А в том, что Клэнси мертвец, никто не сомневался. Помимо кровавого пятна рядом с брошенными ружьем и шляпой, следовало принять во внимание еще и обстоятельство морального плана, но столь же убедительное, как материальные. Будь Чарльз жив, то непременно вернулся бы домой, понимая, какие мучения причинит его отсутствие матери. Все знавшие его признавали, что он поступил бы именно так. Даже раненый или покалеченный, Клэнси приполз бы назад, чтобы быть с единственной женщиной, о которой обязан был заботиться в такую трудную минуту.
Хотя теперь стало известно, что была в его жизни и другая особа, едва ли он последовал за ней. Это было не в характере молодого человека, да и с учетом обстоятельств и подробностей этого загадочного дела. Шли дни, а тайна оставалась неразрешенной. Солнце вставало и заходило, не проливая на нее света. Правдоподобных гипотез не рождалось, и поиски, по-прежнему бесплодные, были наконец прекращены.
Но если людям оставалось лишь предполагать, куда убийца спрятал тело, личность самого убийцы теперь сомнений не вызывала. Как и способ его побега.
Он объяснялся предательством тюремщика. Все это соотносилось с тем, что накануне Эфраим Дарк навестил сына и наверняка принес ему ключ, способный отпереть дверь любой камеры. Недалекий умом Джо Харкнесс, которого давно подозревали в нечистоплотности, был не из тех, кто устоит перед соблазном подкупа.
Со дня описанных выше трагических происшествий в поселке произошли некоторые изменения. Бывшая плантация Армстронга нашла нового владельца – Дарк продал ее. Коттедж Клэнси, оставшись без хозяина, стоял необитаемым. И лишился обстановки: тут побывал бейлиф, забрав за долги всю скудную мебель, скотину и инвентарь.
На короткий день дом огласили шум и гам публичного аукциона. Все движимое имущество покойного ирландского джентльмена было продано с молотка и рассеялось по округе. Редкие книги, картины и вещицы, говорящие о привитом вкусе, а также кое-какие ювелирные украшения переместились в бревенчатые хижины, хозяева которых рассматривали ценность приобретений пропорционально уплаченным за них деньгам. В итоге опустошенный коттедж остался без жильцов и, учитывая обстоятельства, в результате которых он был покинут, делали его еще более одиноким. Даже собака, сослужившая такую службу, указав на убийцу, не охраняла больше свой дом и не оживляла его веселым лаем. Преданное животное забрал к себе Саймон Вудли, и оно нашло приют в хижине охотника.
Была полночь, время полного затишья в северных регионах. Но на юге это не так, и уж тем более в штате Миссисипи. Щедро раздаваемый солнцем жар поддерживает в природе жизнь даже ночью и даже в декабре.
Но описываемая ночь имела место не в декабре, а перед самым началом весны. В отправляемых письмах указывался в качестве даты февраль, а это уже, по сути, весенний месяц в нижнем течении Миссисипи и он уже наложил свой отпечаток на лесные деревья. На них уже распускались почки, кое-где проклюнулись уже листики, а самые ранние даже осыпаны цветами. Птицы, пробуждаясь от короткой зимней спячки, наполняли воздух своими серенадами, не ограничиваясь дневными часами. Так, пересмешник трудится всю ночь. Он столь ловко подражает голосам своих пернатых собратьев, что создается впечатление, будто они тоже не спят.
Нарушали тишину южной ночи и звуки не столь мелодичные. Трудно охарактеризовать иначе кваканье лягушек, уханье совы, стрекот сверчков и рев аллигатора. Но привычное к ним ухо они мало тревожат, лишь придают басовую ноту природной симфонии тамошних мест.
Посреди этой какофонии, в полуночный, как уже упоминалось, час, человеческая фигура – или ее подобие – пробиралась по краю кипарисового болота не так далеко от места, где пал Чарльз Клэнси.
Обогнув трясину, эта фигура, будь то призрак или человек, свернула в направлении тропы, идущей между лесом и расчищенными под плантации участками.
Миновав поля, ночной путешественник оказался вблизи покинутого коттеджа семейства Клэнси.
В свете лунных лучей видно, что кожа лица у него белая, щеки бледные, под глазами синие круги, как если после тяжелой болезни, еще не излеченной. А неверная поступь и слабость, с которой он перешагивал через упавшие деревья или перерезал через изгороди, только укрепляла в подозрении.
Выйдя из леса близ покинутого жилища, человек остановился и на некоторое время погрузился в размышления. Судя по взгляду неизвестного, понятно, что он осведомлен о необитаемости дома.
Столь же очевидно и то, что ему знакомо это место. Приняв решение и двинувшись с места, он без труда обнаружил ведущую к дому дорожку. Но при этом всем приближался к коттеджу с осторожностью – то ли из страха, то ли желая остаться незамеченным.
Но едва ли ему грозила опасность быть обнаруженным. В такой час весь поселок уже спал. Дом стоял на окраине, в доброй миле от ближайших соседей. Коттедж пуст, лишен всякой обстановки – с какой стати тут может оказаться кто-нибудь?
