ндовать на знакомство – то был знак уважения, не более того, и попытка расценить поклон как жест менее формальный была бы истолкована как грубость и немедленно и бесповоротно отвергнута женщиной.
Таковы были нравы города, куда «Натчезская красавица» доставила полковника Армстронга и его скарб. Отсюда он намеревался двинуться в последний отрезок пути до Техаса. Штат Одинокой Звезды лежал совсем неподалеку: река Сабин образовывала пограничную линию. С тех самых пор как в северо-восточной части Техаса возникли поселения, Натчиточес служил воротами к ним.
Здесь сделал остановку бывший миссисипский плантатор, и остановка эта продлилась больше, чем он изначально предполагал. Дело в том, что теперь у него на уме был куда более масштабный план переселения, чем намечавшийся изначально.
Причиной задержки стал не сам Арчибальд Армстронг, но тот, кому предстояло сделаться вскоре его зятем. Пусть молодой креол Дюпре и был опьянен любовью, но и о делах тоже не забывал. Напротив, любовь даже подтолкнула его к шагу, который он давно обдумывал, но не решался совершить. Луи Дюпре также вынашивал замысел переселиться в Техас. Путешествуя некоторое время назад по Европе, преимущественно по Франции, вместе с представителями нескольких других благородных семей, с которыми водил знакомство, Луи оказался вдруг захвачен великой идеей, подсказанной ему высокими амбициями. Ему подумалось, что в Луизиане он всего лишь один из плантаторов среди прочих, и хотя богат, но не может похвастаться самым большим числом негров или самыми обширными владениями. А вот в Техасе, где земля относительно дешева, у него появится возможность развернуться всерьез, основав синьорию на манер европейских. Несколько месяцев бродила в нем эта амбициозная мечта, и теперь, встретив на борту парохода миссисипского плантатора и узнав о его планах, Луи Дюпре, дополнительно побуждаемый узами более нежного свойства, решил обратить эту мечту в реальность, влившись в эту группу переселенцев. Он задумал выставить на продажу дома и владения в Луизиане, но не рабов, которых собирался забрать с собой.
Нет нужды говорить, что, заявив о своих планах, Дюпре занял пост действительного главы этого переселенческого сообщества. Капиталист, даже если не лезет на первый план и держится скромно, всегда управляет предприятием. А Луи был настоящим капиталистом.
Но хотя на деле верховодил он, по наружности власть оставалась в руках полковника Армстронга. Молодого креола это вполне устраивало. В нем не было ревности к человеку, который вскоре станет его тестем. Была и еще одна причина отдать пальму первенства бывшему миссисипскому плантатору. При всех его стесненных обстоятельствах полковник сохранял изрядный вес в обществе. Имя его было широко известно на юго-западе, и было ясно, что под его знамя вскоре начнут стекаться добровольцы, в том числе закаленные обитатели лесов, одинаково ловкие в обращении и с ружьем и с топором, а без таких людей любое поселение в приграничном Техасе не способно ни выживать, ни развиваться.
А перебраться они собрались именно на фронтир, где земля продается по государственной цене и где приобретать ее можно не акрами, но квадратными милями и даже лигами.
Таков был план Дюпре, вполне осуществимый, благодаря наличию у него капиталов от продажи плантаций на Ред-Ривер. Не далее как через неделю после приезда в Натчиточес креол избавился от земель, подписав купчую и получив деньги. Вопреки поспешности торга, сумма получилась внушительная. На руках у Луи оказалось двести тысяч долларов наличными – в те дни на них можно было приобрести огромный участок, так что мечта о синьории обретала вполне реальные черты.
Но теперь его взгляды изменились. Бросая взгляд в будущее, Дюпре думал не столько о себе в качестве феодала, но представлял, как будет смотреться его белокурая возлюбленная в роли повелительницы замка посреди прерий Техаса.
В его воображении, без сомнения, рисовалась самая прелестная из особ, когда-либо носившая на поясе ключи столь обширного домохозяйства.
Будущее казалось ему сладостным, но настоящее было еще слаще. Пребывание в Натчиточесе превратилось для Луи Дюпре и Джесси Армстронг в бесконечную череду нежных встреч и бесед. Соединив левые ладони и обнимая друг друга за талию правой рукой, или же лаская ею пряди и кудри возлюбленного, молодые люди часто сливались в поцелуе, этом касании, наполняющем душу хмелем любви – напитком, от которого никто не испытывает желания трезветь.
Глава 30Вести из Натчеза
Пока дни младшей дочери полковника Армстронга текли столь радостно, старшая его дочь пребывала в тоске и унынии. Ведь ей жизнь не освещал луч любви, в ней не было солнца, только хмурые тучи.
Больше недели минуло с их приезда в Натчиточес, и почти все это время Хелен провела в уединении. Любовь, слывущая благородным чувством, является одновременно самым прихотливым из всех. Щедрая к одним, к другим она бывает жестока. Зачастую, когда открытое проявление пылкой страсти наталкивается на ледяное пренебрежение, любовь становится мукой.
Нельзя сказать, что Джесси Армстронг не замечала страданий сестры. Напротив, она, как и все сестры на свете, старалась как могла облегчить их, давая уже прозвучавший из ее уст совет – забыть все, вырвать ядовитый шип из сердца.
