«Исламское государство», также известное под названием «Исламское государство Ирака и Леванта» — сокращенно ИГИЛ, — пустило корни практически во всех странах Ближнего Востока… и не только. Здесь были больницы, пекарни, фермы, офисные служащие — все как в остальном мире. Разве что врачи, пекари, бухгалтеры и прочие «граждане» ИГИЛ носили бороды и оружие. В этом была притягательность, романтика. Сотни роликов о «благородных разбойниках», отснятых в Турции, смотрели миллионы зрителей, многие из которых потом ехали в горячие точки, чтобы убивать или умирать, одно из двух — третьего им было не дано.
Турки в подавляющем большинстве не хотели, чтобы в их стране плодились и размножались отряды террористов, но кто и когда интересовался мнением простых людей? Насколько было известно из прессы, боевики практически открыто отдыхали и готовились к терактам в приморском городке Ялова. Они обнаглели настолько, что заминировали подступы к своему лагерю и патрулировали округу с автоматами в руках. Могло бы это происходить, если бы не покровительство правительства и разведки?
Поначалу Бану считала, что «Исламское государство» — это просто сборище кровожадных фанатиков и психопатов. Однако постепенно она поняла, что это мощная религиозная организация с твердыми убеждениями, считающая себя предвестником и главным участником грядущего конца света. Игиловцы исповедовали очень узкую разновидность ислама с весьма специфическими представлениями о Судном дне. Их ненависть к остальным мусульманам доходила до того, что тех предавали анафеме и убивали. Единственным наказанием за любое вероотступничество стала смертная казнь, причем обязательно обставленная как некий кровавый спектакль. Например, «Исламское государство» постановило, что такие общепринятые шиитские обычаи, как совершение намаза на могилах имамов и публичное самобичевание, не имеют основы в Коране и в деяниях Пророка. Это означало, что примерно двумстам миллионам шиитов предстояло умереть как неверным.
Каждый день летели снесенные саблями головы, дергались в предсмертных судорогах расстрелянные, плясали хаотичный танец смерти повешенные. Боевики ИГИЛ застряли в средневековых традициях и хотели, чтобы человеческая история повернула вспять. Их имамы утверждали, что истинные мусульмане обязаны сражаться с христианами и иудеями до тех пор, пока те «не заплатят покорно жизнью и не почувствуют себя сломленными». Их серьезность в следовании этим и подобным заповедям пугала Бану. Порой ей казалось, что игиловцы — это инопланетяне, рядящиеся в людей.
И вот четверо таких выродков прямо перед ней, в окне дома, расположенного на расстоянии брошенного камня. А Рита находится у них в заложницах. И сколько Бану ни ломала голову, она никак не могла придумать, как и чем облегчить участь подруги, не говоря уже о том, чтобы вытащить ее оттуда. Что делать? Молиться? Конечно, Бану обращалась к Аллаху, но пока что он не откликнулся на ее мольбы. А еще она пополнила счет Ритиного телефона, надеясь, что Рита улучит момент и свяжется с ней. Да только ни сообщений, ни звонков не было. Сама же Бану звонить подруге не стала, опасаясь еще больше усугубить ее положение.
Она просто ждала.
Ждала и верила.
Как все люди, когда не остается ничего другого.
Рита и думать забыла о существовании Бану. Не потому что не испытывала благодарности к ней. Просто Бану осталась в прошлом, а Рита находилась здесь, в настоящем, где все было то плохо, то еще хуже, то совсем ужасно. Она вспомнила о ней лишь раз, когда мобильник в кармане мелодично тренькнул и выдал сообщение о том, что счет пополнен.
«Спасибо, Бану!» — мысленно поблагодарила Рита, но никуда звонить не стала. В ее распоряжении находился чужой телефон с незнакомыми именами. Правда, в памяти имелся один безымянный номер, сохранившийся после звонка Володе. Но, поразмыслив, Рита решила не тревожить мужа понапрасну. Если бы он захотел, то давно примчался бы в Турцию, чтобы вызволить ее. Его не было до сих пор. Он не приехал, не прилетел, не приплыл, не приполз, не прибежал. Короче говоря, сдрейфил. Может, это и к лучшему? Какой из него герой, какой освободитель? С его залысинами, веснушками и животиком только дома сидеть, наминая мамочкины вареники. Вот Глеб, тот смог бы! Да он бы всю Анталию на уши поставил, вверх дном перевернул, чтобы отыскать любимую. Увы, Рита не его любимая. Интересно, с кем он сейчас? И как сложилась бы ее жизнь, если бы она тогда не променяла Глеба на Володю?
Гадая об этом в томительных сумерках, наполнивших комнату, Рита не заметила, как задремала. Несколько раз заглядывал Бахар, но тут же удалялся, осторожно прикрыв за собой дверь. Среди ночи ее разбудил телефон. К счастью, он находился под боком Риты и никого не разбудил. Не различая спросонья цифр на дисплее, она хрипло ответила:
— Алло.
— Рита, это я, — сообщил мобильник. — Приехал за тобой в Анталию. Где ты?
Это был голос Володи! Рита едва не лопнула от моментально переполнившего ее счастья. Как могла она плохо думать о муже, о любимом человеке, отважном и благородном мужчине? Он здесь, он ее не бросил! И он не сердится, что она была с другими мужчинами. Ведь это не ее вина. Она не променяет своего Володю ни на кого на свете! Теперь главное — сбежать от сумасшедшего Бахара с его медальоном!
