– Не хладнокровно, не хладнокровно! – воскликнул он с искренним возмущением. – От безвыходности! Я страшно расстроился! Клянусь, я предпочел бы, чтобы обвинили Серро! Но что мне было делать?
– Как насчет того, чтобы сказать правду?
Он гордо вскинул голову:
– Это было бы глупо.
– Ах вот как?
Резким движением я двинул стол на него. Он закудахтал:
– Я собирался оправдать вас, клянусь, собирался! Но сначала я должен был как-то доказать, что это не я стрелял в Пер-Лашеза!
– Обвинив мою жену?
Он схватился за пальцы, захрустел и с вызовом ответил:
– Перед фактами я бессилен. И теперь я знаю, что даже вы больше не сомневаетесь в моих показаниях.
Я перегнулся через стол и с наслаждением процедил:
– Додиньи, мне удалось узнать, что в замке Лувесьен хранится подлинная кровать Людовика Пятнадцатого. Она была сделана по личному заказу короля знаменитым Шарлем Крессаном из розового дерева.
Он побледнел, приподнялся со стула:
– Вы обещали мне, что эта сделка не состоится без моего согласия!
Я откинулся, потянулся, зевнул и с наслаждением завершил свою крохотную месть:
– Ага-ага. Мы как раз достигли тех отношений, когда мне очень хочется скрупулезно соблюдать наши джентльменские соглашения. Подождите, голубчик. Это только начало. Шах войдет во вкус, все ваши гнилые патримуаны перекочуют в Персию. И дворцов, и денег у него хватит.
Он схватился за голову:
– Синдикат антикваров будет поставлен в известность!
– Не уверен, что он распечатывает ваши депеши.
Хранитель французской старины выглядел таким потерянным, что я сжалился:
– Смиритесь. Поздно заламывать руки. Владельцы уже договорились и получили задаток от иранского посольства. Продажа – дело решенное.
Додиньи протиснулся мимо стола и, натыкаясь на другие столики, выбежал из бистро. Я не останавливал его. Теперь я знал все. Оставалось объяснить необъяснимое и поправить непоправимое.
Видимо, чем-то я выдал себя этим вечером, потому что после ужина Елена зашла ко мне в кабинет:
– Ты избавился от браунинга?
– Еще нет. Орудие убийства должно попасть к Марго, но я пока не знаю, как это сделать.
– Я не хочу, чтобы ты с ней встречался.
– Ого! Я когда-нибудь просил тебя с кем-либо больше не встречаться?
– Можешь попросить.
Я представил себя на коленях умоляющим ее не встречаться с Дерюжиным.
– Нет, спасибо. Такие вещи каждый решает сам для себя и сам несет ответственность. Но если я встречусь с ней, это будет только потому, что это необходимо.
– Нет никакой необходимости. Ты с ней уже все выяснил. И водил ее в такой ресторан, в какой никогда не водил меня.
В отчаянии я схватился за голову:
– Послушай, еще утром все было так хорошо! Почему опять?
Она присела на подлокотник кушетки:
– Потому что я боюсь ее.
– Чего ты боишься? Она мне совершенно не нравится. Я не верю, что мы избрали этот момент для выяснения отношений.
Елена вытащила пачку «Лаки Страйк», зажгла сигарету, затянулась:
– Может, нам пора выяснить их раз и навсегда.
Я словно рухнул в темную бездну. Я просто не мог бороться на оба фронта – и с расследованием, и с ней.
– Елена, умоляю, не сейчас.
Мы молчали. Когда тишина стала невыносимой, я ее нарушил:
– Ты опять куришь?
– Пытаюсь. Вкус ужасный, но говорят, помогает от нервов. Я схожу с ума от всего происходящего и вдобавок толстею. А ты…
– Я-то в чем виноват? Я пытаюсь спасти тебя.
– Но ты изменился. Мне кажется, ты винишь меня.
– Нисколько, – сказал я мрачно.
– Ты жалеешь, что женился на мне?
Мне бы выдавить из себя что-нибудь ласковое, но слишком саднила собственная боль. Я прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, мысленно приказывая себе успокоиться. Сейчас надо действовать, исходя исключительно из логики. Коротко и сухо я отрезал в ответ:
– Нет, не жалею.
Она разочарованно повторила:
– Нет? Это все? А почему не жалеешь?
– Потому что я не мог не жениться на тебе. И потому что жалеть бессмысленно.
Она откинулась, как будто я ударил ее. Ничего не сказала, только сидела недвижно с растущим на конце сигареты пеплом. Меня пронзил невыносимый раскаленный кол жалости. Уже мягче я сказал:
– Не жалею, конечно, – потрепал ее по безжизненной руке, – но я должен спасать тебя любой ценой. Я делаю это ради тебя, ради нас.
– Ради «нас», Саша… Так мало осталось «нас». – Голос у нее был глухой, глаза подозрительно повлажнели.
Она сидела и чего-то ждала – наверное, чтобы я начал ее разубеждать и утешать. Но последние дни настолько измучили меня, что на выяснение отношений уже не осталось ни желания, ни сил.
– Извини, я безумно устал. Я, пожалуй, посплю сегодня на кушетке.
Она поднялась, затушила сигарету и пошла к двери. Я окликнул ее:
– Слушай, в тот вечер в «Ля Тур д’Аржане», в туалетной комнате, что ты делала? Воспользовалась туалетом, вымыла руки, что-нибудь еще? Курила? Поправляла юбку, чулки, причесывалась? Кто-нибудь входил, ты с кем-нибудь говорила?
