— Как бы там ни было, ты обручен, — сказал Уимзи. — Давай выпьем за это. Надеюсь, я буду твоим шафером, Фредди, или ты собираешься пригласить кого-нибудь из синагоги?
— Ну, сама свадьба будет в синагоге. Пришлось на это пойти, — ответил Фредди, — но, я думаю, туда можно будет пригласить друзей жениха. Надеюсь, ты меня не бросишь, старик? И не забудь, там не снимают шляпу.
— Постараюсь запомнить, — сказал Уимзи, — а Бантер объяснит мне детали. Наверняка он это знает. По-моему, он знает все. Слушай, Фредди, ты не забудешь довести до конца это маленькое расследование?
— Ну что ты, дружище! Я тут же тебе сообщу, как только что-нибудь узнаю. Но, мне кажется, ты уже сейчас можешь кое на что рассчитывать.
Это прозвучало утешительно. Как бы там ни было, Питер взял себя в руки и вновь стал душой общества, собравшегося на праздник в доме герцогини Денверской. Герцогиня Элен, правда, заметила мужу, что брат его слишком стар, для того чтобы играть роль шута, и лучше бы он остепенился и начал относиться ко всему достаточно серьезней.
— Не знаю, — откликнулся герцог, — Питер — странный человек, никогда не поймешь, о чем он думает. Он вытащил меня однажды из переплета, и я не собираюсь вмешиваться в его дела. Оставь его в покое, Элен.
Мэри Уимзи, прибывшая в канун Рождества, придерживалась другой точки зрения. Она явилась в спальню младшего из своих братьев в два часа ночи, когда все уже валились с ног после обильного обеда, танцев и шарад. Тот сидел в халате перед камином, погрузившись в глубокие размышления.
— Послушай, Питер, ты какой-то возбужденный. Что-нибудь случилось? — осведомилась Мэри.
— Слишком много свежего воздуха и сливового пудинга, — ответил Уимзи. Ты же знаешь, я — мученик, мой удел — сжигать себя в пламени бренди, чтобы порадовать семью праздничной иллюминацией.
— Да, это ужасно. А как вообще дела? Я сто лет тебя не видела. Ты так долго отсутствовал.
— А ты, кажется, полностью поглощена своими интерьерами. Как идет ремонт дома?
— Надо же что-то делать. Знаешь, я как-то устала от безделья.
— Слушай, Мэри, а ты видишься сейчас с Паркером?
Мэри смотрела на огонь.
— Я обедала с ним раза два, когда была в Лондоне.
— Да? Он хороший парень. Надежный и непритязательный. Может, немного скучноватый.
— Слишком серьезный.
— Ты права, — согласился Уимзи, закуривая. — Но я бы хотел, чтобы у него все было хорошо. Он тяжело переживает вашу размолвку. Я хочу сказать, нечестно смеяться над его чувствами.
Мэри улыбнулась.
— Ты беспокоишься, Питер?
— Нет. Просто я очень хочу, чтобы с ним обращались честно.
— Питер, я ведь ничего не могу сказать, пока он ко мне не обратится!
— Да?
— По крайней мере — ему. Это разрушит его представления о приличиях.
— Наверное. Но если он к тебе обратится, это тоже разрушит его представления. У него в ушах будет звучать голос дворецкого, объявляющего «Старший инспектор и леди Мэри Паркер», и он будет считать это неприемлемым.
— Значит, патовая ситуация?
— Ты можешь с ним не обедать.
— Могу, конечно.
— И вообще… Послушай, а что, если я выясню у него его намерения в истинно викторианском духе?
— Что за внезапное стремление избавиться от членов своей семьи? По-моему, все добры к тебе, Питер.
— Конечно-конечно. Просто мне вдруг почему-то захотелось сыграть роль дядюшки-благодетеля. Наверное, возраст сказывается. Стремление быть полезным — оно может настичь любого, когда наша жизнь переваливает за половину.
— Как меня с интерьерами. Кстати, эти пижамы — мое изобретение. Правда, симпатичные? Хотя старший инспектор Паркер, наверное, предпочитает старомодные ночные рубашки.
— Это будет обидно, — заметил Уимзи.
— Пустяки. Я отважна и преданна и прямо сейчас готова отказаться от пижамы навсегда.
— Нет-нет! — воскликнул Уимзи. — Только не здесь и не сейчас. Имей уважение к братским чувствам. Давай так: я скажу своему другу, чтобы он отбросил природную скромность и сделал тебе предложение, а ты тогда сбросишь пижаму и дашь ему согласие.
— Какой удар для Элен!
— К черту Элен. Осмелюсь предположить, что это еще не самый страшный удар для нее.
— Питер, ты замышляешь что-то ужасное. Ну ладно. Если ты хочешь, чтобы первый удар нанесла я, и намерен сокрушать ее раз за разом, — я согласна.
— Молодец! — с небрежным видом откликнулся Уимзи. Мэри обняла его одной рукой и удостоила одним из редких сестринских поцелуев.
— Ты старый болван, — сообщила она, — и плохо выглядишь. Ложись спать.
— Пошла к черту, — дружелюбно откликнулся лорд Питер.
ГЛАВА 13
Позвонив в квартиру лорда Питера, мисс Мерчисон поняла в глубине своей невозмутимой души, что слегка взволнована. Волнение было вызвано не титулом, не богатством и не его холостяцким положением — всю свою жизнь она работала и привыкла иметь дело с холостяками всех мастей. Но полученная ею записка сильно взволновала ее.
