Буря
31Полуправда
11 августа 1892 года, 12 часов 22 минуты
В общем и целом нужно сказать, что другие эпохи больше ценят свои сады. К примеру, Нохтланд, столица Пустошей, заслуживает прозвища Город-сад. И даже Папские государства, опустошенные эпидемией, успешней заботятся о поливных садах своих городов. Путешественники, посещающие Новый Запад, отмечают прелесть сельских пейзажей, но города буквально душат убогой архитектурой и сплошными мостовыми почти без вкраплений зелени. В Бостоне есть общественный городской сад, но в остальном главнейшими парками являются кладбища. Как заметил один прославленный посетитель: «Быть может, стоило бы разбивать побольше садов для живых, а не для мертвых?»
Шадрак примчался в офис инспектора Грея, не чуя под собой ног. Принудил инспектора с двадцатью полисменами последовать за ним в Лексингтон. Добился, чтобы Грей гарантировал полицейскую защиту доктору Соренсену и его близким. Убедил Соренсена пробудить двоих тучегонителей. Взял на себя заботу о Вещих, поместив их в «Конкорд» – приходить в себя от слишком долгой спячки под присмотром надежного друга… После чего вернулся домой – и сил едва хватило поведать друзьям-заговорщикам о событиях дня.
Винни и Нетти сперва страшно обозлились. Однако простили его, когда он обрисовал дальнейшие планы.
Итак, все от него зависевшее он сделал. Теперь оставалось ждать.
Он ожидал, что тем же вечером к нему нагрянет Бродгёрдл. Однако столкнуться им пришлось лишь назавтра, под конец рабочего дня. Все утро Шадрак работал с документами, теперь же стоял у окна, глядя на общественный сад и припоминая, как ребенком по выходным гулял там с родителями. В то время розовые кусты казались ему высокими, словно деревья. Мимо ходили люди, занятые негромкой беседой… Бостон ему тогда казался сокровищницей; она мерцала дивным светом, сулила удивительные открытия…
Бродгёрдл вломился без стука. Просто распахнул дверь и захлопнул ее, войдя в кабинет. Шадрак бросил последний взгляд на садовую зелень и повернулся к премьеру, гадая, что его ждет. Он видел, каким усилием тот сдерживал ярость. То, что премьер явился к нему, пылая злобой, вместо того чтобы выждать и остыть, показалось картологу весьма примечательным.
– Вам это дорого обойдется, – несколько придушенным голосом проговорил наконец Бродгёрдл.
Шадрак помедлил, напоминая себе, что далее сердить этого человека не только бессмысленно, но и опасно.
– Я сделал лишь то, что мне представлялось необходимым, – сказал он. – Я решил, что тучегонители и доктор Соренсен по вашей милости уже достаточно настрадались.
Бродгёрдл фыркнул:
– Вы, похоже, себя гражданином мира считаете. Карты, друзья-путешественники… Однако мозги у вас такие же куриные, как и у всех бостонских провинциалов. Леса за деревьями не видите!
– Какого же леса я не заметил?
– Цели! Цели всего, что делается! – Бродгёрдл обвел рукой кабинет, в том числе окно, за которым раскинулся Бостон. – Вы не понимаете предназначения нашей эпохи и нашего жития в ней. Даже самого Разделения!
Шадрак терпеливо сцепил перед собой руки.
– То есть вы рассматриваете свои планы как часть чего-то большего.
– Так и есть! – Бродгёрдл оперся кулаками о Шадраков стол, наклонился вперед. – И дело даже не в исполнении великой задачи нашей эпохи, состоящей в продвижении на Запад. Вопрос в том, кто выиграет, а кто проиграет! Кто восторжествует, а кого истребят. Вам, может быть, хочется, чтобы этим полушарием завладели налетчики? Или вовсе индейцы?
Шадрак поднял брови:
– А я и понятия не имел, что они спят и видят, как полушарием завладеть…
– Что взять с идиота, – отмахнулся Бродгёрдл. – Вам же известно, что все судьбы висят на волоске. Мы можем катиться по накатанной дорожке ко все большему разобщению и распаду, но можем и последовать по пути, предначертанному нам Истинной эпохой, и это – Единство! Спаянность! Прогресс!
– Я в курсе, что наша эпоха может избрать один из нескольких путей развития, – ровным голосом ответил Шадрак. – Однако я смотрю на вещи иначе, чем вы.
