Смертельный вкус Парижа — страница 17 из 48

Я сделал единственно возможное заключение:

– Не сомневаюсь, что отпрыск царствующего дома Аравии немедленно купил маленький пистолетик и спрятался под мостом в надежде, что мимо пройдет Люпон.

Халид аль-Сауд, один из бесчисленных принцев правящего дома, недавно основавшего на Аравийском полуострове королевство Неджд и Хиджаз, занимал в гостинице роскошную анфиладу комнат. Он принял нас точно в указанное время. У дверей стояли два чернокожих слуги, одетые с опереточной, но подлинной роскошью. Сам Халид аль-Сауд выглядел настоящим арабским шейхом из «Тысячи и одной ночи»: ростом почти с меня, широкоплечий и узкобедрый, с таким же тонким носом с горбинкой, с той же прямой, жестковатой линией рта. Только глаза цвета маслин и смоляной цвет волос отличали нас друг от друга, как если бы один был позитивом фотографии, а второй – ее негативом. Длинный белоснежный тауб и такая же белая куфия на голове придавали арабу благородный вид.

Принц протянул мне руку:

– Доктор Воронин, о вас очень тепло отзывался посол Ирана. Я рад познакомиться с личным врачом его императорского величества Реза-шаха Пехлеви, да хранит его милосердный Аллах.

Он говорил на вполне сносном французском, но с тяжелым арабским акцентом.

Протянутая ладонь Додиньи повисла в воздухе, ему достался лишь сдержанный кивок. Халид аль-Сауд остался стоять, видимо, подчеркивая краткость аудиенции. Додиньи покружил вокруг расставленных по гостиной диванов и столиков, но потерял к ним интерес, не обнаружив в них никакой исторической ценности, а следовательно, и возможности скандального разоблачения.

– Вы сообщили, что у вас есть какие-то новые данные по поводу моего кресла.

Додиньи потер руки:

– С вашего разрешения, я хотел бы еще раз осмотреть его.

Принц покачал головой:

– Вы его видели и уже дали совершенно уверенное заключение. Что заставляет вас усомниться в ваших выводах?

– Смерть Ива-Рене Люпона.

Принц склонил голову набок:

– Каким образом его смерть могла повлиять на подлинность моего стула?

Додиньи дернул пестренькое кашне и хрипло признался:

– Если быть совершенно откровенным, то, пожалуй, наоборот – мы опасаемся, что фальсификации Люпона послужили причиной его гибели.

Я перебил своего напарника, стараясь представить наш визит в более приемлемом свете:

– Ваше высочество, месье Додиньи уверен, что покойный подделывал старинную мебель. У полиции имеются подозрения, что месье Люпону мог отомстить человек, понявший, что антиквар обманул его, продав имитацию вместо оригинала. Месье Додиньи намеревается представить полиции список всех подозрительных сделок покойного, но перед этим он хотел бы еще раз взглянуть на ваш стул.

Принц неторопливо расправил красивые складки своей куфии:

– А почему вы решили, что я поверил обвинениям месье Додиньи?

– Вы, по крайней мере, усомнились в подлинности стула, – победоносно уличил его Марсель. – Иначе не согласились бы снова принять меня. Вы надеялись, что я обнаружу свою ошибку.

Принц погладил аккуратную бородку:

– Но если я надеялся, что вы поменяете свое мнение, значит, я не был полностью убежден в вашей правоте, не так ли? Признаюсь, когда месье Додиньи написал мне, что я стал жертвой обмана, я был возмущен. – Теперь принц обращался уже только ко мне. – Но, к счастью, для меня навели справки, и я быстро удостоверился, что месье Додиньи помешан на Люпоне и никто во Франции не принимает всерьез его обвинения в адрес светила французской старины. Я получил профессиональное заключение трех экспертов, удостоверяющее подлинность моего стула. Более того, если полиция ищет тех, кто мог мстить покойному, им стоит для начала ознакомиться с письмом месье Додиньи. Месье пишет мне черным по белому, что чувствует себя обязанным положить конец действиям месье Люпона.

Мой напарник воздел руки и завопил:

– Я намеревался разрушить его профессиональную репутацию, но мне и в голову не могло прийти!..

Шейх оборвал его королевским взмахом руки:

– Пусть во всем этом разбирается полиция. – Он снова повернулся ко мне: – Доктор Воронин, газеты сочиняют, будто ваша жена оказалась каким-то образом замешана в этой печальной истории. Я уверен, что это не так, и понимаю, что только защита семейной чести толкнула вас на сотрудничество с этим человеком. – Принц небрежно кивнул в сторону моего заломившего руки спутника.

– Простите, ваше высочество, а можно узнать имена экспертов, подтвердивших подлинность вашего стула?

– Стул был приобретен для меня моим декоратором месье Кремье в галерее «Стиль». Ее владелец, арт-дилер с огромным опытом, месье Жерар Серро уверил меня в подлинности артефакта. Что же касается того, что стульев оказалось тринадцать – месье Серро объяснил, что в давние времена практически всегда краснодеревщик, выполнявший гарнитур для королевских особ, делал на один предмет больше. Это позволяло ему выработать дизайн, потренироваться, а главное – такой дополнительный тайный предмет стоил огромных денег. Было много желающих иметь вещь, идентичную той, которой пользуется его величество, и цена была соответствующей. Какой именно из стульев был тринадцатым, теперь никто никогда не узнает, но двенадцать шансов из тринадцати, что теперь я сижу на сиденье маркизы де Ментенон. Помимо месье Серро, аутентичность этого раритета подтвердили куратор Версаля месье Бернар Годар и месье Камилл Мийо, глава отдела декоративных искусств Лувра. Как раз сегодня утром я получил все эти объяснения в письменном виде и нахожу их вполне убедительными и исчерпывающими.

