Станция в Соленом
9 августа 1892 года, 4 часа 11 минут
Соленый – отличный пример. По одному только числу и характеру возникших там учреждений становится ясно, что Новый Запад пребывает в прискорбном неведении о жизни вне своих границ. Только представьте: до нынешнего года наши карты Соленого даже не показывали железной дороги, построенной лет восемь назад и тянущейся из Соленого на запад, в самые Пустоши. Железная дорога нам была известна только одна: южная. Как могло такое случиться? Право, мы из рук вон скверно следим за достижениями ближайших соседей!
Пассажиры поезда, шедшего в Соленый, тоже наблюдали пеплопад. Весь второй день их путешествия до самого вечера за окнами падали хлопья. Сперва редкие – словно лепестки неурочно зацветших яблонь. Потом гуще, так, что за мчащимся поездом понеслись метельные вихри. Плоские равнины по сторонам дороги превратились в сероватое море до самого горизонта. И даже на закате небо осталось светлым, желтоватым, цвета отболевшего синяка.
В вагоне-ресторане было тихо, пассажиры переговаривались приглушенными голосами. Общий вердикт гласил, что низвержение пепла – определенно не к добру. Златопрут обеспокоенно следила за рваными облаками. Эррол, Рен и София хранили сосредоточенное молчание.
– Это индейцы наказание насылают! – визгливо провозгласил женский голос, принадлежал он молодой особе в блузе с высоким воротничком на пуговицах, нервные руки не лежали на месте. – Они наслали бурю пепла, чтобы смести нас с земли!
– Не глупите, милочка. – Другая женщина сурово глядела на нее сквозь очки. – У индейцев нет такого могущества. И потом, каким образом эта буря должна нас смести?
– Наверное, большой пожар где-то случился, – произнес средних лет мужчина. – Думаю, прерии на западе занялись, а пепел перенесло ветром.
– Тогда как вы объясните факт, что при прояснениях пепел прекращается? – спросила дама в очках.
Мужчина парировал:
– А вы сами что предлагаете?
– У меня нет внятного объяснения, – не смутилась она. – Давайте не будем обманываться: природа явления непонятна!
Опять воцарилось молчание. Златопрут наконец отвернулась от окна.
– Что такое? – вполголоса спросил Эррол.
– Я не могу слышать клим, – ответила она. – Зато слышу деревья…
– И что они говорят? – подался вперед Рен.
– Пепел их не слишком волнует. А вот люди – еще как…
– Люди? – удивилась София.
Златопрут вновь уставилась в темноту за окном.
– Тысячи ног попирают землю, маршируя на запад… Люди жгут поля, вырубают деревья, чтобы расчистить дороги…
– Так это пепел от сожженных полей? – спросила София.
– Может быть. Точно сказать не могу. Огонь чернит землю, дым коптит небо… Люди бегут прочь, словно муравьи из раскиданного муравейника.
– Армия Нового Запада, – сказал Рен.
– Обе воюющие стороны, – поправила Златопрут. – Шайены, майами и чероки на юге. На севере – все Шесть наций. Сколько спешащих ног! И все следы полны яда…
У Софии округлились глаза.
– Что это значит?
– Не знаю, – ответила Вещая.
Она глубоко вздохнула, приникла лбом к стеклу. Эррол дружески положил руку ей на плечо.
От Софии не укрылась мýка на лице Златопрут, обычно такой собранной и спокойной. Что до Эррола, даже в развороте его плеч ощущалась тревога. Зря ли он подался к Вещей, словно собираясь собой ее закрывать! Вот только от беды, грозившей климу, не было никакой обороны. Неведомая гибель грозила всем и всему. София неслышно вздохнула и поднялась. Ей хотелось очень многое обдумать наедине.
Вернувшись в купе, где они ехали со Златопрут, она уселась на полку. Вытащила альбом, принялась, по обыкновению, зарисовывать основные события последних двадцати часов. Тщательно изобразила падающий пепел, перипетии сказки про Древоеда… Фиксируя на бумаге вчерашнее сновидение, она раздумывала над словами Златопрут о деревьях. О топоте ног и о следах, полных отравы.
«Раз уж деревьям свойственно запоминать, – думала девочка, рисуя насекомых и с ювелирной точностью воспроизводя сон, – значит они, без сомнения, чувствуют все происходящее сегодня. И не просто наблюдают – оценивают и толкуют. Может, они даже не чужды приязни и неприязни… – Она оторвалась от рисунка, пораженная неожиданной мыслью. – А вдруг им присущи самые настоящие чувства? Вдруг они любят и ненавидят, как мы? Осуждают одни дела и восхваляют другие? И у них есть мечты и желания, воздействующие на мир? И каким образом, интересно, они проявляются?..»
София даже тряхнула головой. Сколько вопросов, поди разберись!
Златопрут еще не вернулась, а час был поздний. Отложив карандаши и блокнот, София приготовилась ко сну. Устроила на ладони отломок рога, тщательно, чтобы не сразу выпал во сне. Откинулась на подушку, подоткнула одеяло и приготовилась спать.
Поезд уютно постукивал колесами, полка едва заметно покачивалась. Так можно и забыть, что по обе стороны рельсов расстилались бескрайные пепельные поля…
В эту ночь София увидела всего один сон, короткий, больше смахивающий на кошмар. Он начался и кончился на краю сожженного леса. Юноша сидел на земле и плакал, закрыв руками лицо. София наклонила к нему голову, ощущая пронзительную жалость, попыталась утешить. Она тыкалась носом, мысленно посылая ему поток добра и любви… не помогло. Он плакал так, словно собирался здесь и сейчас умереть от разрыва сердца.
Вынырнув из кошмара, София попыталась снова уснуть, но не смогла.
Поезд прибыл по расписанию; путешествие из Нового Орлеана заняло почти сорок часов. В неверном предутреннем свете близ железнодорожных путей виднелась зелень: пепельная метель до Соленого не добралась. Деревья спокойно покачивались, не излучая тревоги. Поезд замедлил ход, втягиваясь на станцию.
Если бы София этой ночью не углубилась в роговую карту, она бы вряд ли сообразила, что станция ей не вполне чужая. Разве что при виде названия компании, выстроившей вокзал, – «Бланк ж/д» – в памяти что-то бы зашевелилось. Но в ушах еще отдавался плач паренька из сновидения, и при виде станционного здания София вдруг поняла, что по этой самой дороге прошлым летом ехал Шадрак. А спроектировала и выстроила ее Бланка. Все вместе вызывало довольно странное ощущение чего-то знакомого с плохим предчувствием пополам.
Станция была великолепна. Белый мрамор, сводчатые потолки, блестящие сталью… Множество путей, грузовые вагоны, пассажирские, всюду деловая суета. Над каждой парой рельсов – наклоненные песочные часы, изваянные из мрамора.
София собрала вещи, расправила цепочки лицевой маски. Все сидели одетые строго по форме налетчиков. Насущные переживания – молчание клима, пепел с небес – возобладали над возможностью преследования со стороны Лиги. Рен даже помирился с Каликстой. Но, покидая вагон, австралиец все равно счел нужным предупредить товарищей о возможной засаде.
– Если кто к нам подойдет, – сказал он, со значением поглядывая на пиратку, – предоставьте мне вести разговор!
– Мне-то что, болтай на здоровье, – отозвалась она с коварной улыбкой. – А я займусь всем остальным!
Рен замотал головой, но на подначку не повелся. Вместо этого он возглавил их короткую процессию и первым ступил на перрон. София и остальные последовали за ним.