Накал Бродгёрдла достиг пика и пошел на спад. Он отступил от стола и заговорил совсем другим тоном. Холодно, почти безразлично, словно оставив попытки переубедить беспросветного глупца.
– Эпоха заблуждений трагически оправдывает свое название. Мы летим под откос, но никто не желает этого видеть. Но все же… все же… Это наша эпоха. И другой у нас нет. Мы либо спасем ее, либо утратим. Неужели даже это вам непонятно? – И мрачно улыбнулся. – Иное решение невозможно. Я с прискорбием вижу, что вы и не пытаетесь хотя бы приблизиться к пониманию!
В рассуждениях Бродгёрдла звучала нигилизмийская логика. Шадрак изначально подозревал, но теперь вполне убедился, что спорить с ним, приводить доводы было бесполезно.
– Что ж, – сказал он. – Похоже, вы правы – я не вижу леса. Хотя, наверно, правильнее сказать иначе: лес я вижу, но другой.
– И эта неспособность, как я уже говорил, вам дорого обойдется, – ледяным тоном заявил Бродгёрдл. – Я вас предупредил, а я слово держу. И пустыми угрозами не разбрасываюсь. Сизаль Клэй и Теодор, если он выживет на войне, будут депортированы. Вашу племянницу Софию по возвращении в Бостон арестуют за подлог. Знаете, я слышал, что тюрьмы для малолеток ничуть не лучше взрослых… недостаток финансирования, не иначе… Взрослые тюрьмы я, кстати, не просто так помянул. Без сомнения, вы окажетесь в одной из них, – добавил он с торжеством. – За что? А за то, что под носом у Блая планировали войну! Тому свидетельством склад у воды, набитый уликами!
Крупные белые зубы сверкнули в улыбке.
– Я это знаю, – спокойно ответил Шадрак.
Надо отдать должное Бродгёрдлу, он ничуть не показал удивления.
– Коли так, значит у вас даже куриных мозгов нет.
Шадрак отвернулся к окну:
– Слышал я, что в Истинной эпохе Бостон не является столицей страны.
Бродгёрдлу понадобилось мгновение.
– Это так, – сказал он затем.
– Воображаю тот мир, – тихо проговорил Шадрак, – в котором Бостон – всего лишь окраинный город. Как же я люблю его! С его кривыми улицами, невозможно холодными зимами и безумной жарой летом… Лоб у него кирпичный, зато в сердце – зеленая травка… И как все переменилось! После закрытия границ город стал бледным призраком себя прежнего. Мне кажется, он, по сути, исчез… Я еще живу в нем, но уже тоскую о нем!
Он повернулся к Бродгёрдлу:
– Полагаю, это облегчит расставание. Меня ждет не ссылка – лишь странствие в поисках города, похожего на прежний Бостон… – Шадрак грустно улыбнулся. – Может, в Нохтланд податься? Или в какой-нибудь отдаленный городок на тихоокеанском побережье. Я их никогда еще не видал…
Шадрак вложил столько энергии в планирование этого путешествия, что конечный пункт уже казался не столь значительным. Картолог не позволял себе представить, как однажды, когда настанут лучшие времена, они наконец соберутся все вместе: миссис Клэй, Тео, София и он сам. Сколько всего нужно еще утрясти, сколько всего может пойти не так, прежде чем наступит завтрашний день и он в последний раз закроет за собой дверь дома тридцать четыре по улице Ист-Эндинг…
Тяжелый взгляд Бродгёрдла был полон презрения.
– Стало быть, ради безопасности вы готовы поступиться принципами? Узко же вы мыслите, Шадрак!
Картолог по-прежнему улыбался.
– Мною движут именно принципы, Гордон. Если бы я в первую очередь беспокоился о своей безопасности, бросил бы Вещих там же, где нашел: в гробах, набитых землей. Но я не сделал так и рад этому. Когда однажды, где-нибудь подальше отсюда, я снова окажусь в семейном кругу, мне не хочется мучиться совестью, рассказывая о совершенных поступках.
32Дымные карты
14 августа 1892 года, 6 часов 22 минуты
Глава, написанная Сарой Смоук (Дымкой) Лонгфелло, рассказывает о происхождении дымных карт, поистине стоящих рассмотрения. О них зачастую судят крайне неправильно. Многим кажется, будто «дымные карты» суть следы задымления, оставшиеся на бумаге; их путают с соответствующей техникой рисования. Картины, пожалуй, получаются интересные, но хранилищем информации они сами по себе не являются. Пожалуй, более интересную карту удалось бы получить, рисуя дымом по ткани – обычному носителю для погодных карт.
