Железная клетка
20 августа 1892 года, 5 часов 32 минуты
Когда в сказаниях элодейцев (Вещих) заходит речь о колдовском вихре, обычно описывается существо по имени Ординг, что-то вроде гигантской сороки. Ординг собирает побрякушки, представляющие интерес лишь для него, и устраивает из них клад. А колдовской вихрь возникает, когда Ординг подбирает свои ценности по всему миру. Носится и дует, ища диковины малые и великие.
Пассажиры Бирке не произносили ни слова, между тем как каноэ несло их через лесные пространства Нового Запада. Все по очереди заглянули в зеркалоскоп. Каждого хватило лишь на несколько мгновений, но видения успели потрясти и намертво впечататься в память.
Небо над головами все сильнее мрачнело. Звука рассекаемой воды больше не слышалось, казалось, волны плескали на борта совершенно бесшумно. Даже птицы замолкли. А потом где-то далеко зазвучал тонкий плачущий голос. Сперва София не поняла, что он мог означать. Потом сообразила: начинался колдовской вихрь.
Ветви деревьев закачались и засвистели: ветер усиливался. София почувствовала, как желудок свело от страха. Пугало все: и увиденное в зеркалоскопе, и возможное значение собиравшейся бури, и, главное, перспектива опоздать. Что, если по прибытии к роще они вживую увидят ужасы вроде тех, на которые мы насмотрелись через прибор?..
От страха и волнения мысли беспорядочно носились по кругу, пока наконец не собрались воедино. Воспоминания из березовой коры, видения, сохраненные гранатами, звуки и зрелища из прибрежных лесов и картины загубленной рощи, нарисованные воображением. София сидела зажмурившись и не могла заставить себя поднять веки. Ветер выл все пронзительней, в его завываниях девочке мерещились голоса. Кто плакал там, вдалеке? Люди или нет? Где и что там творилось?..
Бирке спрыгнула с небольшого водопада, пассажиров обдало ледяными брызгами. Все трое ахнули, София непроизвольно открыла глаза. В это время темные тучи вспорола вспышка молнии. Обрушился раскат грома, похоронивший даже плач ветра. Тяжелыми полотнищами повис дождь. Каноэ продолжало мчаться вперед, капли так и хлестали.
– Держите! – крикнул Казанова, вытаскивая прорезиненные дождевики, которыми снабдила их Дымка. – Лягте на дно и укройтесь!
Вновь раскатился гром. София и Тео прижались друг к другу, укрываясь плащами и тщетно силясь что-либо разглядеть в сплошной стене ливня. Теперь они даже не видели, куда, собственно, движутся. Однако Бирке неслась вперед с прежней уверенностью, одолевая бурные воды, огибая валуны, неожиданно выраставшие из серой пелены непогоды. Завывание колдовского вихря вроде бы отдалилось, сменившись другим непостоянным звуком, похожим на свист.
– Слышишь это? – приблизив губы к уху Тео, громко спросила София.
Он кивнул:
– Это люди Фена Карвера. Это их клич.
София мотнула под плащом головой, дескать, не понимаю!
– Так они свистят перед атакой, – сказал Тео.
София вновь прислушалась, наконец улавливая разницу между гулом вихря и пронзительным боевым кличем. Свист то затихал, то вновь начинал звучать, производя вполне потустороннее впечатление.
Дождь все не прекращался, путешественники мчались вперед, по сути вслепую. Наконец лес расступился, и в миг, когда сплошная стена воды сменилась обычным ливнем, сделалась видна Черепашья долина. София и Тео сбросили непромоканец. Первое, что оба увидели, – роща стояла нетронутая, лишь гнулись на ветру величественные деревья. Но позади нее, по берегам реки, склоны долины уродовали два больших пятна. С востока надвигалась бурая масса войск Фена Карвера, местами расцвеченная голубым, зеленым и желтым. Западнее ало-белым прямоугольником двигались войска Нового Запада. Вновь полыхнула молния. София увидела реку, разделявшую армии, – длинную, беспокойную серую змею.