— Я не знаю, — прошептала Рита. — Где-то недалеко от рынка в Коньяалты. Третья… нет, четвертая улица от магазина «Миграс». Дом недостроенный. Кремовый такой.
— Ну, так я тебя буду до второго пришествия искать. — Володя издал нервный смешок. — Тут строек — как грибов после дождя. И где этот «Миграс» находится?
— Нужно дойти до рынка и двигаться в обратную сторону от моря.
— Не знаю я, где этот чертов рынок! Давай лучше поступим так… Ты можешь выбраться из этого кремового дома?
— Меня стерегут, — сообщила Рита, опасливо глядя на дверь. — Я на третьем этаже. Если спрыгну, то ноги сломаю.
— Вот этого не надо! — Володя глупо хихикнул. — Твои ноги нам еще пригодятся.
Его голос показался Рите напряженным и каким-то неестественным. Что-то с ним не так… Но Рита отогнала эту мысль, как отогнала бы назойливую муху. Ей было не до интонаций мужа. Все ее существо стремилось на свободу, в безопасный, укромный уголок, где можно было бы отлежаться, успокоиться, почувствовать себя человеком, а не загнанным кроликом.
— Что же мне делать? — нетерпеливо спросила Рита.
— Окно не заперто? — деловито поинтересовался Володя.
— Нет. Даже балкон открыт.
— Тряпки под рукой есть? Ну, не знаю. Одежда, простыни…
— Покрывало есть. Тонкое.
— Третий этаж, это примерно восемь-девять метров, — прикинул Володя. — Два отнимаем на длину тела и на прыжок. Остается не больше семи. Должно хватить.
— Ты о чем? — встревоженно спросила Рита.
— Рвешь покрывало на узкие полосы. Крепко связываешь. Получается канат. Спускаешь его с балкона — и вперед!
— Я? С третьего этажа?
Володя пропустил ее саркастическую реплику мимо ушей.
— Потом бежишь к площади с матрешками, — продолжал он. — Помнишь такую? Отлично. Там я буду тебя ждать через… — Складывалось впечатление, будто он прикрыл трубку ладонью, выясняя что-то. Потом голос зазвучал вновь, нервный и торопливый. — Через полтора часа. Если явишься раньше, просто дождись, ладно? И смотри не заблудись. Мне не терпится обнять тебя, родная.
Рита хотела сказать, что никогда не отважится спуститься по самодельной веревке с третьего этажа, но тут дверь в ее темницу открылась, впуская поток желтого электрического света, на фоне которого вырисовывался темный силуэт Бахара. Постояв немного, он подошел к матрасу, на котором лежала Рита, и остановился.
«Уходи! — мысленно взмолилась она. — Пусть он уйдет!»
Бахар зашел за спину Риты, приподнял край покрывала и принялся укладываться, сосредоточенно сопя и дыша луком. В том, как он прижался к ней, не было ничего сексуального. Он был как ребенок, долго ходивший в темноте и наконец нашедший свою мать. Очень крупный ребенок. С колючим подбородком и большими шершавыми ладонями.
Свет в соседней комнате погас. Там повозились немного, пошушукались, покашляли и угомонились. Бахар тоже затих.
«Вот тебе и веревка, — тоскливо подумала Рита. — Вот тебе и матрешки на площади… И откуда только на мою голову взялся этот луковый джигит? Или как там его? Джихад?»
Она не шевелилась, пока не услышала, что Бахар задышал ровно и размеренно, как некий агрегат, издающий однообразное ритмичное шипение. Полежала еще полчаса, терпеливо отгоняя сонные видения, тихонько встала и направилась к балкону, замирая всякий раз, когда ламинат под ногами поскрипывал. Она не знала, что собирается делать. Рвать на веревки свою одежду и добираться до площади голой? В принципе, Рита готова была поступить так, если бы верила, что тонкая ткань выдержит ее вес. Но такой уверенности не было.
Тихонько выскользнув на балкон, Рита босыми ногами ощутила холодные плиты. Она опустила на пол босоножки, обулась и подошла к перилам. Внизу громоздилась гора строительного мусора. Справа чернел будущий газон. Почти безразлично, не ожидая увидеть ничего обнадеживающего, Рита посмотрела налево. Там, на расстоянии вытянутой руки, находился маленький балкончик с кондиционером и пожарной лестницей.
Мыслей в голове не было. Совсем. Только импульсы. Рита отодвинула стремянку и немного постояла, проверяя, не разбудил ли скрежет Бахара. Нет, его дыхание оставалось ровным и спокойным.
Рита перелезла через перила и шагнула на карниз соседнего балкона. В голове было по-прежнему пусто, зато сердце пело.
Свободна, свободна, свободна!
Ну почти…
Двигаясь быстро и бесшумно, как барс, вышедший на ночную охоту, Бахар оделся и вышел из квартиры. В считаные секунды он сбежал вниз, держась в тени, пересек двор и подбежал к воротам. Фигура быстро удаляющейся Риты отчетливо выделялась на светлом асфальте. Вот как платят за добро эти неверные блудницы! К ним со всей душой, а они плюют в эту открытую душу.