Она обернулась, нахмурилась:
– И в этом я виновата? Если ты намекаешь, что я вышла специально, чтобы дать возможность Люпону пристать ко мне, то ты ошибаешься. Причина была самая очевидная: я все время хлестала «Перье», чтобы пить поменьше алкоголя.
– Я ни на что не намекаю. Мне важно знать все детали. Мне надо точно знать, что ты там делала. Каждую мелочь.
– Ничего не делала. Воспользовалась туалетом, вымыла руки, подкрасила губы, надушилась и вышла. А почему это важно?
– Сам не знаю. Наверное, я уже просто бестолково бегаю кругами, как потерявший след пес.
Она ушла.
Я выждал, пока под дверью спальни погаснет свет, затем плотно закрыл дверь кабинета. Елена и так на грани нервного срыва, ни к чему осведомлять ее о моих планах. Я снял телефонную трубку и шепотом попросил телефонистку соединить с номером RAM736. Я весь вечер обдумывал, как уговорить Марго снова встретиться со мной, но теперь только растерянно промямлил:
– Мадемуазель Креспен?
– Вы журналист? – спросила женщина с раздражением.
– Нет, это доктор Ворони́н.
– Минуту.
Задуманный мною план не был безупречным, однако лучшего в голову не приходило.
Вскоре послышались шаги Марго.
– В чем дело, доктор?
– Мадемуазель Креспен, нам нужно встретиться.
– А почему вы шепчете? Боитесь, жена услышит? – Я до боли стиснул трубку. – «Нам»? Мне вовсе не нужно с вами встречаться. Мне ни к чему женатый лекарь из нищенской больнички.
Мне стало жалко ее. Счастливая женщина не может быть такой злобной фурией. Впрочем, счастливая женщина и любовников не убивает. Но мне надо было спасать Елену, и для этого я был готов отложить в сторону жалость и убедить Марго встретиться.
– Дело в том, что обнаружился свидетель, который видел женщину, стрелявшую в Люпона.
Некоторое время на линии была тишина. Потом Креспен кашлянула:
– Хм. А почему вы сообщаете это мне?
– Потому что он видел вас.
Когда она снова заговорила, ее хрипловатый голос был напряжен, как канат с грузом. Я надеялся, что это был груз вины.
– Вы пытаетесь напугать меня?
– Марго…
– Мадемуазель Креспен для вас.
– Я не хочу пугать вас, я хочу дать вам знать, что мне известна истина.
– Если бы вы говорили правду, я бы уже услышала это от полиции.
Я признался:
– Вы не услышали, потому что свидетель ошибся. Он принял вас за мою жену.
Скрывать это было глупо и попросту невозможно. Марго могла проверить мои слова, позвонив в Сюрте. Она выдохнула:
– Ах вот как?
– Но у меня есть все основания предполагать, что это были вы. Ради самой себя выслушайте меня. Я предлагаю нам прийти к соглашению, которое снимет подозрение с моей жены и спасет вас.
Защелкало колесико зажигалки, Марго глубоко затянулась:
– Вы снова блефуете, как в тот раз, когда заявили, что Люпон сказал вам имя убийцы. Если бы вы могли доказать свои выдумки, вы бы позвонили не мне, а в полицию.
– Да, если бы я был стопроцентно уверен, что смогу доказать вашу вину, я бы пошел в полицию. Но поскольку я уверен только на девяносто пять процентов, я готов предложить вам договориться. И если вы откажетесь, у вас все еще останется крохотный шанс спихнуть все на мою жену. Но поверьте, этот шанс ничтожен, а наш договор сохранит вам жизнь наверняка. На ваше счастье, я не кровожаден, и мне неприятна мысль, что вас гильотинируют. Так почему бы вам хотя бы не выслушать мое предложение?
– Вы пытаетесь заставить меня признать, что у меня есть причина приступить к переговорам, а ее нет.
– Хорошо, не к переговорам, а к совместным поискам истинного виновника смерти Ива-Рене Люпона.
– Это дело полиции, не мое. Не звоните сюда больше, доктор.
Похоже, страстное желание найти убийцу бывшего любовника успело испариться. Я пошел ва-банк:
– Агнешка, подождите!
Как я и ожидал, она не бросила трубку.
– Я докажу вам, что знаю намного, намного больше, чем следствие! Например, я знаю о пистолете, который вы получили в Варшаве. Человек, который подарил его вам, готов подтвердить это на суде под присягой.
На линии воцарилось молчание, потом Марго сказала:
– Он лжет. Мне никто никогда не дарил никакого пистолета.
– Возможно, определение «подарок» не совсем точное, но вы знаете, о чем я говорю: пистолет как раз калибра семь шестьдесят пять.
– Таких тысячи.
– Этот человек способен узнать свой среди тысяч.
– И вы, конечно, уверены, что речь идет о браунинге, из которого ваша жена застрелила Люпона. Да этот ваш «даритель» любой пистолет охотно опознает как именно тот, который он якобы подарил мне.
– Он сможет это доказать. И баллистическая экспертиза докажет, что стреляли именно из принадлежащего вам браунинга.
Голос стал выше, привычная ленца из него исчезла. Уже злобно и нервно она спросила: