Но вот вам чудеснейшая новость: простить никогда не поздно. И никогда не поздно попросить прощения.
Сеанс с Джоанн научил меня, что все, что делает Та Сторона, делается с любовью. Любовь на Той Стороне – как деньги. И если мы не просим прощения, обитатели Той Стороны все равно найдут способ простить нас – отец Джоанн именно так и поступил.
Чтобы получить доступ к прощению с Той Стороны, нам не нужен сеанс у медиума-ясновидящего. Надо всего лишь попросить. До близких можно дотянуться мыслью. Когда вы протягиваете на ту сторону прощение, ваш близкий всегда получает сообщение. Чтобы простить утраченного близкого человека, надо всего лишь даровать ему это прощение, а нам, чтобы получить прощение, достаточно попросить. Прощение – нуждаемся мы в нем или даруем его – чудесный дар.
Я видела, как прощение изменило жизнь Джоанн. Прощение исцелило ее.
О силе прощения мне много рассказал еще один из моих ранних сеансов. Барб, женщина за пятьдесят, тоже услышала обо мне от подруги. Барб позвонила мне из своей кухни в Пенсильвании, и в течение всего сеанса я слышала, как она пересказывает кое-что из моих слов своему мужу, Тони, сидевшему рядом.
– Он ни во что такое не верит, – сказала мне Барб. – Он думает, умираешь и всё: уходишь в землю – и нет тебя. Но я все равно хочу, чтобы вы с ним поговорили. – Не успела я возразить, как она передала трубку Тони.
«Здорово, – подумала я. – И как это поможет? Та Сторона вообще проявится перед скептиком?»
Тони буркнул мне: «Привет», показывая таким образом, что не купится на мои фокусы. Я глубоко вздохнула, ожидая, придет ли кто-нибудь к нему. И кое-кто пришел – его отец.
Он сказал мне, что его зовут Роберт и что у него срочное сообщение для сына.
– Здесь ваш отец, и он хочет сказать вам нечто очень важное, – обратилась я к Тони. – И очень важно, чтобы я правильно уловила это и передала. Отец хочет, чтобы я сказала вам, что он очень сожалеет о ремне.
Тони на том конце провода промолчал. Я продолжала.
– Отец хочет, чтобы вы знали, что, когда он перешел на Ту Сторону и пересматривал свою жизнь, он понял, что вы делали, и очень сожалеет о том, что сделал с ремнем. Он просит у вас прощения. Он хочет, чтобы вы простили его.
Я услышала, как Тони тихо заплакал.
Его отец показал мне больше. Он показал мне событие, в форме того, что я называю «видеоклипом». Я видела, как юный Тони сидит на кровати, дверь в его комнату закрыта. Я видела, что он держит в руках ремень, и ремень этот явно много значил для него. Я пересказала эти образы Тони, который взял себя в руки и поведал мне историю – историю, которой никогда прежде ни с кем не делился.
Когда Тони было семь лет, холодным декабрьским вечером он отправился на встречу бойскаутов. На встрече ему вручили набор для изготовления самодельного ремня. Он очень обрадовался, потому что вынашивал идею сделать отцу ремень на Рождество.
Во время встречи он усердно трудился над ремнем, вырезая узоры, пробивая дырки, приделывая пряжку. Затем он отнес его домой, спрятав в кармане пальто, чтобы закончить. Мальчик прошел прямо к себе в комнату и приступил к работе. На радостях Тони забыл вынести мусор, свою ежевечернюю обязанность.
Тони уже не первый раз забывал вынести мусор. Отец всегда очень сердился, но именно в тот вечер он ворвался к Тони в комнату в ярости, распахнув дверь.
И увидел ремень. Он схватил его и побил им сына. Порка была короткой, всего несколько секунд, но она разрушила нечто священное между Тони и его отцом.
– Я так никогда и не вручил ему ремень, – сказал Тони. – И никогда не рассказывал ему об этом. Никому не рассказывал. Но это печалило меня все эти годы. Мне всегда казалось, будто я каким-то образом его подвел.
Отец Тони снова проявился.
– Нет! – возразила я Тони. – Ваш отец велит сказать вам, что это он подвел вас. Он говорит, что просто не разобрался тогда в ситуации. Но теперь понимает. И ужасно сожалеет. Он просит у вас прощения. Он хочет, чтобы вы знали, как он любит вас и каким прекрасным сыном вы всегда были.
Я обнаружила, что едва сдерживаю слезы – не из-за этой печальной истории. Просто я увидела, как между отцом и Тони протянулся прекрасный свет. Тони носил эту боль с собой всю жизнь, а теперь я чувствовала, как его отпускает. Я стала свидетелем великого исцеления между отцом и сыном – после смерти отца.
– Все в порядке, пап! – сказал он хриплым от волнения голосом. – Все в порядке! Пожалуйста, скажите моему отцу, что все в порядке.
– Вам не нужна я, чтобы сказать ему об этом. Вы можете сказать ему сами. Он все время с вами. Он всегда рядом. Просто скажите, что нужно сказать. Он вас слышит.
Тони передал трубку обратно жене. Я слышала его голос на заднем плане.
– Все в порядке, пап, – повторял Тони снова и снова. – Все в порядке, все в порядке, все в порядке.