Нош с Горькосладом отбыли под вечер тринадцатого: их ждали поиски Дурман. Софии оказалось неожиданно трудно распроститься с молодым Вещим. С того мгновения, когда доброжелательная морда Ноша возникла перед ее глазами на станции Соленого, юноша и лось дарили ей основательно подзабытое чувство защищенности и заботы. За свою недолгую жизнь она странствовала лишь с двоими Вещими, но оба оказались наделены особым внутренним спокойствием, невероятно помогавшим в тягостные минуты. Сейчас же Софию одолевали неуверенность и беспокойство, мир вдруг стал опасным и неуютным.
«Сперва Златопрут, теперь Горькослад, – думалось ей. – Полтора месяца со мной рядом был кто-то из Вещих…»
Она стояла у дверей Дымкиного жилища, глядя, как удалялись тучегонитель и лось.
«Надо снова привыкать обходиться без них. Увидимся ли еще?..»
Тео быстро шел на поправку. Он с огромным энтузиазмом учился железному искусству – так Эверетт именовал науку владения Знаком, – и энергии у парня было хоть отбавляй. Тем не менее Дымка настояла на том, чтобы ее пациент еще по крайней мере одну ночь провел под кровом, в безопасности и покое.
– Мне интересно, – сказала она, – когда тебе уже надоест нам об этом рассказывать!
Дело было после ужина, они стояли на кухне.
– Ты вроде как слушаешь, – сказал Тео, показывая испещренную шрамами правую руку. – Но только – костями!
– Плохо представляю себе, – сказала София.
– Оно и правда непросто, – согласился Тео, ни дать ни взять чуточку смущенный величием собственного таланта. – Я поначалу все в толк взять не мог, что Эверетт имеет в виду. А он говорит – перестань, мол, наконец думать! Сосредоточься на том, что твоя рука хочет тебе сказать!
София невольно усмотрела сходство со своим собственным обучением у Горькослада. Ей тоже пришлось учиться наблюдать и истолковывать, не задумываясь, как это происходит.
– Например, сейчас ты что ищешь? Свои сапоги? – поддразнила она. – По-моему, я видела их под кроватью…
Тео добродушно рассмеялся.
– Я пытался почувствовать Жуткое море. Я примерно представляю, в какой оно стороне, благо знаю, где север. Я прикидывал, удастся ли уловить нужное направление.
– И как? – с интересом спросил Казанова. – Уловил?
– Ну… есть немножко. Мне типа хочется двигаться во-он туда. – Тео показал, куда именно. – А с какой стати, объяснить не могу!
– А в кровать твоя рука, случаем, тебя не зовет? – спросила Дымка. – Вот где тебе сейчас точно следует быть!
Тео покаянно рассмеялся, и все разошлись до утра.
Утром четырнадцатого Софию разбудила тихая возня в кухне: Дымка готовилась к отправлению. Она упаковывала еду, раскладывая припасы аккуратными кучками.
– Хлеб, вяленое мясо и фрукты, – сказала она, заметив Софию. – Воду в дороге найдете. У Казановы рюкзак есть, ты можешь взять один из моих…
София протерла глаза, разгоняя остатки сна:
– Спасибо вам, Дымка.
– Я тебе еще одежонку кое-какую подобрала: не все же налетчиком одеваться? Звенишь так, что слышно за милю! – Добрая женщина показала Софии пару кожаных штанов, такие же башмаки, длинные шерстяные носки, льняную рубашку, шерстяной плащ. – В штанах всяко странствовать удобней. Я ненамного выше тебя, так что, пожалуй, впору придутся…
– Здо́рово! Спасибо еще раз, Дымка!
София быстро переоделась. Одежда была ей немного великовата, но, как говорится, велика – не мала! Главное, башмаки оказались точно впору. София оглядывала их с восхищением. Какие теплые, удобные, легкие!
– Погоды там холодней здешних. Из-за льда.
София бережно свернула плащ и пристегнула к заимствованному рюкзаку.
– Далеко ли нам идти до жилища сестер?
– Этого не предугадаешь. – Дымка перевязала очередной сверток. – Скажу тебе так: когда съедите половину припасов, хочешь не хочешь, придется разворачиваться и двигать обратно, где бы вы на тот момент ни находились. Там вы пропитания не найдете!