Девочка улавливала страх древнего, сосредоточенный у рощи, столь же ясно, как и прежде, когда они с Горькосладом стояли на гребне холма. Только намерения клима обострились, в грохоте грома и завывании ветра чувствовалось отчаяние, впрочем еще не дошедшее до обреченности. В гудении вихря, качавшегося на западных холмах, слышалась решимость в любое мгновение обрушиться на склон впереди и смести все, что попадется. София опасливо присмотрелась к смерчу и при свете очередной молнии поняла: он необычный. Столь громадный, что вершина упиралась в самые тучи, он еще и сам в себе нес молнии! То есть все шло в точности так, как предрекала Бораго: «Поди постреляй из пистолета в запертой комнате, – думаешь, последствий не будет? Обязательно в кого-нибудь попадешь! И что, он на тебя не рассердится?..»
София с ужасающей ясностью поняла, чтó сейчас случится. Как только войска сойдутся и вступят в бой, колдовской вихрь обрушится на них, чтобы отстоять рощу. Людей просто сметет, уничтожит. Они все погибнут.
София даже привстала в каноэ, так что суденышко опасно закачалось. «Почему же они этого сами не видят? – спрашивала она себя. – Как они не понимают, что с ними произойдет?..»
Свист воинства Фена Карвера и вой вихря прервал новый раскат грома. Когда он затих, стало слышно, что свист прекратился.
– Мы опоздали? – закричала София.
– Они в переговоры вступили, – сказал Казанова. – Смотри!
На полпути между двумя армиями, на западном берегу реки, виднелась небольшая группа всадников.
– Какие переговоры? О сдаче?..
– Обсуждают условия битвы, – сказал Казанова и указал на восток, потом на запад. – Фен Карвер занял оборонительную позицию. Он с радостью уведет войско прочь, если будет такая возможность. Это генерал Григгс нападать собирается. Карвер, я так думаю, хочет выговорить безопасность тем, кто останется жив. Так что время у нас есть, – сделал он вывод. – Хотя и немного!
Будто услышав эти слова, Бирке наддала ходу, лихо прыгая по перекатам. Вода хлестала через борта. София пристально вглядывалась в представителей обеих армий, до боли сжимая пальцами лодочный борт…
Наконец Бирке достигла дна долины. Пока она петляла извивами реки, София успела потерять из виду парламентеров, но за очередным поворотом они показались вновь.
А впереди, на правом берегу, была роща. Отсюда она выглядела гораздо больше, чем издали. Красные стволы уходили в вышину, длинные ветви метались на ветру, словно воздетые в отчаянии руки. София вновь вспомнила Древоеда. На миг даже показалось, будто чудовище стояло на краю рощи, предвкушая разрушение, которое сейчас учинит. Только его челюсти и рога больше не были каменными – теперь они состояли из людей, а в золотых глазах бушевало пламя пожаров. Призрак заколебался и рассеялся в штормовых облаках…
Бирке продолжала движение. Роща осталась позади, сделалось видно поле предполагаемой битвы. Огромные валуны образовывали естественный мост через реку, вода бешено неслась под его неровными арками. Поток, вздувшийся от дождя, на глазах разливался, подтапливая берега.
Туда каноэ, впрочем, не добралось. Воды, покорные трем сестрам, плавно подвели Бирке к западному берегу. Тео и София выбрались на топкую землю. Казанова оттащил лодочку подальше от реки, на прочные камни.
Сперва София устремилась вперед с зеркалоскопом наперевес, но потом умерила шаг и оглянулась. Всего в нескольких сотнях футов по обе стороны долины в ожидании замерли войска. Первые ряды стояли неподвижно, ливень не давал различить лица солдат… Но куда подевались парламентеры? Ни людей, ни лошадей, которых она видела сверху. На их месте виднелось что-то другое. Большое, прямоугольное, величиной примерно в человеческий рост.
