Фургонов было более двадцати с соответствующим числом погонщиков, прислуги, мужчин, женщин и детей; их сопровождали не менее сорока всадников. Одни ехали впереди, другие позади и по сторонам.
Неудивительно поэтому, что двадцать раскрашенных разбойников, шедших параллельно вдоль холмов, старались не слишком приближаться, и можно было предполагать, что они мало имели шансов на успешное ограбление такого сильного отряда путешественников.
Они, казалось, не думали об этом, потому что в то время, когда путешественники медленно подымались из долины, они также тихим шагом шли по своему направлению. Их разведчик не терял из виду фургонов и временами подходил сообщать всадникам об их движениях.
В некоторых местах, где деревья росли гуще и благоприятствовали приближению индейцев, вся шайка подъезжала к краю, чтобы посмотреть на ряд фургонов. Они наблюдали их глазами, в которых можно было читать такую жадность, которая обнаруживала, что они пойдут далеко и готовы рискнуть на большую опасность для удовлетворения своей алчности.
Дикари, то группируясь на высотах, то растягиваясь, то останавливаясь снова, походили на стаю воронов, летающих над стадом буйволов или антилоп и надеющихся, что какое-нибудь животное отстанет и сделается их добычей.
Караван вынужден был переправиться через реку в том месте, где был брод, единственный на протяжении нескольких миль. Тогда индейцы, казалось, удвоили внимание, как бы намереваясь напасть на путешественников.
Однако они не воспользовались случаем, ибо фургоны переправились один за другим и вскоре исчезли между деревьями, окружающими реку, и потом показались снова, выбираясь из долины.
Разбойники шли параллельно каравану на прежнем расстоянии. Они продолжали наблюдать за фургонами переселенцев до тех пор, пока солнце не опустилось к горизонту, тогда они остановились в густом перелеске, на пригорке, откуда вид простирался на много миль.
Они видели перед собой медленно катившиеся фургоны. Но вот передние остановились, к ним стали подъезжать остальные и также останавливались, прибывая к месту назначения, перед зданием, которое едва виднелось издали, да и то до половины, так как его закрывали окружающие деревья. Виднелась мрачная каменная масса четырехугольной формы, почти без окон, наверху с зубчатой оградой. Тут же возвышалась башня в виде сторожевой каланчи. И домик, и башня казались покинутыми, пустынными. Одним словом, это были развалины.
Те, которые смотрели на эти развалины издали, не имели надобности в объяснении, что это была упраздненная Сан-Сабская миссия.
Те, которые были возле, также знали об этом. Переселенцы, по мере того, как подъезжали и останавливались перед стенами, были исполнены надежды; они радовались, весело перекликались, достигнув цели путешествия.
Несколько уже недель Сан-Сабская миссия служила предметом их ежедневных, почти ежечасных разговоров. Они надеялись возобновить покинутое жилище, придать ему прежний блеск, приняться за возделывание давно заброшенных полей и разбогатеть, занявшись разведением хлопчатника.
Никакое облако не затемняло горизонта их будущего. Совершив долгое и трудное путешествие, они с радостью очутились у пристани. Голова их каравана остановилась уже перед древним покинутым зданием, которое легко можно было возобновить, но которое уже не предназначалось для прежнего употребления.
Итак, они вполне доверяли своему будущему.
Но степные разбойники, смотревшие издали с высот на фургоны, подъезжавшие поочередно и останавливавшиеся для выгрузки, иначе рассуждали об этом будущем. У них был свой замысел, и в случае успешного его исполнения — упраздненной Сан-Сабской миссии предстояло остаться тем, чем она была, — развалинами.
Глава XLVIII. ДОМ САН-САБСКОЙ МИССИИ
Старинное здание бывшей Сан-Сабской миссии, принадлежавшей прежде испанским монахам, а теперь сделавшейся жилищем бывшего миссисипского плантатора, было расположено на небольшой возвышенности, над долиной, в нескольких сотнях шагов от правого берега реки.
Местность эта была выбрана вследствие трех различных причин: во-первых, потому, что была здорова, во-вторых, оттуда был прекрасный вид, в-третьих, она была вне черты наводнения. Архитектурный стиль не слишком отличался от большей части мексиканских гациенд.
Это было большое квадратное здание, в центре которого имелся открытый двор; вокруг двора тянулась галерея, обыкновенный проход или коридор, в который выходили двери различных комнат. Снаружи было лишь несколько окон, без стекол, но защищенных продольными железными полосами.
В центре фасада были двухстворчатые ворота, похожие на тюремные. Эти ворота вели в проход, называемый «сагуан». Они были довольно широки, чтобы пропустить нагруженный фургон, и приспособлены собственно для экипажей, которыми пользовался Чарльз Грандисон. В наше время еще можно встретить кареты этой величины и формы на дорогах, так называвшейся прежде, Новой Испании — остатки ее давно минувших роскоши и величия.
Из первого двора второй проход вел на другой, более обширный двор, где помещались конюшни, сараи и другие хозяйственные постройки. Еще дальше тянулся на пространстве десятины сад (хуэрта), обнесенный высокой стеной из сырцового кирпича и обсаженный в виде рогатки колючими кактусами. Он был наполнен плодовыми и цветущими деревьями, которые прежде пользовались тщательным уходом, а теперь аллеи были крыты роскошной, но дикой растительностью. Здесь-то, в тени листвы часто прогуливались почтенные патеры и проводили часы досуга, может быть, также приятно, как их британские собратья Больтонского аббатства.
