– Самое подходящее место, – шепнула Хелен.
Сестры двинулись к беседке. Чтобы добраться до нее, необходимо было вернуться к главной аллее и пройти мимо того места, где внизу стены находился пролом, сделанный, по всей вероятности, теми самыми индейцами, которые опустошили миссию. Осыпь со стены достигала дорожки, усеяв ее обломками кирпича, и девушкам приходилось ступать осторожно, чтобы не споткнуться. Они взялись за руки, чтобы поддерживать друг друга. В белых легких платьях, бесшумно развевающихся при ходьбе, они напоминали сильфид или лесных нимф, особенно в призрачном лунном свете.
Для полноты картины не доставало только, чтобы из лесу вынырнули сатиры или лесные демоны. А последние, кстати сказать, находились поблизости. Демоны, или существа, сильно их напоминавшие. Никакие сатиры не могли выглядеть более гротескно, чем фигуры, приближавшиеся в эту минуту к стене с внешней ее стороны.
Осторожно пробираясь вперед, сестры поравнялись с проломом в стене. Некий инстинкт, возможно, любопытство, побудило их взглянуть через него на темный лес за оградой. Некоторое время они, как зачарованные, всматривались в эти таинственные дебри. Но не увидели ничего, кроме искорок светлячков, и слышали лишь обычные звуки южной ночи, к которым привыкли с детства.
Но едва девушки пошли дальше, до их ушей донесся отчетливый звук шагов. Они были сбивчивыми и неуверенными, как будто человек пробирался между кусками битого кирпича. И тут вдруг перед ними появился перебирающийся через стену мужчина.
Фернанд!
Смысла прятаться не было, он уже увидел их.
Теперь дворецкий вовсе не боялся быть замеченным. Напротив, спрыгнув со стены, метис направился прямо к девушкам. И вид у него был не как у слуги, но как у господина, причем намеренного играть роль тирана. В падающем на его лицо лунном свете это было отлично видно. В Фернанде не осталось ни следа от покорности и услужливости. Вместо этого на нем появилось суровое, жестокое выражение, глаза мрачно блестели, на губах полукровки играла сатанинская улыбка, открывавшая два ряда блестящих, как у тигра, зубов. Он не успел сказать ни слова, потому что Хелен Армстронг его опередила. Гордая красавица, возмущенная тем, что видела, и слишком бесстрашная для того, чтобы испугаться, принялась отчитывать его.
Это нападение было столь решительным, что, будь он один, негодяй мог дрогнуть. Но он был не один и не стал ее слушать.
– Тащите сюда серапе! – крикнул он, обращаясь не к Хелен, а к кому-то у себя за спиной. – Живо, а не то…
Договорить ему не дали, или же последние слова утонули в послышавшемся шорохе и шуме. Проем в стене, как по волшебству, закрылся. Поначалу казалось, что его загородила некая неясная темная масса, но вскоре она обрела различимые очертания.
Перепуганные до полусмерти сестры успели издать только один пронзительный крик. Не давая им подать голос снова, мускулистые руки обхватили их, на головы девушкам набросили что-то полотняное. Затем их, наполовину задохнувшихся, оторвали от земли и грубо потащили куда-то.
Глава 51Взаперти
В тот момент, когда похитители уносили его дочерей, полковник Армстронг вел со своими собратьями-поселенцами весьма оживленную беседу. Тема была следующая: выгодно или нет будет производить сахар в новой колонии. Все понимали, что сахарный тростник будет здесь произрастать, и почва и климат благоприятствовали этому. Единственный вопрос заключался в том, окупятся ли затраты. Сахар имеет относительно небольшую в сравнении со своим весом цену, а доставлять его на рынки при отсутствии железной дороги и пароходного сообщения будет непросто.
Когда дискуссия была в самом разгаре, в комнате появился новый гость и произнес фразу, от которой все мысли о сахаре мигом улетучились из умов колонистов. Это были всего три слова, зато каких!
– Индейцы объявились поблизости! – громко сказал Хокинс, входя без приглашения, так как понимал, что важность его сообщения оправдывает вторжение.
Перепуганные до полусмерти сестры успели издать только один пронзительный крик
И не ошибся. При слове «индейцы» все за столом вскочили с мест и окружили охотника, желая поскорее узнать, в чем дело. К тому же, судя по его виду, у него имелось еще что сказать.
От лица всех говорил полковник Армстронг. Бывалый солдат не растерялся при этом известии и выказал присутствие здравого смысла.
– Индейцы? С чего вы взяли, Хокинс? Какие у вас есть основания так думать?
– Самые неопровержимые, полковник! Я и Крис Таккер видели их.
– Где?
– Длинная это история… Но если вы хотите ее услышать, я постараюсь быть кратким насколько возможно.
– Хорошо, рассказывайте!
Охотник подчинился и без лишних слов изложил историю своих с Таккером дневных похождений. Сообщив, как они заметили дикарей на верхней равнине, а затем последовали за ними в долину до брода, где потеряли след, он закончил свой рассказ словами:
– Куда они девались потом и где они теперь, этого я не знаю. Могу лишь повторить то, что я уже сказал: здесь где-то поблизости индейцы.