– Но ведь они трое что-то едят?
Дымка покачала головой и ответила непонятно:
– То, чем они питаются, я есть бы не стала.
На кухню вышли Казанова и Тео. Казанова нес большой рюкзак, выглядевший до отказа набитым. Тем не менее он поставил его на стол, открыл и стал преспокойно убирать внутрь всю еду, заготовленную хозяйкой.
– Шерстяные одеяла и прорезиненный брезент для льдов, – сказала Дымка, вручая их Казанове. – Тео, а это тебе! – Она держала мягкий сверток. – Здесь чистые бинты и пузырек лекарства. Если плечо разболится, отпивай понемножку, это уймет боль. И еще обзаведись посохом, иначе с рукой на перевязи много не прошагаешь… Еды я вам положила дня на четыре, не больше. Если не вернетесь к восемнадцатому, придется нам вас разыскивать, и чем это кончится, гадать я лучше не буду. Так что через два дня всяко-разно поворачивайте назад! – сказала она и добавила: – Если задержитесь, рощу по-любому будет поздно спасать. Да, и вот еще что…
Она показала им три короткие свечки.
– А-а, – улыбнулся Казанова и большой ладонью принял все три, чтобы раздать по одной Софии и Тео. – Держите их при себе и ни в коем случае не теряйте!
– Свечи у нас, вообще-то, есть, – сказал Тео.
– Но не такие. Не Дымкины.
– Это дымные карты, – несколько извиняющимся тоном проговорила хозяйка. – Уж вы простите меня, вечно я беспокоюсь… Я лишь хочу, чтобы вы всенепременно назад дорогу нашли, если что не так пойдет… Свечку зажжете – дым и поведет вас сюда, ко мне.
– Ух ты! – воскликнула София. – Здорово! Спасибо вам! Дымная карта, – пробормотала она.
Свечка выглядела совершенно обычной. Приятно пахла воском… София убрала ее в сумку, а сумку – в рюкзак, между двумя одеялами.
– Сумку-то обязательно с собой тащить? – спросил Казанова. – Столько бумаги! Она у тебя как кирпичами набитая!
– Там мои карты, – ответила девочка. – И альбом. А еще гранаты, которые мне в Авзентинии дали. Они при мне должны быть.
– София без этой сумки ни шагу, – улыбнулся Тео. – Куда она, туда с ней и сумка.
София покраснела.
– Ладно, – сказал Казанова. – Коли так, отправляемся! Дымка, – он заключил хозяйку в объятия, – не знаю даже, как тебя благодарить! Обещаю, мы вернемся восемнадцатого или раньше. Я уж за ребятами присмотрю…
– Кто бы сомневался, Грант! – Женщина в свою очередь обняла Софию и Тео. – Да, еще кое-что, – сказала она уже на пороге. – Жуткое море не случайно так называется… Не смущайтесь ничем, что можете увидеть там или услышать. Необитаемая эпоха не причинит вам вреда… По крайней мере, пока не доберетесь до царства сестер!
Трое зашагали прочь по тропе, и Дымка крикнула вслед:
– И смотрите там, берегите себя!..
9 часов 40 минут
Трое держали путь на север, удаляясь от Оукринга. В начале путешествия указующая рука Тео была им без надобности, поскольку путь к Жуткому морю Казанова хорошо знал. Элодейцы время от времени путешествовали в ту сторону, чтобы проводить время в ледяных пещерах; их следы несколько заросли, но неплохо просматривались.
Шагая по тропе, София нарадоваться не могла счастливому случаю, что свел Тео в бостонской тюрьме с Казановой. Живя в доме лекарки, девочка насмотрелась на то, с какой нежностью и заботой здоровяк ухаживал за ее другом. Теперь она видела, что и в дороге он был спутником очень заботливым. Казанова самым серьезным образом воспринял обещание, данное Дымке. Приподнимал висячие ветви, чтобы им было легче идти. Предупреждал о шатких камнях на тропе. И кажется, знал названия каждой былинки, значение всего, что им попадалось.
– Совиные погадки, – сказал он, поднимая колючий комок, состоявший, казалось, из слипшегося пуха пополам с мелкими косточками. – Совы не умеют жевать. Свою добычу они заглатывают целиком, потом отрыгивают остатки. Вот тут, – он растрепал комок, – останки небольшой мыши…
– Неопрятно как-то, – заметил Тео.
– А ты сам попробуй мышь целиком проглотить, – посоветовал Казанова.