Точно так же, как снаружи станции не было пепла, так и внутри не наблюдалось никаких признаков того, что Индейские территории пребывали в состоянии войны. Мужчины и женщины всех возрастов сновали по главному залу. Правда, семей было меньше, чем ожидала София…
В мирное время дорога продолжалась бы в пределы Нового Запада через Верхний Нью-Йорк, но теперь поезда останавливались у границы и шли обратно, возвращаясь в Новый Орлеан. Соленый – одна из последних станций на этом пути. Билетные кассы работали вовсю, в ларьках продавали еду, товары в дорогу…
– Надо завтрак прикупить, – воскликнула Каликста. – У них тут сэндвичи! С беконом!
– Каликста, – железным тоном сказал Рен. – Мы идем на голубиную станцию, как договаривались.
– Ну ладно, – чуть поколебавшись, надула губы пиратка. – Но вы еще пожалеете, что от этих сэндвичей отказались!
Рен сухо отозвался:
– Переживем.
От самой станции и от множества народа у Софии голова пошла кругом. В центре зала высилась статуя женщины под вуалью, в поднятой руке она держала факел. У подножия суетились пассажиры и мелкие торговцы. Колоссальную голову изваяния обрамляло созвездие движущихся шаров; София с некоторым запозданием поняла, что все это – сферические часы. Спущенные на тонких поводках со стропил, они мерцали, вращались, ходили вверх-вниз…
И нигде – ни единой живой души с Нового Запада. Зато хватало налетчиков из Пустошей, сплошь увешанных серебряными колокольцами вроде тех, которыми оснастились София и ее друзья. Впрочем, если судить по одежде – бурой или черной замше, бисерному шитью, длинным плащам вроде тех, что предпочитала Златопрут, и шнурованным сапогам до колен, – большинство были жителями Территорий.
Рен вел спутников к распашным дверям. За ними, на расстоянии нескольких шагов, встречал летнее утро город Соленый. Вот зазвонил колокол, знаменуя отбытие поезда… и по залу раскатился топот бегущих ног. София не стала оборачиваться: небось, отставшие пассажиры пытались вскочить на подножку. Но тут вокзальный шум прорезал резкий голос:
– Ричард Рен!
София замерла. Каликста, Златопрут, Эррол и Рен обернулись.
У подножия статуи выстроились агенты Энкефалонской Лиги, не менее дюжины, все в длинных плащах особого дымчато-серого колера, с пятнами сажи, словно каждого протащили сквозь нечищеный дымоход. И мужчины, и женщины ростом не уступали Рену. А самым первым стоял крайне удрученный Бартон Моррис со связанными впереди руками.
Дама-агент, что держала за плечо Барра, вновь окликнула беглеца:
– Ричард Рен! Выйдите вперед, и тогда Моррис не пострадает!
– Не двигайся, Ричард, – ледяным тоном проговорила Каликста. – Дай я разберусь!
Люди на станции заволновались. Они старались обойти агентов сторонкой, с любопытством, а то и сочувственно поглядывая на связанные руки Барра. Некоторые останавливались поглазеть. Один, по виду налетчик, оценил ситуацию и потянулся за пистолетом.
– Не нужна подмога, друзья? – обратился он к Рену и Каликсте.
После чего с вызовом улыбнулся агентам.
Вопрос не прозвучал втуне. Со всех концов зала, как железные опилки к магниту, подтягивались налетчики. Очень скоро рядом с Софией и ее друзьями стояла добрая дюжина решительных людей с оружием наголо. Металлические побрякушки предвкушающе лязгали и звенели.
Агентша посуровела.
– Не в ваших интересах все осложнять, Рен, – сказала она.
Рен покачал головой и возразил:
– Я тут ни при чем!
– Очень даже при чем, – ответил агентша.
Повисла угрожающая тишина. София физически чувствовала, как таяла решимость Рена. Сейчас он шагнет вперед и сдастся Лиге. После чего они никогда больше его не увидят. Эта мысль внушала панический ужас. Что с ним сделают в Лиге? Обвинят в чем-нибудь еще ужаснее прежнего? Удастся ли ему остаться в живых?..
Тишина распространилась на весь зал – далеко за пределы противостояния. «А ведь тут еще что-то творится», – сообразила София. Стало так страшно, что воздух в легкие перестал проходить.