Щурясь, девочка двинулась в ту сторону. «Что там такое? Домик? Повозка?..» Она подошла ближе…
Казанова схватил ее за руку:
– София! Стой!
– Что это? – спросила она, приглядываясь к странному ящику.
– Не знаю, – нахмурился он. – Дай лучше я первым пойду.
Тео присоединился к товарищам.
– Я знаю, что это, – сказал он с легким удивлением. – Оно не опасно.
Чуть помедлив, Казанова пошел вперед, Тео и София – за ним. Лишь подобравшись вплотную, София поняла, чтó перед нею. Она увидела железную клетку с двумя длинными, как у паланкина, ручками для переноски. Сейчас клетка стояла на берегу возле реки.
И она не пустовала. Подойдя, София увидела внутри девочку. Лет десяти или одиннадцати, не больше. Длинные черные волосы растрепались, девочка плакала. За ревом бури не слышались всхлипы, только видно было, как содрогалась согнутая спина. Девочка хваталась за железные прутья и медленно, словно утратив последние силы, клонилась вперед. Мокрые юбки стелились по полу клетки…
Их края висели обгорелыми клочьями.
Подоспевший Казанова уже сражался с замком. Понаблюдав за его тщетными усилиями, Тео шепнул на ухо Софии:
– Она тоже тучегонитель. Я ее в карте памяти видел!
И София наконец все поняла. Перед нею была Дурман, сестра Горькослада, которую тот так долго и отчаянно разыскивал. «Да она же совсем дитя», – с ужасом осознала София. Кто бы мог подумать, что это маленькое, измученное создание и есть причина катастроф, загубивших столько людей!
– Дурман! – окликнула она сквозь рев бури, касаясь детских пальчиков, сжимавших ржавые прутья.
Всхлипывание прекратилось. Девочка подняла голову. Лицо, зеленоватое вдоль края волос, было грязным и очень бледным. Впалые щеки, костлявые пальцы… Ее, похоже, еще и голодом морили. На искусанных губах – полоски шрамов и свежая кровь. Глаза отчаянные, одичалые. Девочка не знала, на кого смотреть: на Софию, на Тео или на Казанову.
София наклонилась поближе, чтобы не приходилось кричать. Накрыла руку девочки своей.
– Дурман! – повторила она. – Я друг твоего брата! Горькослад повсюду ищет тебя! Он так обрадуется, узнав, что мы тебя отыскали!
Глаза девочки вновь наполнились слезами, она отняла руку:
– И вовсе не обрадуется… я такого натворила!
Дрожащий голос звучал совсем не по-детски. Софии показалось, что перед ней – взрослая женщина, сожалеющая о долгих десятилетиях скверно прожитой жизни. Женщина, в полной мере изведавшая усталость и горечь. Уронив голову, Дурман закрыла руками лицо и вновь зарыдала.
– Я такого натворила!.. – повторила она.
София дотянулась к ней через прутья, поймала ярко-зеленые руки, маленькие и очень холодные, заставила оторвать их от лица.
– У тебя выбора не было, – сказала София.
– Был у меня выбор, – мучительно всхлипнула девочка. – Всякий раз есть! И каждый раз я по выбору пускаю в ход свой дар! Предпочитаю маму с дедушкой всем другим людям… Нет мне прощения, – прошептала она. – Я просто их слишком сильно люблю, – добавила она еле слышно.
София сжимала руки девочки, у нее самой текли по щекам слезы. В это время со стороны ново-западных войск приглушенно прозвучала сигнальная труба. Дурман вздрогнула. Вскочила на ноги посреди клетки, вытянула напряженные руки.