Додиньи покраснел, подскочил к принцу и пылко завизжал, с каждым словом из его рта вырывалось облако слюны:

– Они все были с ним заодно! Покажите мне стул! Я докажу вам…

Принц брезгливо отступил на шаг и скрестил руки на груди:

– Для расследования гибели месье Люпона уже поздно разбираться с моим стулом. Настоящее не может изменить прошлое. Либо я уже поверил вам и отомстил, либо я вам не поверил и тогда вряд ли стал бы мстить. Но если бы я считал, что дело требует мести, я бы перво-наперво воздал тому, кто попытался испортить мне радость от приобретения редкой и ценной находки.

Я догадался, что настала пора откланяться.

– Простите, ваше высочество. Поверьте, только надежда с вашей помощью разобраться в основательности обвинений месье Додиньи против покойного заставила меня прийти к вам.

Принц воздел ладони:

– Я понимаю, уважаемый доктор. Как видите, у меня не было ни малейшей причины затаить зло на месье Люпона, чего нельзя сказать о месье Додиньи.

У меня не осталось сомнений, кто из нас двоих – всесильного принца и простого лекаря – был фотографией, а кто – ее негативом.

Я поклонился и начал деликатно, но упорно подталкивать неутомимого правдолюба к дверям. Уже на пороге тот все же ухитрился вывернуться, метнулся обратно и пискляво, но непреклонно выпалил:

– Вы правы, мне нет нужды снова видеть ваше кресло! Я убежден, что Люпон продал вам фальшивый стул, сколько бы его сообщники ни уверяли вас в обратном!

Я обхватил обличителя за плечи и мягко, но настойчиво выставил его в гостиничный коридор. Безмолвный раб захлопнул за нами дверь.

– Вы собирались с помощью этого нувориша разобраться в правдивости моих обвинений против Люпона? – Додиньи возмущенно обернулся ко мне, споткнувшись о край ковра и едва не упав на меня. – С таким же успехом я мог бы советовать вам, как оперировать черепную травму.

– Не цепляйтесь к словам. Шейх не верит вам, а следовательно, не убивал Люпона. Ни к чему было оскорблять гордого сына пустыни напрасными подозрениями. Вы сейчас куда?

– В «Полидор». Проводите меня?

Мы прошли по набережной мимо лотков букинистов, газетных киосков и чистильщиков обуви. Навстречу нам летели стайки молодых женщин в коротких развевающихся платьях. Хоть площади и бульвары Парижа ничем не напоминали узкие улочки Тегерана с одиноким водовозом, по-своему они тоже были прекрасны. По Понт-Нёф мы перешли на левый берег.

Всю дорогу мой спутник кипятился:

– Ему нагло продали тринадцатый стул, а потом убедили дикаря, что было принято делать на один стул больше! Что за чушь! Все эти стулья были известны, о каждом из них написаны монографии, а тут – здрасте! – Серро, под которым, видать, земля горит, придумывает совершенно невероятные побасёнки! А Годар и Мийо удостоверяют этот наглый подлог!

– У них хотя бы есть теория. А как вы можете доказать, что стул фальшивый?

Додиньи остановился посреди проезжей части так резко, что я едва успел выдернуть его из-под трамвая.

– Во-первых, я усердно изучаю национальные архивы Франции. Вы даже не представляете себе, сколько может почерпнуть там внимательный и дотошный исследователь! Но иногда за десять минут я узнаю еще больше, просто перевернув предмет. Я узнал почерк краснодеревщика. Это Мишони, он реставрирует мебель, в том числе и для Люпона.

– Что значит, «почерк»?

– У каждого мастера есть свои наработанные приемы. Например, Мишони покрывает свои имитации слоем расплавленной лакрицы. Это придает свежей древесине состаренный и грязный вид. Стул шейха сварганил Мишони. И этот кочевник сомневался, говорю вам, он сомневался! Иначе бы не потребовал экспертизы и заверений экспертов. Их липовое заключение он получил только сегодня. Что, если для Пер-Лашеза оно пришло слишком поздно?

– Оставьте. Принц никого не убивал. Зато вы, оказывается, усердно рассылали свои угрозы Люпону по всем возможным адресам.

– Хотел бы я спросить Годара и Мийо о благоглупостях, которые они навешали на уши этому нуворишу! – кипятился Додиньи. – Перед нами явное доказательство их преступного сговора!

– Боюсь, никто из них не станет с нами разговаривать, – вздохнул я.

– Это мы еще посмотрим! – погрозил Марсель, засовывая руки в карманы пиджака с такой силой, что затрещала подкладка. Новый сюртук Додиньи терял приличный вид быстрее, чем теряет представительность пассажир круиза в приступе морской болезни: ткань помялась, покрылась сомнительными пятнами, пиджак скособочился и превратился в заношенную, бесформенную ветошь. – Завтра открываются русские торги в галерее князя Куракина. Эти выжиги все туда слетятся, я знаю. Явлюсь и устрою дикий скандал.