Часто в стенах миссии раздавался их веселый смех; они потягивали вкусный старый херес и пользовались всеми развлечениями, какие могли доставить им Техас и его краснокожие обитатели.
Миссионерский дом имел два этажа; кровля у него была плоская, окруженная перилами, отчего он казался выше.
Возле стояла церковь, башни которой придавали ей величие, хотя и были выщерблены. На небольшом расстоянии лежала ранчерия или группа хижин из глины, служивших жилищем обращенных индейцев, приписанных к миссии. Густая роща вечнозеленых деревьев скрывала их от главного здания. Патеры не любили близкого соприкосновения с полунагими неофитами.
Некоторые из хижин еще довольно хорошо сохранились и давали теперь убежище спутникам полковника Армстронга, в ожидании постройки лучших домов. Теперь у них не было для этого времени, — наступила весна и надо было думать о посеве.
Нет надобности говорить, что полковник Армстронг со своим семейством и служителями занял миссионерский дом. Луи Дюпре также поселился в нем со своими домочадцами. Луизианский плантатор считался как бы принадлежавшим к семейству Армстронга; ему недоставало лишь нескольких слов священника, чтоб сделаться членом этого семейства. К счастью, в обществе колонистов находился пастор, которого взяли для пополнения колонии. Но обряд откладывался до окончания посева. Тогда предполагалось торжество, которое должно было превзойти все, когда-либо виденное на Сан-Сабе.
После того, как переселенцы достигли цели путешествия, в поведении индейцев произошло что-то весьма необыкновенное. Они стегнули лошадей и поехали по направлению к Колорадо.
Они остановились только добравшись до небольшой реки, впадающей в Колорадо; на ее берегу среди небольшой рощи стояла полдюжина хижин, построенных по образцу вигвамов. Эти хижины были, по-видимому, постоянным жилищем дикарей.
Имели ли они намерение возвратиться к ускользнувшей добыче, это было известно только им одним. Они не оставили ничего, что могло бы обнаружить их замысел.
Глава XLIX. ОЧЕНЬ СПЕШНОЕ
Три дня и часть четвертого прошло с тех пор, как полковник Армстронг и его колонисты переправились через Колорадо и вступили в долину Сан-Сабы.
На четвертый день за несколько часов до солнечного заката, другой отряд переправился через реку в том же месте и шел по тому же направлению вдоль Сан-Сабы.
Отряд состоял из пяти человек — четверо было белых, а пятый, ехавший на муле, был цветной.
Сзади бежала охотничья собака. Читатель, без сомнения, узнал в белых: Кленси, Вудлея, Хейвуда и Гаркнесса, а в пятом — мулата Юпитера.
Переправившись через Колорадо, они скоро подъехали к берегу Сан-Сабы, быстро пустились вдоль реки и достигли брода с наступлением ночи.
До восхода луны оставалось час или два, и сделалось так темно, что надо было очень хорошо знать дорогу, чтобы ехать вперед или переправиться через речку.
Саймон Вудлей мог продолжать путь, потому что знал его очень хорошо, также как и брод, и дорогу на той стороне, и мог настигнуть переселенцев Армстронга.
Но он не пытался их догонять, хотя Кленси и пламенно хотелось этого, так как бывший тюремщик, независимо от своих показаний на берегу Сабины, сообщил в дороге другие подробности ужасающего характера; он им рассказал о замысле, подвергавшем опасности не только полковника Армстронга и его дочерей, но и всю колонию, прибывшую в западный Техас.
Чарльз Кленси не думал о колонии, его мало занимало ее благосостояние — ему нужно было только спасти семейство Армстронга от угрожавшей ему гибели.
Всю дорогу от самой Сабины он находился в тревоге. Несколько недель они шли по следам каравана Армстронга. Но вот они достигли берегов Сан-Сабы, но так и не догнали его.
Боязнь Кленси только усиливалась по мере приближения к цели путешествия колонистов: по словам Гаркнесса, там-то именно колонистов и ждала главная опасность.
Все могли видеть ясно следы фургонов вдоль по всему берегу.
— Достигли ли переселенцы места назначения? — спросил Кленси, останавливая лошадь.
— Имейте терпение, Чарльз Кленси, — ответил Вудлей. — Верьте слову Саймона — все будет хорошо. Вы не знаете полковника Армстронга так, как я знаю его, хотя, сознаюсь, вам лучше известны привычки одной особы из той же фамилии. Что же касается старого полковника, то я его отлично знаю, потому что делал с ним продолжительный поход, и я уверен, что он будет спать одним только глазом, а другой, которым видит лучше, станет держать открытым. Вот почему не питайте неосновательного страха, что индейцы или другие техасские разбойники напали на него на дороге. Конвой у него сильный и состоит из опытных людей, которые умеют себя вести во время путешествия по степи. Я не говорю, чтобы не случилось чего-нибудь, когда они прибудут на место и когда подозрения их усыпятся, но тогда явимся мы и предупредим опасность, по крайней мере, я так думаю. А теперь, так как мы очень устали, а лошади наши еще больше, я предлагаю переночевать здесь и укрепиться силами. Завтра на рассвете мы можем продолжать путь и до полудня увидим стены упраздненной миссии, где Чарльз Кленси, я полагаю, вы найдете в целости и неприкосновенности особу, за которой вы так давно уже следите. Больше я ничего не скажу.