Она почему-то перестала ясно видеть даже статую, хотя та стояла едва ли в десяти футах. Что-то застило зрение – то ли облако, то ли дымка… какой-то красноватый туман. Он вился у подножия изваяния, заволакивая и его, и агентов, как будто исчезавших один за другим. София в недоумении разглядывала туман. Откуда он взялся? Вдруг с витавшим на станции копченым запахом сэндвичей с беконом самым неподходящим образом смешался другой. Роскошный, сладкий, цветочный… отчетливо сдобренный гнильцой, словно цветы увядали и разлагались.
– Держись за мою руку, София, – сказал Эррол и тут же крепко схватил девочку за руку, притягивая к себе.
Рядом кто-то отчаянно закричал. София вскинула голову, ища Рена, стоявшего непосредственно слева, и не нашла австралийца. «Я что, опять из времени выпала?» – в смятении гадала она. Мысли и те двигались как-то замедленно. Вопль до смерти ее напугал, но ему на смену тотчас явились иные страхи.
Стоило бросить взгляд на пол – и она убедилась, что в густом тумане не видит даже собственных ног. Казалось, воздух невероятно уплотнился, грозя пригвоздить Софию к земле. Вокруг что-то происходило, но что именно, она не могла рассмотреть. Первый крик сменился какофонией воплей, отдававшихся в стенах. Как долго это тянулось? Она не взялась бы сказать.
Эррол выронил ее руку. Девочка удивленно повернулась к нему, но не увидела сокольничего. Он шагнул в сторону и исчез. Только звякнул меч, вытащенный из ножен.
– Эррол? – София двинулась за ним, протянув вперед руки. – Эррол!..
Меч свистнул, рассекая воздух. София в ужасе повалилась наземь, закрыла голову руками:
– Эррол, ты что творишь?..
Воздух над головой пришел в движение. Девочка подняла глаза, надеясь, что это Эррол тянется к ней, но вместо знакомой руки увидела громадные когти, венчавшие лапу, обтянутую переливчато-зеленой кожей. Когти шарили в сгустившемся воздухе, норовили схватить… София ахнула и попыталась сообразить, где что находится. Кажется, вон в той стороне открытые двери… Едва двинувшись с места, она снова запнулась. Что-то пронеслось над головой. Мелькнуло, рассекая туман, чудовищное крыло, покрытое алыми и оранжевыми чешуями. София ползла на четвереньках вперед. Неожиданно перед ней оказалась морда страшилища: вытянутая, синекожая, с золотыми глазами и страшенными челюстями.
Оскалив клыки размером с ножи, дракон сказал:
– София!..
Кое-как удержавшись, чтобы не заорать в голос, девочка вскочила и незряче устремилась в туман. В голове метались бессмысленные обрывки мыслей. Вспомнилась история Древоеда, монстра, созданного воображением. «Но с чего бы мне дракона воображать? – задалась она вопросом. – Я и не воображала! Честное слово!» Очень хотелось позвать Эррола, но боязнь привлечь внимание дракона возобладала. Вот прозвенел меч Эррола, ударившись в камень… В каменный пол станции?
София поспешила на звук, выставив руки перед собой. Меч звякнул снова, уже ближе, послышалось натужное пыхтение. Добралась! София вслепую сделала последний рывок… и увидела, что нашла вовсе не Эррола. Перед нею стоял великан, сплошь выкованный из железа. Он наклонился к ней, и в тумане обрисовалась голова в шлеме с опущенным забралом. Железный великан воздел меч – меч Эррола! – высоко в малиновый туман, готовя удар.
София замерла, завороженно следя…
Потом кинулась прочь.
Пока она ковыляла туда, где предположительно находилась дверь, в уши заново ворвался неистовый гвалт, царивший кругом. Рев, лязг, вопли, невнятные жалобы… гулкий, порождающий эхо грохот пистолетных выстрелов. София всхлипнула и понеслась со всех ног. Запнулась о что-то, а может, и о кого-то – и растянулась плашмя.