же, это так… Я ужасно боюсь высоты.
— Если это так… — осторожно проговорил Сесил.
— О, так, так, — рассмеялась Лули. — Ведь старина Кокрилл видел, как плохо я переносила снижение самолета.
Это видел и Сесил. Пока они летели на высоте, с ней все было в порядке. Ни о чем можно было не беспокоиться. Но когда стали снижаться, крохотные домики и лоскутные поля стали расти, приближаясь к ним, Лувейн задрожала и, позеленев от страха, судорожно вцепилась в этого коротышку-инспектора. Боязнь высоты — тут ничего не попишешь. Тогда она еще не собиралась убивать сестру, еще ни одна из них не успела — а точно ли? — влюбиться в Лео Родда. А если предположить, что существовал ранее задуманный план — ведь отдаленно это напоминает таковой? Но Лули не могла знать о расположении отеля, открытых дверях центральной гостиной, ведущих в холл и на лестницу, о кабинках недалеко от скалы и о трамплине. Если, конечно же…
— А вы раньше не бывали здесь? — прямо спросил он.
— Нет-нет, — рассмеялась она. — Я вообще не бывала в Италии. Можете в паспорте посмотреть, неверующий Фома!
И все же, подумал Сесил, как весь маскарад идеально вписывается в версию убийства. Он подал ей щеточку с тушью.
— Совсем крошечную капельку над кончиками бровей, лапочка. Вот-вот, прекрасно, лучше некуда. «Апре миди дон Фон!»{23} — Сесил посмотрелся в ручное зеркальце: чуточку «Апре миди» ему тоже не повредит. Он нанес краску легкими профессиональными взмахами кисточки. — Ну просто блеск: мы с вами похожи на парочку прелестных оленят Бэмби, с широко распахнутыми от удивления глазами, только что вышедших из чащи.
— А мы, по-вашему, уже вышли?
— Вы уже да. То есть я убежден, что ваша подтасовка разбилась в пух и прах об эту скалу для ныряния. Раз уж у вас такая штука, вы бы ни за что не научились нырять, а? Так что, даже если бы вы победили себя на миг и заставили пройти к вышке… нет, нельзя же зажать нос и прыгнуть с такой верхотуры, правда? Плюхнешься животом в воду, а это совсем нехорошо, да к тому же никто не спутает с бедной Ла Лейн — прыгала она шикарно. — Подкрашенные брови ему, увы, не пошли, и, поплевав на кусочек ваты, Сесил стер краску, а вместе с ней и немного крема от загара. — Дорогая моя, да я теперь просто на прокаженного стал похож. Сейчас же пудру «Макс Фактор»! Да где же она? — Лули ужаснулась, увидев, что Сесил трет ваткой по поверхности искомой пудры. — Но вот что я хотел бы знать: что вы собирались делать дальше?
— Да я же вам сказала: хотела выдать себя. Знаете, я думала… — Лули взглянула на руки, и Сесил увидел, что они дрожат. — Я думала, что Лео ненавидит меня… за то, что я оговорила Хелен, что обвинила ее, что заставила страдать. Я думала, он решил, что на самом-то деле любит ее. А если так, то мне было абсолютно все равно, что со мной произойдет. Я думала, что, по крайней мере, смогу восстановить мое доброе имя в его глазах, если выдам себя ради спасения Хелен.
— Любить никто не может больше, чем жизнь готовый положить во имя друга… — попробовал заговорить стихами Сесил и осторожно добавил, что, пожалуй, в данном случае, все сработало, даже не потребовав такой крайности.
— Я все поняла не так, — вздохнула Лули. — Он сердился на меня, да, но это совсем не ненависть, это другое. А ее он жалел и волновался за нее — но это не любовь. Вы слышали, что он сказал ей — после того как она упрятала меня от херенте в моем гриме под Ванду Лейн? Он сказал: «Я всегда буду тебе благодарен за то, что ты сделала для Лувейн». Для Лувейн. — Она опустила веки на блестящую голубизну глаз. — Вы никогда не поймете, никто не поймет, что значили эти слова для меня.
— И вы решили не продолжать представление?
— Инспектор Кокрилл решил это за меня. — Она пожала плечами. — К тому времени я уже была в обмороке. Да я и не могла бы продолжать: он же показал, что вся затея пустая, как это, в общем-то, и есть.
— Неужели? — усомнился «неверующий Фома».
— Зря надеетесь, лапочка? — Лувейн не могла не рассмеяться. — Конечно было бы здорово, если бы мой план шел как по маслу. Но, увы, все погорело. Нырять с вышки я не умею и не стала бы. А в день своей смерти Ванда исполнила два изумительных прыжка. — Остальное, признала Лули, удалось просчитать до удивления хорошо. Раньше они с бедняжкой Вандой именно так планировали новую книгу. — Сначала определяешь основную линию, о чем роман. Когда придумаешь, обнаруживаешь, что находишься в рамках определенных «констант», и приходится так плести сюжет, чтобы в них вписываться. В моем случае основная линия заключа