Смертельный выстрел — страница 52 из 69

Ни Борлассу, ни его сообщнику не приходило в голову, что здесь мог побывать еще кто-нибудь, кроме Куэнтрела, Босли и пленниц. Да и кого могло сюда занести? Потом разбойники усомнились в том, что и они тут были: сколько их ни звали, никто не откликнулся. Откуда могли бандиты узнать о череде драматических событий, разыгравшихся в этом месте, теперь таком пустынном, совсем недавно? Им не приходило в голову другого вывода, кроме того, что Босли, поддавшись уговорам Фила Куэнтрела, предал шайку и теперь оба удрали с пленницами.

При мысли об этом бешенство Борласса дошло до крайности. Он ругался, кричал и изрыгал проклятия.

– А не может ли быть, кэп, что они отправились в штаб-квартиру? – заявил Чисхолм в попытке успокоить вожака. – Сдается мне, мы найдем их там всех четверых, когда приедем.

– Ты думаешь?

– Уверен в этом. Как же иначе могли они поступить? В Штаты Куэнтрела вернуться не посмеет – вы ведь говорили, что его там ждет виселица. Да и в поселениях Техаса он вряд ли рискнет объявиться. А в диких прериях вдвоем не проживешь.

– Точно. Похоже, ты дело говоришь, Люк. В любом случае не будем терять времени. Утро вот-вот наступит, а как только рассветет, колонисты наверняка пустятся по нашим следам. Надо подняться на верхнюю равнину.

Борласс повернул лошадь к узкой тропинке и вскоре присоединился к своей шайке у брода.

Первым делом он отдал приказ немедленно выступать. Ему повиновались без пререканий: каждый из разбойников предвкушал с одной стороны скорый дележ, а с другой отлично понимал, что его ждет, если их настигнет погоня.

Глава 66Отряд разведчиков

Тем временем вызванное ужасным зрелищем волнение и горе перерастали в миссии в волну ярости. Плач, раздающийся в ее стенах, дополнялся призывами к мести.

Прошло какое-то время прежде, чем колонисты оценили масштаб и последствия беды. Гости, обедавшие у Армстронга, поспешили домой. К счастью, их семьи и слуги спали крепким сном. Но это не успокоило джентльменов. Хотя их дома не были сожжены, дети и жены живы, из этого вовсе не следовало, что опасность миновала. Если индейцы – а никто не сомневался, что это настоящие краснокожие – не сделали этого, то только потому, что располагали недостаточными силами. Пусть катастрофа получилась не самой масштабной, угроза ее не исчезла. На самом деле такой образ действий команчей выглядел странным, и единственным внятным объяснением было то, что дикари просто ожидают подхода основных сил, чтобы напасть на ранчерию. Быть может, в эту самую минуту они уже окружают ее?

Движимые этими опасениями, предводители громкими криками подняли колонистов с постели. Откликаясь на призыв, те повалили из хижин. Женщины кричали, дети плакали; мужчины держались спокойнее – многие из них привыкли к подобным происшествиям, и вооружались, готовясь действовать.

Оснащение у всех было единообразным: ружье, пистолет и нож.

Выслушав рассказ о том, что случилось в миссии, колонисты собрали совет, чтобы решить, какие надо принять меры. Опасение за собственные дома не давало им выступить немедленно, и прошло некоторое время, прежде чем поселенцы убедились в том, что ранчерии не грозит непосредственная опасность.

Вместе с этим они отрядили посланцев в миссию. Те, осторожно приблизившись к дому, обнаружили, что там все без перемен.

Полковник Армстронг ходил растерянный и искал везде своих дочерей, Дюпре, Хокинс и Таккер помогали ему. Но девушек нигде не было, и несчастный отец пришел к тому заключению, что больше никогда не увидит их. Они оказались в плену, и в каком! Как страдал он при мысли о том, что его дочери попали в плен к дикарям, что они будут рабынями, хуже чем рабынями! Даже смерть казалась более желательной, чем такая участь.

Так же безутешен был и его будущий зять. Молодой креол не находил себе места. Горько корил он себя, и горше всего было воспоминать предупреждение, высказанное его возлюбленной прямо в день несчастья. Предупреждение это, робкое, но веское, касалось полукровки Фернанда. То был намек на некую фамильярность метиса по отношению к ней, не то чтобы оскорбительную, но недопустимую. Всего Джесси ему так и не рассказала. Теперь эпизод ожил в памяти Дюпре и, как это часто бывает, приобрел преувеличенный характер в свете нынешних страхов и домыслов. Да, он доверял предавшему его слуге, и никогда не жалел так хозяин о своей доверчивости и никто не испытывал более острой боли от предательства.

Змея, пригретая им на груди, укусила его, и яд оказался так силен, что почти лишил беднягу жизни.

Вокруг и внутри миссии слышались стенания и помимо горестных стонов ее владельцев. Многие из домашних имели свои причины скорбеть, у иных они были даже более основательными. Там, где до сих пор лежали тела убитых, то брат склонялся над сестрой, то жена рыдала над мужем, смешивая горячие слезы с его еще теплой кровью; кто-то всматривался в глаза кузена, остекленевшие и безразличные, не способные ответить на полный тоски взгляд!