Местность кругом была ровная, лес разреженный. Деревья клонились к земле, листву побил угольный град. Тропу сплошь покрывали сбитые ветки и рваные листья.
Пока шли, София время от времени поглядывала на небо. С тех пор как Сенека доставил ей веточку, посланную Златопрут, девочка больше не видела сокола, но помимо воли ждала его появления. Где бы ни мелькнуло птичье крыло – она тотчас оглядывалась.
– Это болотный лунь, – заметив, как она повернула голову за пронесшимся силуэтом, сказал Казанова.
– Очень красивый, – кивнула София.
– А еще в здешних местах очень много сапсанов…
– Казанова, – сказала она. – Как же Тео повезло тебя в камере встретить!
Он улыбнулся:
– Счастливчик Тео, что с него взять.
Тео резко остановился:
– Ты почему меня так назвал?
Казанова ладонью стукнул себя по лбу:
– Как же я мог забыть? Столько всего произошло, совсем из головы вылетело… Пока ты валялся в лихорадке, по дороге в Оукринг нас остановили налетчики. Представь, твоими знакомцами оказались. Даже вяленого мяса мне дали, дескать, тебе для поправки нужно железо. Так вот, один из них, Тощий Джим, тебя Счастливчиком и назвал.
Напряженное лицо Тео смягчилось улыбкой.
– Тощий Джим, – повторил он. – Ну, ну…
И, продолжая улыбаться, вновь зашагал.
– Кто он такой? – спросил Казанова.
– Налетчик знакомый. – Тео засмеялся и ткнул посохом в дерево. – Прежде чем заняться налетами, он сделал себе имя как метатель ножей. И он – один из немногих, кто полагает, что в грабеже есть какие-то правила. На моей памяти он ни разу не обирал женщин, стариков и тех, у кого дети были.
– Наверно, это ему здорово руки связывало, – заметила София.
– Еще как! Я же и не называл его успешным налетчиком. Другое дело, несколько раз и ему неплохой куш перепадал… Однажды он обнес владельца ранчо в Южных Пустошах, столько денег огреб – два года жить можно! Конечно, он все спустил месяцев за шесть, но зато как шиковал! Тощий Джим! Грабитель-джентльмен…
– Совсем как пираты, – сказала София.
– Или – как наш Казанова, – сказал Тео.
София с любопытством уставилась на здоровяка:
– Тео правду говорит?
Казанова покачал головой, лицо перекосила улыбка.
– Я, вообще-то, не рассказывал Тео, за что меня в тюрьму упекли. Это он так, наугад брякнул! – И он нагнулся, пролезая под поваленным деревом, перегородившим тропу. – Вдруг я туда угодил за хищение и растрату? Или вовсе за убийство?
Он оглянулся на спутников, приняв угрожающий вид.
– Ага. Щас! – засмеялся Тео. – Так и поверили!
– Или за государственную измену, – оставив веселье, сказал Казанова.
– За измену? – переспросила София.
– Ясно, за нее самую, – нахмурился Тео. – С таким премьером, как Бродгёрдл, не так чихнешь – и ты уже родину врагам продал. Он всех гребет в тюрьму, чтобы пушечного мяса было побольше!
Казанова указал вперед:
– Там прогалина, остановимся передохнуть…
Тео и София ждали, не скажет ли он чего-нибудь еще. И дождались.
– Меня арестовали за то, что я протестовал против закрытия границ и политики Нового Запада в отношении Индейских территорий. Я был в толпе, собравшейся на ступенях Палаты представителей. Нас всех полиция задержала. Сперва казалось – подержат да выпустят… Но мне не удалось найти адвоката, а время шло… И вот тут Бродгёрдл, тогда еще не премьер, просто парламентарий, протащил закон, согласно которому определенные формы протеста приравнивались к измене. Причем закон применялся и к тем, кого уже арестовали по менее серьезному обвинению. Так я и стал государственным преступником. – Казанова приподнял очередной сук, пропуская Софию и Тео, и спокойно докончил: – Если бы не армейская служба, меня бы точно повесили.
Во второй половине дня путники достигли пределов территории, на которой Казанова хорошо ориентировался и мог служить проводником. Они остановились на поляне, где у старого кострища догнивала небольшая хижина.
– Тут ночуют путники, направляющиеся на запад или восток. Севернее этого места я не бывал.