– Это мне сигнал, – дрожащим голосом проговорила она. – Пора начинать. Бегите, бегите прочь как можно быстрей! Туман очень быстро распространяется…
София посмотрела на мокрого и усталого Тео, на потрясенного, растерянного Казанову, успевшего отступить от замка. Видно было, как он прикидывал про себя вес паланкина, раздумывая, получится ли его унести, если он возьмется за передок, а Тео с Софией встанут сзади вдвоем. У Софии мелькала такая же мысль, но раненая рука Тео вынуждала от нее отказаться. Со значением поглядев на Казанову, София сказала:
– Вы идите. Я останусь с Дурман.
– Уходите все! – настаивала юная узница. Труба вновь прокричала, дитя в клетке подпрыгнуло. – Пожалуйста, пожалуйста, уходите!
Тео и Казанова не двинулись с места. София вслушивалась и всматривалась в окружающее и понимала, каким образом развернутся события. Вот отступил даже рев бури, она почувствовала, как замедлилось время… Ново-западные войска стали отдаленным, расплывчатым красно-белым пятном. За ними покачивался в ожидании колдовской смерч, яростный и несытый. Казанова ладонью прикрывал глаза от дождя, вода сбегала с повязки у него на руке. Руки дрожали, София поняла, что он снова перетрудился. Может, попробовал в одиночку клетку поднять?.. Нет, наверное, он потратил силы еще раньше, когда управлял лодкой. Сапоги Тео тонули в грязи, он яростно хмурился, глядя на Софию, на лице мешались раздражение и душевные терзания. Он не хотел оставлять подругу рядом с Дурман. Не хотел повторять то, что сделал в прошлом году за стенами Нохтланда, когда бросил ее одну под дождем. Если только он сможет, он никогда больше не бросит ее…
Именно в этот миг она поняла: Тео стал другим. Он больше не заботился исключительно о собственной шкуре. Больше не считал, что ему очень повезло, если удавалось ускользнуть незамеченным. Теперь он был привязан к людям, к местам, и ему это нравилось. Он привязался к ней – к Софии. И это столь ясно читалось в каждой черточке его нахмуренного, злого, любящего лица, что София поневоле спросила себя: как она могла раньше этого не замечать?
«Да я же время разгоняю, – сообразила она. – Как тучегонители. Создаю себе пространство, чтобы все обозреть. Именно это описывал мне Горькослад, только было очень трудно вообразить, что имелось в виду…»
Перед ней развернулась цепочка событий. Сейчас перепуганный ребенок расправит ладони и на них расцветут малиновые цветы, порожденные элодейским даром Дурман. Их запах, разносимый мощью ветров, наполнит долину… И напряженное ожидание войск сменится хаосом, всеобщим смятением и резней под покровом малинового тумана. А с вершины гряды ударит колдовской вихрь и смешает с землей всех, кто останется. После него уцелеет разве что железная клетка, да и та смятая, сплющенная.
И София не находила иного способа, кроме убеждения, чтобы все это предотвратить. Нужно уговорить Дурман подождать. Нужно отговорить командиров от атаки. Нужно уговорить обе армии подождать.
Благодаря своему дару София умела произвольно растягивать время.
Вот только растягивать было уже нечего…
Вселенную разорвал грохочущий удар, София почувствовала, как под ногами содрогнулась земля, словно где-то рядом проскакал табун лошадей. Созданный ею пузырь времени схлопнулся, мгновения побежали как обычно. Она в отчаянии оглядела склоны долины: не вихрь ли ударил? Может, войска в атаку пошли?
– Дур-ма-а-ан! – донеслось издали.
София повернулась. Вдоль берега к ним спешило темное пятнышко. Однако голос она узнала. Она никогда прежде не слышала, как кричит Горькослад, но спутать было нельзя. Темное пятнышко превратилось в скачущего лося. Опустив рогатую голову, он перебирал ногами с немыслимой быстротой.
– Дур-ма-а-ан!