Мисс Мерчисон исполнилось тридцать восемь лет, и она была некрасива. В течение двенадцати лет она служила в одном и том же офисе. Это были хорошие годы, и лишь за последние два из них она начала понимать, что ее хозяин — блестящий финансист, рискованно игравший на бирже. Чем больше усугублялись обстоятельства, тем большим количеством дел он пытался жонглировать. Однако всему есть предел; в один прекрасный день выстроенное им здание начало рушиться — сначала одно, потом другое, пока не превратилось в обломки. Жонглер сбежал за границу, его помощник застрелился, публика разразилась проклятиями, занавес опустился, и мисс Мерчисон в тридцать семь лет осталась без работы.
Она стала давать объявления в газеты, но большинству работодателей требовались молодые секретарши, и она начала отчаиваться.
Однажды на ее объявление пришел ответ от мисс Климпсон, которая содержала машинописное бюро.
Это было не совсем то, чего хотела мисс Мерчисон, но она пошла. А потом выяснилось, что это не совсем машинописное бюро, а кое-что поинтереснее.
Когда мисс Мерчисон стала членом «котятника» лорд Питер Уимзи, таинственно стоявший за всем этим предприятием, находился за границей, и ей довелось его впервые увидеть лишь несколько недель назад. А теперь ей предстояло впервые вступить с ним в беседу. «Странный тип, — думала она, — но, говорят, неглупый».
Дверь открыл Бантер, судя по всему ожидавший ее прихода, и тут же провел ее в гостиную, заставленную книжными полками. Стены украшало несколько изящных гравюр, пол покрывал ковер, здесь же стояли рояль, большой мягкий диван и несколько глубоких уютных кресел, обитых коричневой кожей. Шторы были задернуты, в камине полыхали поленья, а перед ним стоял стол с серебряным чайным сервизом, изящество линий которого радовало глаз.
Когда мисс Мерчисон вошла, ее работодатель поднялся из кресла, отложил черную папку и приветствовал ее хрипловатым, довольно вялым голосом, который она уже слышала в офисе мистера Эркхарта.
— Очень любезно с вашей стороны, мисс Мерчисон, что вы пришли. Отвратительный день, не правда ли? Не сомневаюсь, что вы согласитесь выпить чаю. Может, хотите пышек или чего-нибудь посущественнее?
— Спасибо, — поблагодарила мисс Мерчисон, и Бантер услужливо поспешил ей на помощь, — я очень люблю пышки.
— Вот и славно! Бантер, мы сами справимся с чайником. Подложи мисс Мерчисон еще одну подушку и можешь идти. Ну, как наш мистер Эркхарт?
— Все в порядке, — мисс Мерчисон никогда не страдала многословием. — Я вам хотела рассказать одну вещь.
— У нас масса времени, — откликнулся Уимзи. — Сперва насладитесь чаем. — И он с предупредительной услужливостью начал наливать ей чай, что ее очень тронуло. Она выразила восхищение огромными желтыми хризантемами, букеты которых стояли там и сям по комнате.
— Рад, что они вам нравятся. Мои друзья считают, что они придают дому уют. Вообще-то за этим следит Бантер. Они вносят яркие мазки в цветовую гамму, не так ли?
— А книги создают довольно аскетичную атмосферу.
— Да, но это мое хобби, знаете ли. Книги и преступления. Впрочем, последние не обладают декоративными свойствами. Я не очень склонен коллекционировать веревки с виселиц и одежду убийц. Какой от нее толк? Чай нравится? Мне следовало бы поручить вам его разливать, но я считаю несправедливым сначала пригласить человека, а потом его эксплуатировать. Кстати, а вы чем занимаетесь в свободное время? Есть у вас какое-нибудь тайное пристрастие?
— Я хожу на концерты, — ответила мисс Мерчисон. — А когда концертов нет, слушаю пластинки.
— Вы играете?
— Нет, никогда не хватало денег на то, чтобы брать уроки. А надо бы… Впрочем, работа секретарши доходнее.
— Полагаю, да.
— Если только не достигнешь вершин мастерства, а это бы мне никогда не удалось. Третьеразрядным музыкантом быть стыдно.
— Им и живется не сладко, — добавил Уимзи. — Я просто слышать не могу, когда они играют в кинотеатрах попурри из Мендельсона и отрывки из «Неоконченной». Возьмите сэндвич. Вы любите Баха? Или предпочитаете современную музыку? — и он двинулся к роялю.
— Предоставляю вам сделать выбор, — удивившись, ответила мисс Мерчисон.
— Я бы предпочел сегодня Итальянский концерт. Конечно, он лучше звучит на арфе, но у меня ее нет. Мне Бах помогает думать. Успокаивает, и вообще.
Он до конца сыграл концерт и после небольшой паузы исполнил отрывок из сорок восьмой симфонии. Играл он хорошо, вызывая странное ощущение властности, которую трудно было ожидать от человека со столь утонченными манерами.
— Вы навели справки о машинке? — осведомился он, закончив играть.
— Да, ее купили три года тому назад.
— Хорошо. Я думаю, вы были правы, Эркхарт связан с фондом «Мегатериум». Ваше наблюдение оказалось очень полезным. Можете считать это высшим знаком одобрения.
— Благодарю вас.
— Есть что-нибудь новенькое?
— Нет, разве что в день вашего прихода мистер Эркхарт допоздна оставался в офисе и что-то печатал.