Сотрудник Интерпола Захарченко решил не сворачивать со своей линии расследования. В любом случае, необходимо навестить родителей Петренко.
Семья профессора биологии Петренко проживала в обычной трёхкомнатной квартире в самом центре Москвы. Дверь открыла женщина лет шестидесяти, невысокого роста и с проблесками седины в волосах. На лице ни грамма косметики, простое платье и ясного голубого цвета глаза. Захарченко представился и тщательно вытер ноги перед тем, как войти. Оглядевшись, стало понятно, что хозяин, несмотря на высокое звание слабости к роскоши не питал. Однако в комнате рядом с плазменным телевизором стоял антикварный секретер периода правления Павла первого, напротив, возле современного журнального столика располагались два обитых шёлком кресла с резными спинками. Захарченко мысленно прикинул цену и производителя :
«Начало девятнадцатого века Франция, а стоимость измеряется многочисленными нулями».
На этом барство и заканчилось. Скорее всего, мебель досталась по наследству, а не от желания коллекционировать антиквариат. От созерцания полицейский перешёл к делу, опустив почти все подробности, сказал только, что её сына обвиняют в нескольких убийствах на территории Турции. Женщина испуганно заморгала глазами, когда услышала причину визита и жестом пригласила на кухню. Вдруг всхлипнула, запричитала, потом суетливыми руками начала набирать номер на телефоне снова и снова. И трубка постоянно отвечала, что абонент находится вне зоны действия сети. Безнадёжно разведя руками, женщина поведала о том, что муж – профессор находится в одной из стран ближнего зарубежья, на каком-то ответственном симпозиуме и приедет только завтра после обеда. Она горестно посетовала, что без супруга не может принять какие-либо решения. Петренко разволновалась и произнесла срывающимся голосом:
– Я просто не знаю, что надо делать в таких случаях! Никогда не думала, что доживу до такого момента!
Она в отчаянии заломила кисти рук и заплакала без стеснения и кокетства, не вытирая слёзы и горюя о том, что она мать не в силах помочь своему родному единственному сыну. Илья Ильич старался успокоить её:
– Прошу, вы не должны так убиваться! Этим делом занимаются полицейские двух стран, и если ваш сын не виновен, то он вернётся невредимым. Но вы должны помочь мне. Расскажите о сыне, о его друзьях, как часто он уезжает из дома?
Они долго сидели за красиво накрытым столом, разговаривали и пили чай, словно давным-давно знали друг друга. За разговором Петренко немного успокоилась. Хозяйка оказалась знатной говоруньей, и Захарченко всё время направлял тему в интересующее его русло. Петренко младший рос в интеллигентной и благополучной семье. Родители давали свободу, но мягко старались направить чадо на усиленное обучение в сторону биологии, так сказать, чтобы образовалась учёная династия. Но сыну нравилось всё что угодно – спорт, рисование, математика, литература, но только не химия и биология. А особенно легко давались иностранные языки. Рос парнем свободолюбивым, терпеть не мог никакого давления и контроля, поэтому родители отказались от вмешательства в его личную жизнь. Этот аспект в воспитании считался принципиальным. По мнению родителей, каждый должен выбирать собственный путь. Они наблюдали за сыном и жутко волновались за то, чтобы от этой свободы его не потянуло к наркотикам, к игре и алкоголю. Но эти пагубные страсти до сих пор миновали их сына. И поэтому мать сидела раздавленной, разбитой и шокированной от информации о том, в каких преступлениях обвиняют их, во всех смыслах положительного мальчика! Насколько она знает, у них нет близких и дальних родственников, которые имели бы психические заболевания. В детстве мальчик трепетно относился к животным, а родители не препятствовали его увлечениям. Несмотря на жилищные условия, в квартире проживал целый зоопарк, состоящий из хомячков, черепах, пуделя и двух кошек. Одноклассники его любили и хотели с ним дружить за лёгкий характер, за то, что никогда не жадничал и всегда имел карманные деньги. Нет, нет, они – родители не баловали его, но и не ущемляли. Это вроде как метод воспитания – ребёнок имеет доступ ко всему, но должен сделать правильный выбор под чутким и незаметным контролем родителей. Когда парень окончил школу, то идти по стопам отца отказался наотрез, но и с профессией окончательно не определился. Отправился на курсы шоферов, а затем в Армию, хотя отец мог решить вопрос освобождения от службы одним телефонным звонком. Потом иностранный легион, через пять лет вернулся, и жил на два дома, то с родителями, то в холостяцкой квартире, которую ему по наследству оставила бабушка. Одно омрачает существование родителей, это мысли о том, что у сына, мягко говоря, легкомысленная работа, и он не имеет постоянной девушки. Появлялись разные, и мать видела их, когда приходила к нему навести порядок или приготовить еду. Но Костик никогда не знакомил родителей со своими дамами. Он бесцеремонно выпроваживал непрошеных гостей, как только слышал, что мать зазвенела ключами в замке. А в последнее время перестали появляться и женщины.
– И как только Костик нашёл новую работу, а это примерно пять месяцев назад, то как-то изменился, – разливая чай, рассказывала женщина. – Даже затрудняюсь объяснить как.
