Я осторожно ответил:
– Убедился, что у вас больше врагов, чем надо бы человеку, желающему дожить до глубокой старости.
– Еще бы, – согласился он с ноткой хвастовства. – Я мешаю им продавать фальшивки. Серро всучил подделку Эмилю-Морису Эрмесу. Может, месье Эрмес и разбирается в седлах, но в антиквариате он сечет не больше мерина. А Годар, я вам уже говорил, не простил мне двух фальшивых ployants. Это такие складные табуреты, которыми он с благословения Люпона украсил Зеркальную галерею. Табуреты якобы принадлежали Марии Луизе Елизавете Французской, старшей дочери Людовика Пятнадцатого. Он пригрозил мне судом, но я все еще жду повестку.
Я прервал перечисление его геройств:
– У меня для вас отличные новости о кровати для шаха.
– Какие?
– Я убедил посла потребовать ее проверки экспертами и аттестата о подлинности. В случае сомнений он отменит сделку.
– Чего же здесь хорошего? Разве вы не видели, чего стоят все эти эксперты и их заключения?
– Господин посол согласился, чтобы именно вы засвидетельствовали аутентичность кровати.
– Я? Я ничего свидетельствовать не собираюсь, – заявил он, нервно затягивая свое кашне с такой силой, что меня охватило беспокойство за его дыхание. – Вы обещали мне сорвать эту сделку.
– Как я могу сорвать ее? Только вы можете это сделать, если обнаружите, что кровать поддельная.
– Нет-нет, не я. Сами придумайте что-нибудь. Я помогаю вам только с этим условием.
Каким-то удивительным образом этот похожий на нелепого аиста чудак умудрялся одновременно быть и жалким, и упрямым. Он взбесил меня.
– Честно говоря, Додиньи, вашей помощи не хватило бы на отказ от раскладушки, не только от королевского ложа. Договор был, что вы поможете мне в расследовании убийства Люпона, но до сих пор, похоже, только я трачу время на расследование ваших антикварных дрязг.
– Это необходимый этап, – заявил он нахально. – Как только мы докажем, что они жульничали, у них обнаружится мотив, и за них возьмется полиция. Что вы узнали?
– Все полагают, что вы стреляли в Пер-Лашеза в качестве последнего аргумента вашей правоты.
– Естественно. А сами они могут доказать свою невиновность?
– Кремье намекнул, что в тот вечер был у любовницы, у остальных алиби нет.
Додиньи скривился:
– Какая еще любовница? Кремье женщинами не интересуется. Я не стал бы выдавать его тайны, но раз он пытается обвинить меня в убийстве, то пошел он к черту!
– В общем, вас там не любят. Вы допекли даже Мийо, которого проделки Люпона только радовали и восхищали.
Додиньи вздохнул:
– Мийо – тварь неблагодарная! Он мне спасибо должен сказать! Герцог Вестерботтенский, кронпринц Швеции, собирался преподнести в дар Лувру два fauteuils Жоржа Жакоба, это такие кресла без подлокотников.
– Ага, – почему-то я сразу догадался, что подкосило щедрые намерения кронпринца. – Вы, разумеется, сумели вовремя спасти национальную сокровищницу от сомнительных деревяшек?
– Если бы вы понимали в этом столько, сколько понимаю я, вы бы их тоже забраковали! – ответил он с искренним возмущением. – Я сделал лично Мийо и всей Франции огромное одолжение. Даже он не спорил.
– Скажите, – в последний момент я выдернул Додиньи из-под колес фиакра, – вам вообще случалось обнаруживать в чужих галереях и коллекциях подлинную вещь? Или везде выставлены сплошь одни подлоги неутомимого Люпона?
– Напрасно вы надо мной смеетесь. Вы заметили, что во всех своих экспертизах они опираются друг на друга и удостоверяют мнение друг друга?
– Но при этом их поддерживают все остальные антиквары Франции.
– Только потому, что против четверых самых знаменитых коносьеров Парижа не очень-то и попрешь!
Его одержимость крестовым походом против антикварного истеблишмента начала казаться мне еще одним веским доводом в пользу вины Додиньи.
– Хорошо, допустим, они подделывали эти патримуаны. Мне-то какое дело? Я ищу убийцу Люпона!
– Вы ищете его только там, где вам удобно. Я боролся с ним открыто. Что я мог выиграть от его смерти? Ничего, кроме неприятностей! Но, если Мийо прав и Пер-Лашез намеревался обнародовать свои проделки, у его сообщников был серьезнейший мотив. Не в суд же им было на него подавать! И ни у одного из каналий не нашлось алиби.
– Если они действительно были сообщниками.
– Даже не сомневайтесь. На каждой находке Люпона росчерк Мишони. Поезжайте, поговорите с ним, увидите, что это за тип. Настоящий мужлан. Если он что-то не поделил с Пер-Лашезом, я бы не дал за жизнь гения даже су.
Меня тревожило исчезновение из галереи Елены и Дмитрия, я собирался вернуться домой и убедиться, что жена там.
– Давайте оставим Мишони на другой раз.
Додиньи взвился, как кобра из корзины:
– Ни в коем случае! Надо поймать его прямо сейчас, срочно, до того, как Серро успеет предупредить его о вас!
– Но почему я?