– Это Горькослад! – закричала София, вновь дотягиваясь сквозь прутья и хватая девочку за руки. – Он здесь! Он тебя отыскал!
Дурман таращила глаза, ничего не в силах понять. Нош мчался пулей. Труба вновь подала сигнал, но пленница пропустила его мимо ушей.
Краем глаза София заметила, как беспокойно переминались передовые ряды ново-западных войск. Можно было вообразить, как воспринимал происходившее генерал Григгс! Он уже трижды приказал Дурман выпустить смертоносный туман, но оный все не появлялся. Сперва помешала какая-то троица, выскочившая из каноэ. Теперь примчался юнец, окликающий девчонку по имени… Генерал медлил только потому, что ждал – вот-вот расплывется долгожданное облако.
Насколько хватит генеральского терпения? Скачи, Нош, скачи быстрей!
Лось стремительно приближался. Пятьдесят футов, тридцать, двадцать… Наконец Горькослад скатился с его спины и кинулся к ним, мокрый, с осунувшимся и горящим лицом. Он сразу бросился на решетку и обнял сестру. Дурман что было сил вцепилась в него.
– Сестренка, – бормотал Горькослад, гладя ее по голове.
Дурман с усилием отстранилась, на лице читалось горе.
– Тебе уходить надо, – сказала она и попробовала его оттолкнуть.
Горькослад не двинулся с места.
– Никуда я не пойду.
– Но мама… дедушка… – вновь расплакалась девочка. – Если я не…
– Они поймут, – подбодрил ее Горькослад.
– Они умрут! Они в зимней спячке – и их никогда не разбудят, если я не буду делать всего, что мне те дядьки прикажут!..
Пока брат и сестра разговаривали, София вдруг ощутила трепет беспокойства. Вероятно, прежде она от него отмахнулась бы, посчитав следствием собственной беспочвенной тревожности. А если бы и прислушалась, то приписала бы необъяснимому, таинственному инстинкту. Теперь она знала, что оба предположения неверны: тревогу насылал древний. Она подняла взгляд.
Нет, войска Нового Запада не шли в атаку на них, как она успела решить. Дело было в самой реке: вода бушевала и поднималась, берег рушился. Вот под напором мутной стремнины обвалился еще кусок дерна… София в ужасе посмотрела под ноги: в траве пролегли трещины.
– Нужно двигаться! – прокричала она, хватаясь за шест паланкина. Все оглянулись, и она пояснила: – Берег подмыло!
Горькослад первым понял, что происходит. Он схватил соседний шест, попытался оторвать от земли.
Казанова шагнул вперед и, отпихнув Тео, попробовал поднять весь задок паланкина. Держась за шест, София чувствовала усилие друга… однако клетка не двигалась.
– Она слишком тяжелая! – крикнула Дурман. – Ее восемь человек носят, вы не справитесь!
София в отчаянии посмотрела на Горькослада. Судя по выражению лица, перед его мысленным взором проносились те же безрадостные картины. Бешеное течение, обвал берега, грязь, тяжелая клетка… Сейчас земля уплывет у них из-под ног и передвижная тюрьма Дурман канет в воду. Девочка, запертая внутри, неминуемо погибнет.
Рассудок Софии стремительно перебирал и отметал варианты спасения… все, кроме одного, да и тот казался сомнительным.
– Беги! – крикнула она Казанове, отталкивая его от клетки. – Беги к Фену Карверу! Скажи ему, что Григгс хочет о перемирии договориться!
Казанова даже не смутился наглой ложью. Не спросил, каким образом она думала превратить ее в правду. Ни слова не сказав, он помчался по валунам, слагавшимся в естественный мост, на западный берег.
София повернулась к Горькосладу и Тео.
– Не дайте ей погибнуть, – сказала она.
И помчалась вверх по склону, туда, где неподвижно стояли солдаты. Они казались Софии рядами черных зубов, готовых растерзать всю долину…