– Внешне или изменил образ жизни?
– Вы знаете и так, и так, – женщина смутилась, но продолжала тревожно. – Однажды я поехала в город за покупками и случайно увидела сына в дорогом салоне красоты на Тверской. Ему я ничего не сказала, но позже заметила красивую стрижку, слегка подкрашенные волосы, маникюр на руках. Он стал носить обтягивающие брюки, канареечного цвета пиджаки, да и вообще очень дорогую одежду.
– У шоу-бизнеса свои законы.
– Да я, конечно, понимаю. Мы с самого детства давали ему право выбора, но никогда не баловали деньгами. Мой муж профессор, но основные средства он тратит на научные изыскания, на публикации своих работ, на поездки за границу, чтобы встретиться со своими коллегами. Вы знаете, как сегодня финансируется наука? У НИИ, в котором он служит, зачастую просто нет денег на оплату командировок. Я не понимаю, откуда у сына взялась эта страсть к дорогому кричащему барахлу. Однажды я увидела ценники, которые он выбросил в мусорную корзину, то чуть в обморок не упала, от нулей рябило в глазах! И самое ужасное – он стал брить ноги и руки! Это за пять месяцев такие радикальные перемены!
– Вы пытались поговорить с ним?
– Как-то за обедом я сказала, что эта рубашка, как мне кажется, не совсем ему идёт, да и стиль не его. Отец меня поддержал, мол, раньше после службы в армии и иностранного Легиона он больше походил на мужика, а сейчас непонятно на кого. На что Костик просто вспылил! Он выпалил, что не нуждается в советах домохозяйки и нищего профессора, будь они даже его родителями! Сказал, что денег он от нас не берёт с восемнадцати лет! Да и что мы можем ему дать? Бабкину квартиру, научные труды в области тычинки и пестика? Подскочил, бросил столовые приборы, перестал обедать и убежал. Больше мы к этой теме не возвращались. За тычинку с пестиком отец, конечно, обиделся на сына и не разговаривал с ним около месяца, но я приложила все усилия и, в конце концов, примерила их.
«Да, – подумал полицейский, – слишком кардинальные перемены для состоявшегося тридцатипятилетнего мужчины. Что-то весьма важное заставило его пойти на этт шаг. И это не возможность заработать в крдебалете».
Но особенно размышлять на эту тему он не стал, а только сообщил, что их сыну Косте понадобиться адвокат. Конечно, турецкие власти предоставят общественного защитника, но дело очень запутанное и сложное, поэтому лучше, если найдётся толковый и успешный из России.
Захарченко разомлел от пирогов и чая. После его холостяцкого, неуютного жилья ему было приятно находиться в этой чистой, просторной квартире. А женщина всё подливала чай и рассказывала про своих любимых мужчин, которым посвятила всю свою жизнь. В этом посвящении она не превратилась в жертву или прислугу, а чувствовала себя совершенно счастливой и нужной. Полицейский попросил женщину показать квартиру сына, если это её не затруднит.
– Да что вы, это совсем не проблема! – Петренко засуетилась. – Мы с вами сейчас же пойдём туда, это всего семь минут ходьбы.
Она легко поднялась, взяла связку ключей и вскоре они вошли в двухкомнатную хрущёвку. Захарченко понял, что почти ничего не изменилось с того времени, как здесь жила бабушка Петренко. В комнатах стояла потрёпанная мебель, на стенах множество фотографий, на кухне и в ванной – старая сантехника. Единственное, что выдавало присутствие молодого мужчины в доме, так это дорогой, огромный телевизор в пол стены и очень широкая для одного кровать в спальне. Полицейский рассматривал фотографии, развешанные на стене, которые походу комментировала Петренко:
– Здесь наша с мужем свадьба, здесь Костик только родился, тут он окончил пятый класс с отличием, это мы на Чёрном море. Почти все эти фотографии прикрепляла моя мама – бабушка Костика. Мы люди очень занятые, хотя всегда старались чаще навещать маму, но ей всё равно не хватало общения, и она трепетно хранила память.
Илья Ильич разглядывал по виду недавний снимок, где два загорелых молодых человека стояли на скалистом берегу, а сзади переливалось лазурное море. Парни не видели, что их кто-то фотографирует, и выглядели очень естественно. Они чем-то неуловимо походили друг на друга, как модели в глянцевых журналах – лица разные, а типаж один. Женщина перехватила его взгляд и гордо произнесла:
– А справа наш Костик рядом его друг. Не могу вспомнить его имя. Они как-то связаны, кажется, вместе работают, однажды он был у нас в гостях.
– А у вас есть его номер телефона?
– Нет, но я знаю, что его редко можно застать в Москве. Он, как и Костик всё время в разъездах.
Собственно, Захарченко не узнал ничего, что могло бы помочь в расследовании. Петренко Константин Николаевич не особенно осведомлял родителей о своей жизни, постоянных женщин не заводил, вероятнее всего снимал на панели всегда разных или пользовался девочками из своего эстрадного цеха, много друзей не имел, в основном приятели, но один – закадычный всё-таки был, но его пока определить не удалось. Одно ясно: что работают они в прославленном российском шоу-бизнесе.