Легко давать такие советы той, у кого в сердце нет яда, а есть только сладость – медовая, почти небесная. Тот, кто счастлив, плохо понимает тех, кому не так повезло. Ослепленную любовью Джесси мало заботило несчастье Хелен. Это изменилось бы, знай она больше. Но гордая старшая сестра держала печаль в себе, избегала сочувствия и почти не заговаривала о прошлом. Младшая тоже старалась избегать этой темы, понимая, что это причинит сестре боль. Лишь однажды обращение к минувшему доставило Джесси удовольствие – когда Хелен объяснила ей загадку своего полуночного прыжка в реку. Разговор состоялся вскоре после этого происшествия, едва она сама поняла, что произошло. Никакой загадки там не было. Лицо над верхушками кипарисов не могло быть не чем иным, как игрой воспаленного воображения, а руками призрака были ветки деревьев: когда пароход проплывал под ними, они ухватили Хелен Армстронг, подняли ее в воздух, а затем разжали свои невинные, но смертельно опасные объятья.
Объяснение это обрадовало Джесси сильнее, чем могло показаться Хелен – теперь она знала, что сестра не собиралась покончить с собой. Также у нее сложилось впечатление, что горе родного ей человека не продлится долго. Другой, более преданный возлюбленный заменит недостойного, память о котором вскоре сотрется. Так нашептывало ей счастливое сердце. Впрочем, глаза убеждали Джесси Армстронг, что так и будет. Вокруг Хелен уже увивался рой новых ухажеров, добивающихся ее руки. В их числе были представители лучших семей города: плантаторы, законники, члены ассамблеи штата и даже один деятель конгресса, а также военные – молодые офицеры из форта Джессуп, расположенного выше по реке. Спасаясь от скуки уединенного поста, они вырывались на денек и с головой бросались в тамошние развлечения.
Не успела Хелен Армстронг провести в Натчиточесе и двух недель, как снискала титул, которым два года обладала в Натчезе – звание первой красавицы города. Местные аристократы провозглашали тосты в баре в ее честь и вели о ней разговоры за бильярдным столом.
Причем некоторые во вред себе же, потому как из-за неосторожного слова состоялось уже несколько дуэлей, по счастью, без смертельного исхода.
Хелен, впрочем, никому не давала повода выступать в качестве защитника ее чести, потому как ни одному из поклонников не выказывала ни малейшего знака расположения, даже в виде улыбки. Напротив, всех она встречала если не хмуро, то с безразличием на лице. Все догадывались, что сердце ее подтачивает червь прошлой страсти. Это вовсе не останавливало кавалеров из Натчиточеса и не препятствовало их ухаживаниям. Скорее даже поощряло их – холодность девушки только разжигала пылкие южные натуры, еще сильнее сводя их с ума.
Это обожание не осталось незамеченным Хелен. Она не была бы женщиной, будь это иначе. Но, именно будучи настоящей женщиной, старшая мисс Армстронг не обращала внимания на ухаживания и не поощряла их. Вместо того, чтобы вращаться в обществе, выслушивать комплименты и признания, Хелен почти не выходила из своей комнаты – маленькой гостиной в отеле, которую делила с сестрой.
По уже понятной нам причине она зачастую отказывалась сопровождать Джесси и коротала время в обществе служанки-мулатки.
Та удачно составляла ей компанию, потому как у нее самой имелась сердечная рана. Уезжая из Миссисипи, «желтая девушка» оставила там своего возлюбленного. И вовсе не двоедушного, совсем напротив. Вот только каждый день, каждый час его жизни таил угрозу оказаться последним. В дебрях кипарисового болота Юпу вроде как не угрожала непосредственная опасность, но кто мог поручиться, сколько еще удастся ему скрываться? Если его схватят, Джулии никогда больше его не увидеть, а самого молодого невольника ждет суровое наказание. Но мулатку поддерживала уверенность, что ее Юпитер храбр, находчив и ловок, он изыщет способ выбраться из своего неуютного убежища и найти свою невесту в краю, где псы Дика Дарка не возьмут его след. Но как бы ни сложилась судьба беглеца, Джулия была полностью уверена в его преданности, и это спасало ее от отчаяния.
Как и Джесс, Джулия с тревогой наблюдала, как Хелен с каждым днем все глубже погружается в пучину тайной печали. Тайной для всех, но не для нее. Она подозревала причину, а вернее сказать, знала ее не хуже самой хозяйки. Дело в том, что мулатка умела читать и, будучи женщиной, не могла не воспользоваться своим преимуществом как курьера, доставляющего послания в укромное место, и не заглянуть в них.
Девушка поддалась искушению, но, подобно своей госпоже, заблуждалась насчет истинной подоплеки событий. Поэтому не стоит удивляться ее изумлению, когда в руки ей попала натчезская газета, доставленная в Натчиточес одним из пароходов. Там она прочла совершенно неожиданное известие о Чарльзе Клэнси. Джулия не стала долго гадать, какое действие произведет оно на ум юной леди. Известие тяжелое, нет спору, но не хуже того состояния бесконечной агонии, в которой пребывала ее госпожа.