Достаточно было и этих слов, чтобы плантаторы встревожились, тем более что для них это была первая тревога подобного рода. В Восточном Техасе, где поселения белых основаны давно и стоят густо, о дикарях никто и никогда не думал. Только по соседству с Колорадо стоило ожидать встречи с индейцами. Но встреча эта необязательно была бы враждебной – скорее напротив, потому как между команчами и техасцами существовал мирный договор.
Но полковник Армстронг, хорошо знакомый с повадками краснокожих, не особенно доверял их обещаниям, зная, что все договоры подобного рода исполняются дикарями лишь до тех пор, пока те находят это выгодным, а затем нарушаются при первом удобном случае. К тому же он слышал, что этот мирный трактат принят был только основным племенем команчей, тогда как мелкие независимые кланы продолжали грабить пограничные колонии, красть лошадей и все, что попадалось на их пути.
Вот почему в продолжение всего путешествия полковник соблюдал все те предосторожности, которые предпринял бы опытный солдат во вражеской стране. Фургоны собирались в корраль, в самом лагере на ночь выставлялись часовые, а за его пределами – пикеты.
Эти правила соблюдались до прибытия в пункт назначения. Затем, когда колонисты обосновались на месте, а об индейцах в округе не было слышно, дисциплина ослабела, а по сути своей, забыта начисто. Поселенцы, среди которых насчитывалось пятьдесят с лишним белых мужчин, помимо нескольких сотен негров-рабов, ощущали себя достаточно сильными, чтобы отразить любой набег дикарей. Они чувствовали себя как дома и не допускали мысли, что индейцы или какие-либо иные враги могут досаждать им.
Вот почему сидевшие за столом так спокойно отнеслись к рассказу доктора о подозрительном поведении слуги Дюпре, отнеся это к разряду эксцентричных поступков. Теперь, после донесения Хокинса, они призадумались. Эта выходка показалась им подозрительной, а то и наводила на пугающую мысль о предательстве.
Как знать, не имел ли метис каких-либо сношений с индейцами, которым помогал в составлении плана грабежа? Мысль об этом взволновала всех гостей полковника, и они решили тут же выяснить правду.
– Дюпре, пошлите-ка за вашим метисом! – сказал полковник. – Послушаем, что он расскажет нам о себе.
– Пригласите сюда Фернанда! – велел креол одному из негров, прислуживавших за столом. – Пусть придет немедленно!
Молодой невольник поспешил исполнить данное ему приказание. Его отсутствие продолжалось несколько минут, в течение которых гости обсуждали вновь открывшиеся обстоятельства и выспрашивали у Хокинса подробности того, что ему с товарищем довелось увидеть.
Все эти сведения взволновали их еще более, и атмосфера накалилась до предела, когда черный слуга вернулся и сообщил, что Фернанда нигде не могут найти!
– Что ты несешь, мальчишка? – гаркнул Дюпре так, что у негра подкосились ноги. – Разве его нет в доме?
– В том-то и дело, масса Луи, что нет. Испанского индейца нигде нет. Мы обошли весь дом, и двор, и скотные дворы, и везде звали его, во весь голос кричали, но нигде не нашли… Он ни разу не ответил, значит, его здесь нет.
У молодого плантатора сразу испортилось настроение, да и у всех остальных тоже, в большей или меньшей степени. Все невольно думали о том, что им угрожает какая-то опасность, связанная с поступками Фернанда. Но даже не подозревали насколько она близка.
В другое время и при других обстоятельствах никто не обратил бы внимания на отсутствие дворецкого, предположив, что он отправился навестить кого-нибудь из знакомых, живущих в ранчерии. Или завел интрижку с какой-нибудь мулаткой из числа принадлежащих Дюпре невольниц, у которых слуга пользовался большой популярностью.
Фернанд слыл красавцем, и нрав имел веселый, чем при обычных обстоятельствах вполне можно было объяснить его отсутствие и пренебрежение обязанностями дворецкого. Но после рассказа доктора и донесения Хокинса все гораздо серьезнее отнеслись к такому поведению метиса, которого заподозрили теперь в измене. Придя к такому решению, все вернулись опять к столу, чтобы выпить еще по стакану перед тем, как приступить к делу. Не успели они, однако, взяться за стаканы, как дверь в столовую с шумом распахнулась, и в комнату вбежал тот самый молодой негр, который только что докладывал про Фернанда.
Он весь дрожал, в широко открытых глазах был ужас.
– Ой, масса полковник! Масса Луи! Джентльмены! Везде индейцы! Там во дворе их тысячи… Бьют всех без разбора!
При этой вести все как один побросали стаканы и бросились к двери, которую невольник не закрыл за собой.
Не успели они добежать до порога, как слова слуги подтвердились. Снаружи виднелись раскрашенные лица и головы с убором из перьев и длинными черными волосами. В темноте различить можно было только общие очертания, но картина от этого не становилась менее ужасной. Это походило на кошмар, на окно в преисподнюю.