– А кто же еще? – поразился рьяный борец с подделками. – Кому надо спасать жену – мне или вам? Кроме того, я боюсь. Давайте, это последний шаг, мы их уже почти уличили, – заявил он с апломбом победных реляций в начале затяжной войны.
В моем списке подозреваемых по-прежнему лидировал неугомонный холерик. Но именно поэтому я решил, что не имею права пренебречь встречей с подозреваемым им Дидье Мишони.
На задней площадке трамвая я доехал до Лионского вокзала, оттуда дошел пешком до тихой улицы, застроенной ремесленными мастерскими.
Большой каменный дом украшала вывеска «Краснодеревщик Дидье Мишони». Арка с распахнутыми коваными воротами вела во внутренний двор, заросший отцветшей сиренью и виноградными лозами. В углу двора поблескивал хромированным бампером черный «Крайслер». Из дверей навстречу мне вперевалку вышел немолодой кряжистый мужчина с пышными, пожелтевшими от табака усами и густой пегой шевелюрой.
– Месье Мишони? Я доктор Воронин, лейб-медик Реза-шаха Пехлеви, нового властителя Ирана. Я к вам по делу, но не мог не полюбоваться вашим автомобилем.
Дидье широко улыбнулся, обнажив крепкие, желтоватые от табака зубы, и сильно сдавил мою ладонь жесткой мощной лапищей:
– Любуйтесь, сколько хотите, доктор. Лучшая машина, какую можно купить за деньги! За семь секунд набирает скорость в сорок километров в час! Гидравлические тормоза, амортизаторы, алюминиевые поршни… да все, что душе угодно!
Особняк и автомобиль свидетельствовали о том, что столярные работы оплачивались не в пример щедрее медицинской помощи. Я всячески расхваливал машину, не сомневаясь, что за полчаса она легко домчалась бы отсюда до моста Турнель и обратно.
Настроенный благодушно столяр пригласил меня внутрь. Мастерская занимала весь первый этаж. Просторное помещение загромождали верстаки, станки и длинные столы, заваленные досками, стамесками, рубанками и долотами. В воздухе висела древесная пыль, пахло свежим деревом и лаком. От самого мастера крепко несло табачищем и потом. Широким жестом он обвел мастерскую:
– Ищите, что вам по душе!
– У меня особое дело, месье. Шах Реза Пехлеви хочет заказать для себя кресло. Точнее, даже не просто кресло, а трон.
– А вы-то с какой стати этим занимаетесь?
– Если честно, это в некотором роде моя идея. Меня настолько потрясло изящество старинной французской мебели, что я убедил шаха приобрести несколько предметов для его дворца Голестан в Тегеране. И меня попросили подыскать для тронной залы подобающий престол.
Он кивнул:
– Понятно. Одними микстурами жив не будешь. – Столяр сообразил, что лейб-медик взялся за выполнение шахских прихотей, дабы погреть на заказах руки. Это объяснение меня вполне устраивало. – А кто вас ко мне направил?
– Я сегодня искал что-нибудь подходящее в антикварном магазине Куракина. Там познакомился с месье Серро, хозяином галереи «Стиль», он очень рекомендовал обратиться к вам.
Краснодеревщик выудил из ящика запыленную бутыль и разлил янтарную жидкость по стаканам сомнительной чистоты. Остро запахло печеными яблоками и ванилью.
– Салют!
Я приветственно приподнял бокал, мы выпили. Мишони крякнул:
– «Пэй д’Ож», четыре года в бочке, двадцать лет выдержки! Ну, выкладывайте, чего угодно персидскому шаху от старого Дидье?
Похоже, я имел дело с самым богатым столяром Парижа.
– Понимаете, шах хотел бы получить точную копию трона французского короля.
Мишони поглядел на меня с прищуром:
– Какой именно трон? Какого именно короля?
– Тут я, наверное, буду вынужден воспользоваться советами месье Серро. Я сам не великий знаток старинной мебели, но за семь лет я очень хорошо изучил повелителя Ирана. Самое главное для Реза-шаха – чтобы этот трон… как бы сказать… чтобы он ничем не отличался от подлинного. Надо, чтобы он производил полное впечатление старинного раритета.
– Ага. – Мишони подул в усы. – Это, знаете ли, дорогой заказ.
– Об этом, мастер, не волнуйтесь. Боши платят Ирану за нефть – заплатят и за трон.
Он поставил стакан, потер покрасневший нос:
– Давайте я покажу вам свои работы.
Следующий час краснодеревщик любовно демонстрировал расставленные вдоль стен кресла в позолоченных завитушках, расписные комоды, шкафы с ампирными вензелями и лакированные столы с инкрустациями. Шедевры выглядели великолепно, но я, разумеется, никогда не отличил бы их от меблировки отеля «Бристоль». Объяснения изобличали в Мишони большого энтузиаста своего ремесла.
– Неужели вы сами создали все это?
– Не все. В том углу то, что я реставрировал для выставки в Нью-Йоркском историческом обществе. Только выставка отменилась.
– Почему?
– Слыхали об убийстве Ива-Рене Люпона? Это был его проект, теперь все рухнуло.
– Вам, наверное, это очень обидно.
– Ладно бы только обидно – оно еще и разорительно, – пробурчал столяр. – Так что, если вам что-нибудь приглянулось, не стесняйтесь.
– Мне все это не по карману, но я дам знать коменданту Голестана. А сейчас шаху требуется трон, на который не стыдно будет сесть властителю Ирана.