На этом сеансе я поняла, что струны света, связывающие нас с теми, кого мы любим, нельзя разорвать, даже когда мы уходим. И они не слабеют, на самом деле их можно даже укрепить. Во время сеансов с Тони и Джоанн я увидела, как могут расти отношения даже после смерти. Отец Тони понял многое с такой стороны, с какой не был способен понять, пока находился на Земле.
Я видела, что наши мысли и поступки очень много значат для Потусторонних – что в наших силах помочь им продолжать расти благодаря нашей любви и пониманию. В наших силах исцелить тех, кого мы любим.
Что принадлежит тебе
С каждым сеансом я узнавала все больше. Хотя многие приходили ко мне на перекрестке своей жизни, неуверенные, куда дальше идти, я понимала, что не мое дело раздавать советы. Та Сторона посылает нам знаки и сигналы, которые помогают нам принимать верные для нас самих решения.
Едва познакомившись с Мэри Штеффи, я поняла, что это особенная душа. Она работала патронажной матерью для трудных детей. Я уже проводила для нее сеанс, но она снова пришла на считывание, потому что ей предстояло принять важное решение – удочерять или нет маленькую девочку по имени Эли, которую она патронировала. Как только начался сеанс, Мэри сразу перешла к сути дела.
– Повредит ли моей дочери Мерайе, если я возьму Эли? – спросила она.
Ясного ответа у меня не было. Вместо этого я увидела ауру Мэри. Она была лиловая, и это сказало мне, что Мэри выдающаяся душа, пришедшая в эту жизнь помогать другим душам на их пути. Но вокруг сияющей лиловой ауры Мэри висел слой черноты.
– Чернота означает, что ты чувствуешь себя загнанной в угол, – сказала я Мэри. – Она окутывает твою энергию. Это не значит, что тебя ждет плохая жизнь. Просто она будет нелегкой.
Затем проблема Эли обозначилась четче.
– Та Сторона толкает Эли прочь от ее биологической семьи, – сказала я. – Эли уже избежала врат смерти, едва не погибнув по недосмотру. Теперь, двигаясь дальше, я вижу веер возможностей. Я вижу множество разных дверей, разных исходов. Возможен не один исход. И есть другая семья, готовая взять Эли.
С прошлого сеанса я знала некоторые подробности жизни Мэри. Всю жизнь она мечтала стать матерью. Она пошла работать в социальную службу, чтобы быть ближе к детям – особенно к трудным. Она вышла замуж (ее муж, Тенди, – бурильщик, но также занимается и природоохранной деятельностью) и забеременела. Но спустя четыре месяца потеряла ребенка. Попробовала снова – и опять выкидыш. Во время одной из беременностей она проснулась от страшной боли и была спешно доставлена в больницу.
– Повезло вам, – сказал ей доктор. – Еще бы несколько минут – и всё.
Но Мэри не чувствовала себя везучей. Всего она перенесла шесть неудачных беременностей.
С тяжелым сердцем она отказалась от мечты стать матерью – даже приемной. Ей казалось, что, не имея собственного младенца, она не сможет эмоционально справиться с воспитанием ребенка, которого с вероятностью отошлют обратно к биологической семье. Это было бы слишком тяжело. Вместо этого Мэри завела небольшую псарню и окружила себя собаками. Она перестроила свои приоритеты. Забыла о своей мечте.
Однажды с утра ее затошнило. Она тут же поняла, что снова беременна. Беременность протекала тяжело – все шло не так. Токсикоз, высокое давление, две госпитализации. Четыре долгих месяца Мэри пролежала на сохранении. Но она не теряла надежды. Даже выбрала имя для своей девочки – Мерайя, назвав ее в честь своей тетушки Мими. «Когда случалась гроза, Мими говаривала: „Ветер дует злей – Мерайя у дверей“. Именно такое имя я хотела для своего ребенка».
Через неделю после того как ей исполнилось тридцать девять, до исхода положенного срока, у Мэри начались схватки. Как только ребенок родился, акушерка унесла его.
Мэри ждала известий о состоянии младенца. Получилась ли она сильная и здоровая? Есть ли в ней хотя бы два или два с половиной килограмма? Вскоре вернулась акушерка с новостями. Мерайя родилась не два и не два с половиной килограмма, и даже не три.
Мерайя была четыре двести и крепенькая.
Чудо рождения Мерайи дало Мэри силы возродить другую мечту – стать приемной матерью.
– Но как же Мерайя? – спросила меня Мэри во время сеанса. – Вдруг удочерение Эли ей повредит?
– Ничего не происходит без причины, – сказала я. – Эли во многом изменит Мерайю. Не в отрицательном смысле, но легко не будет. Это не значит, что будет плохо. Просто будет трудно. Эли всегда будет вызовом для Мерайи, но я вижу, что у Мерайи замечательный дух. И, что бы ни случилось, дух Мерайи будет петь. Он всегда будет петь.
Мэри начала карьеру патронажной матери с предоставления временного ухода. Она ненадолго брала детей к себе в сельский дом в Пенсильвании, чтобы дать передышку их постоянным приемным родителям. Мэри никогда не брала младенцев или маленьких детей – тех было проще пристроить. Мэри брала подростков. Подростки обычно были сердитые и замкнутые или грубые и неуправляемые. Но как бы ни злился ребенок, Мэри удавалось разглядеть за их гневом рану. Она видела их хорошие и уязвимые стороны.