Но не было времени горевать. Ситуация взывала к действию, быстрому и решительному. Полковник Армстронг командовал, Дюпре поддерживал его. Вскоре их отчаяние и ужас уступили место гневу, а мысли обратились к возмездию.

К тому времени все прояснилось. Обитатели ранчерии не пострадали. Дикари похитили принадлежащее Дюпре серебро. Впрочем, лишившийся сокровища более ценного, разве жалел он о богатстве? Но сам факт говорил, что целью нападения был скорее грабеж, чем убийство, хотя совершилось и то и другое. Было очевидно, что, достигнув желаемого, краснокожие удалились и не намеревались возобновить бойню, устрашающие следы которой оставили после себя. Итогом этих умозаключений стала идея организовать погоню.

Поскольку поселенцы из ранчерии жались к своим очагам, опасаясь новой атаки, лишь немногие вызвались пойти в миссию, а оказавшись там, ужаснулись содеянному. Но Дюпре хватало и этого количества добровольцев. Полковник Армстронг дал ему разрешение выступать, придав на усиление охотников Хокинса и Таккера.

Решено было не ждать, пока все изготовятся, а выступить небольшой группой, членам которой отводилась роль разведчиков. Им предстояло найти след дикарей и сообщить основным силам.

На это полковник не только дал согласие, но и посоветовал самый разумный образ действий. Если поддаться нетерпению и проявить беспечность, напутствовал разведчиков старый солдат, то поражение почти неизбежно.

Наконец дозор выступил. Командовал им Дюпре, впереди шел Хокинс.

Сам Армстронг остался в миссии, чтобы организовать главные силы поселенцев, готовящихся пуститься в погоню.

Глава 67Одинокий путник

Через лес ехал всадник. Ехал не по дороге, не по просеке и не по тропе. Путь его лежал через девственный лес, никогда не слышавший топора дровосека, редко посещаемый конным, а еще реже пешим путником.

Ехал он так быстро, насколько позволяли густо растущие деревья и подлесок. Препятствовала ему и темнота, поскольку стояла ночь. Тем не менее продвигался он споро, хотя и осторожно – время от времени бросал взгляды назад или останавливался и слушал, положив подбородок на плечо.

В его поведении угадывался страх; читался он и на лице. То и дело падающий через просвет в листьях луч лунного света выхватывал черты, выражавшие растерянность и ужас. Луна помогала всаднику прокладывать путь, хотя он едва ли понимал, куда едет. Очевидно было лишь то, что этот человек стремится избежать какой-то опасности, оставить ее позади.

Один раз он остановился на срок больший, чем обычно. Натянул поводья и внимательно прислушался. Уши его уловили журчание воды. Этот звук, похоже, расстроил его.

– Неужто мне никогда не уйти от нее? Вот уже целый час кручусь я вокруг да около, а не отъехал даже на четверть мили от реки, да и лес все такой же густой. Я, наверное, сбился с пути. Ничего не поделаешь, попробую еще раз.

Он развернул лошадь по направлению, противоположному тому, откуда слышался плеск воды. То же самое он делал уже несколько раз и всегда возвращался обратно к реке, а между тем ему хотелось уехать подальше от нее.

Наконец ему это удалось. Проехав не более полумили, он увидел над собой ясное небо и через несколько минут выехал на опушку леса. Перед ним открылась равнина, покрытая высокой травой, серебрившейся в свете луны, а верхушки ее слегка покачивались под дуновением ночного ветерка, придавая сходство с ленивыми волнами тропического моря. Мириады светлячков порхали между стеблями, их призрачный свет походил на фосфоресцентное сияние медузы, дополняя сравнение.

Но всаднику-беглецу было не до красот природы; он не обращал внимания ни на траву, ни на мерцающих над ней «огненных жучков»; он всматривался вдаль, где виднелась темная линия, которую он принял поначалу за лес, но затем понял, что это скалы, а не деревья. Иными словами, то была протяженная линия утесов, образовывающая границы речной долины.

Беглец хорошо знал это и приготовился ехать в ту сторону. Но задержался, чтобы определить, где находится конкретное место, нужное ему.

– Овраг должен быть правее, – сказал он сам себе. – Я все время ехал вверх по реке. Везет, как утопленнику, иначе не скажешь! Я могу оказаться позади у возвращающегося отряда. И как мне найти путь на большую равнину? Если я тут заблужусь… Ага, вижу теперь проход. Вот острый утес… да, это там.

Он погнал лошадь к намеченному им месту, теперь уже не зигзагами, как ехал по лесу, а прямо, и галопом, во весь опор, на который способна была лошадь.

Пока он скачет под лучами лунного света, самое время поближе рассмотреть этого торопливого наездника. Он облачен в наряд индейца, от мокасин до убора из перьев на голове. Впрочем, цвет кожи противоречит его принадлежности к туземной расе. Лицо у него белое, но с темными разводами, как если бы этот человек перепачкался сажей и плохо умылся. Черты этого лица европейские, и можно было бы счесть их красивыми, если бы не свойственное им неприятное выражение. Короче говоря, перед нами Ричард Дарк.