Да и что привело сюда самого незнакомца? Этот вопрос пришел бы в голову любому, кто заметил ночного гостя, пробудив интерес к дальнейшим его действиям.
Но тут никого нет, и он продолжил путь к дому, пробрался к черному ходу, где крыльцо вело в бревенчатую хижину, служившую кухней. Поднявшись на крыльцо, неизвестный взялся за ручку и дверь открылась. Замка в ней не было, а если и был, то его никто не запер. В здешних лесах воров не водится, а если бы и водились, поживиться в этом жилище им было бы нечем.
Ночной посетитель вошел в дом. Звук его шагов, пусть и осторожных, кажется печальным и унылым. Под стать им вздох, вырвавшийся из его груди: глубокий и такой громкий, что эхом разносится по всему коттеджу.
Человек переходит из комнаты в комнату. Их немного, всего пять. В каждой он проводит несколько секунд, обводя стены грустным взором. Лишь в одной гость несколько помедлил. Это бывшая спальня вдовы. Его взор привлекает то место, где некогда стояла ее постель.
– Здесь, должно быть, она испустила последний свой вздох! – промолвил неизвестный с громким стоном.
Следом послышались звуки, еще красноречивее свидетельствующие о скорби: приглушенные рыдания. Упавший через открытое окно луч лунного света блеснул на слезинках, сбегающих из впалых глаз на ввалившиеся щеки.
Проведя несколько минут в этой агонии печали, незнакомец вышел из спальни, прошел по узкому коридору и оказался на крыльце. Но пристроенном не к черному, а к парадному входу.
По другую сторону дороги простиралась полоса земли, наполовину расчищенная, наполовину заросшая деревьями. Она была, похоже, ничейная, как будто никто не счел ее годной для земледелия. То была часть поместья полковника Армстронга, который отдал ее под общественные нужды: половину под здание школы, половину под общинное кладбище, где мог найти упокоение любой, вне зависимости от наличия денег. Здание школы снесли, а кладбище осталось – оно выделяется из общего ландшафта только продолговатыми возвышениями, имеющими привычные очертания могильных холмиков. Здесь их насчитывалось несколько десятков; над некоторыми имелись лишь очень скромные надгробия – всего лишь покрашенная дощечка с грубо вырезанными именем и возрастом того, кто упокоился под ним.
Многие доски посерели от времени, цифры и буквы едва получалось разобрать. Но была среди них одна, покрытая свежей белой краской. В лунном свете она блестела, как метеор.
Тот, кто навестил заброшенное жилище, постоял некоторое время, глядя в направлении упомянутого надгробия. Затем спустился с крыльца, прошел через калитку, пересек дорогу и направился прямиком к нему, словно повинуясь призывному взмаху руки.
Приблизившись, он посмотрел на могилу, еще не заросшую зеленью. Ночь выдалась холодная, по меркам южного климата. Роса, покрывающая кладбищенскую траву, бывшая белой почти, как иней, делала картину еще более призрачной.
Надпись на дощечке была затемнена, поскольку луна светила с противоположной стороны.
Но, наклонившись, неизвестный смог разобрать надпись. Та была очень краткой и включала лишь имя покойной и дату смерти:
«Каролина Клэнси. Январь 18…»
Еще один судорожный вздох вырвался из груди незнакомца, а слезы снова побежали из глаз. Он упал на могилу. Не обращая внимания на холодную росу, он обнимал холодный холм, как будто то было живое тело дорогого ему человека.
Некоторое время он пролежал в таком положении, потом вдруг выпрямился, как если бы принял некое твердое решение.
– Мама! – сорвался с его губ трепетный шепот. – Милая матушка! Я жив, я здесь! А вот ты мертва! Мы разлучены навсегда! О, Боже мой!
То были слова обезумевшего от горя человека, едва осознающего, что он говорит.
Спустя некоторое время он взял себя в руки и заговорил снова, но на этот раз тон его так переменился, что слышавший его за минуту до того не поверил бы, что это один и тот же человек.
Выражение печали уступило место суровости, нежные черты заострились, грусть в глазах уступила место взгляду, говорящему о решимости, о жажде мести.
Он еще раз посмотрел на могилу, затем поднял взор вверх, к небу, и луна осветила его лицо. Слегка наклонившись вперед и прижав к бокам руки со сжатыми кулаками, ночной посетитель воскликнул:
– Именем неба, именем убитой моей матери, лежащей передо мной, я клянусь не знать покоя и не искать утешения, пока не покараю ее убийцу! Днем и ночью, зимой и летом стану я следовать за ним. Да, я найду и накажу того, кто причинил зло мне, кто свел в могилу мою мать, кто принес запустение моему дому! Не надейся уйти от меня! Техас, где, как я знаю, ты укрылся, не достаточно велик, а дебри его не настолько непроходимы, чтобы ты смог укрыться от моей мести. Если я не найду тебя там, то пойду за тобой хоть на край земли. Хоть на край земли, Ричард Дарк!
– Чарльз Клэнси! – раздался вдруг возглас.
Молодой человек повернулся, как будто его ударили. И увидел человека, стоящего буквально в шести шагах от него.