Тео воздел правую руку:
– Время использовать железное искусство! Ну-ка, посторонитесь…
– Ваш выход, маэстро, – насмешливо поклонился Казанова. – Только посох в другой руке держи, хорошо?
Тео хмуро посмотрел на товарища. Закрыл глаза, протянул покрытую шрамами руку ладонью вниз, словно ловя некие токи…
София смотрела на него с ожиданием и любопытством. Время шло. Она потихоньку вытащила из кармана часы. Потом переглянулась с Казановой.
– Оно меня натурально притягивает… – не открывая глаз, сказал наконец Тео.
– Что тебя притягивает? – спросила София.
– Не знаю. Просто тянет, и все. Не очень сильно, не сказать, чтобы неодолимо, но как внимание обратишь – очень даже заметно.
– И в какую сторону?
Тео открыл глаза.
– Похоже, делать я это могу исключительно зажмурившись. Мне что, так с закрытыми глазами и топать?
Двое спутников смотрели на него, не зная, как быть.
– Может, тебе останавливаться через каждые несколько шагов? – предложила София.
Тео нахмурился, закрыл глаза и снова вытянул руку. Нерешительно шагнул, открыл глаза. Еще несколько шагов – и он оказался у края поляны, потом уткнулся в валун. Тео залез на него не без труда, опираясь на посох. София и Казанова, переглядываясь, последовали за ним.
– Вон туда надо идти! – сказал Тео, когда все собрались вместе. – Где деревья желтее!
– Не вижу, – созналась София.
– И я не вижу, – сказал Казанова. – Но раз ты говоришь, значит туда нам и надо. Пошли проведу.
Он помог Тео спуститься с валуна и повел спутников между деревьями. В какой-то момент Тео остановил его, взяв за плечо, указал вправо. В другой раз он придержал Казанову у начала тропы, вившейся вверх по склону.
– Там тупик… Лучше нам держаться западнее сосняка.
Казанова посмотрел на него, впечатленный:
– Да ты у нас прямо эксперт…
Тео заулыбался, но София видела, как он устал. Его наверняка беспокоила рана. После той поляны он еле шел, причем старался не подавать виду, но получалось не очень. Несколько раз он спотыкался – и не падал лишь благодаря быстрой реакции Казановы. София уже решила потребовать привала, ссылаясь на собственную усталость, чтобы пощадить его гордость… Однако тут ее прохватило дрожью: словно сквозняк в теплой комнате, по лесу пролетел ледяной ветер.
– Чувствуете? – спросила она.
– Это дыхание ледников, – кивнул Казанова. – Приближаемся!
Вскоре после того, как сравнялось тринадцать часов, путники вышли из лесу и оказались на побережье Жуткого моря.
И сразу увидели ледник. Холодный воздух стекал с него зримыми волнами, поверхность сверкала на послеполуденном солнце. Само море казалось листом серебра, ограниченным по обе стороны горами. Трое путников стояли на галечном берегу, рассеченном руслами множества ручьев: одни вились тонкими ленточками, другие были шире и глубже.
– Ты нашел путь, Тео, – сказал Казанова, кладя руку ему на здоровое плечо. – Молодец. Вот оно, Жуткое море!
– Выглядит не особенно жутким…
– Рад, что ты так думаешь, – сухо проговорил Казанова. – Я вот не очень готов карабкаться через льды!
Тео покачал головой. Вытянул расслабленную правую руку, повернул ладонь книзу, потом указал:
– Нам вон туда. Только не через льды, а под ними. Там вход в пещеры…
Едва он договорил, в том направлении что-то начало двигаться. Трое молча смотрели. Нечто двигалось мягко и легко, словно несомый ветром листок. София вдруг поняла, что предмет скользил по поверхности ручья, исчезавшего в пройденном ими лесу.
– Оно на воде, – сказала девочка.
– Тот ручей течет из пещеры, – сказал Тео.
Казанова вгляделся.
– Не в ту сторону движется, – заметил он. – Прочь от моря!
Предмет приближался, бурый с белым, как пестрое соколиное перо, как древесина березы.
– Да это же каноэ!
– Пустое, – удивилась София, когда удалось рассмотреть все подробности.
Каноэ легко скользило в мелком ручье. Вот до него осталось сто футов, потом пятьдесят, потом всего десять… Подплыв вплотную, оно остановилось. Вода продолжала течь, но каноэ стояло, словно уткнувшись в невидимое препятствие.
– Похоже, это для нас, – сказал Казанова. – Надо садиться…