Монк опустился в кресло напротив Рэтбоуна и, несколько подавшись вперед, уперся локтями в колени.
— Давайте проверим, что мы еще знаем — кроме того, что уже бесспорно, — и сделаем какой-то вывод. Возможно, мы увлекаемся предположениями, чего делать не следует. Прежде всего подведем итог, какие у нас есть бесспорные факты, а затем решим, что делать дальше.
Сэр Оливер послушно согласился. То, что он готов был слушаться сыщика, было еще одним доказательством его смятения.
— Фридрих упал с лошади и получил тяжелые увечья, — начал он. — Ему оказал помощь доктор Галлахер.
Уильям один за другим загибал пальцы.
— Ухаживала за больным Гизела, — продолжал перечислять адвокат. — Никто не входил в спальню больного, кроме нее, прислуги, принца Уэльского… — Он поморщился.
— Фридрих стал поправляться, — напомнил ему Монк. — По крайней мере, так кому-то показалось, и, очевидно, все так думали.
— Это важно, — согласился Рэтбоун. — Видимо, это давало надежду на то, что план еще можно осуществить.
— Нет, не давало, — возразила Эстер. — При таких-то переломах и только на одной ноге!.. Галлахер говорил о множественных переломах. Уже одно это означало победу Гизелы! Фридрих не мог стать даже духовным лидером партии независимости, а ведь от него ожидали большего. Калека, зависимый человек, постоянно превозмогающий боль, быстро устающий… Зачем им нужен такой?
Уильям и Оливер посмотрели на девушку и переглянулись.
Рэтбоун казался совершенно подавленным, и даже Монк поник, словно внезапно устал.
— Мне очень жаль, — извинилась мисс Лэттерли. — Это жестоко, но это факт. Еще до того, как он был убит, больше всего в его смерти могла быть заинтересована сама партия независимости, которая хотела как можно скорее законно избрать нового лидера.
Она умолкла. Ее друзья тоже хранили молчание. Пауза длилась несколько мгновений. В потухающем камине еле тлели угли, и сыщик, встав, отошел от него.
— Никто как будто не оставался с ним наедине, кроме Гизелы. Слуги постоянно входили и выходили. Двери не запирались. Как подтверждают все, Гизела не отходила от него… — задумчиво проговорил он.
— В таком случае пищу могли отравить где-то на пути из кухни в спальню, — заключил адвокат. — Об этом мы уже говорили. Ядом стала настойка из тиса. Это мы тоже знаем. Любой в доме мог это проделать, но кто и как приготовил ее — вот вопрос.
— Если ее не привезли с собой, — продолжал размышлять Монк. — Нетрудно предположить, что в таком имении, как Уэллборо-холл, обязательно растут тисы — если не в парке, так возле церкви. А что, если яд привез Рольф, чтобы использовать в случае, если Фридрих откажется от их предложения… а потом свалить все на Гизелу?
— Из всего этого ничего не получится, — тихо промолвила Эстер. — Суду нужна цепочка доказательств, а она может привести к тому же Рольфу… Бригитте… Флоренту или Зоре… И это всё люди, которых Рольф должен оберегать от подозрений. Но наши подозрения не падают на Гизелу! Значит, Рольф не так умен и опытен, каким хочет казаться?
И опять воцарилось молчание, длившееся несколько минут. Рэтбоун посмотрел на догоравший в камине огонь. Монк, нахмурив брови, погрузился в размышления. Мисс Лэттерли попеременно поглядывала то на одного из своих товарищей, то на другого, догадываясь о том, что их мучает тот же страх, что и ее, близкий, ощутимый и очень реальный.
Они сосредоточились на трезвом анализе, но мысли о возможной неудаче и о том, во что она им обойдется, быстро разрушили хрупкие конструкции логических построений.
— Я думаю, мне следует встретиться с Зорой фон Рюстов, — первой нарушила молчание Эстер и встала. — Мне хочется поговорить с нею с глазу на глаз.
— Женская интуиция? — насмешливо спросил Уильям.
— Любопытство, — отрезала медсестра. — Если вы двое уже познакомились с ней и с вами ничего не случилось, почему бы и мне не попробовать? Чем я хуже вас?
Мисс Лэттерли нашла Зору в весьма экзотической обстановке ее будуара. На стене вместо ковра висела шаль, а в камине гудело высокое пламя, уходившее в трубу, и его отблеск играл на кроваво-красной обивке дивана. На полу лежала огромная медвежья шкура, удивительно похожая на живого зверя.
— Кто вы? — спросила фон Рюстов. Она не поднялась навстречу гостье, а осталась сидеть и со слабым интересом окинула Эстер взглядом. — Вы назвали горничной имя сэра Оливера, иначе я не приняла бы вас. — Она говорила откровенно, но без какого-либо намерения обидеть посетительницу. — Я не расположена быть вежливой с непрошеными гостями. У меня на это нет ни времени, ни терпения.
Это ничуть не задело Эстер. На месте графини при данных обстоятельствах она повела бы себя так же. В свое время мисс Лэттерли довелось побывать в тюрьме, где в любой момент могла теперь оказаться Зора, если Рэтбоун потерпит неудачу. А такая опасность становилась все реальней.
Медсестра смотрела на оригинальное лицо графини: прекрасные зеленые, широко посаженные глаза, длинный гордый нос, нежный чувственный рот… Эстер поняла, что перед нею женщина, достаточно умная и умеющая контролировать свою страстную натуру, и поэтому способная к трезвому пониманию и оценке ситуаций, людей и законов.
— Я представилась как друг сэра Оливера, потому что я действительно его друг, — пояснила мисс Лэттерли. — Я давно и хорошо его знаю. — Она спокойно встретила взгляд Зоры, готовая к любым вопросам, если они последуют.
Фон Рюстов с возрастающим любопытством смотрела на незваную гостью.
— Вас беспокоит, что этот судебный процесс может грозить сэру Оливеру профессиональными неприятностями? — догадалась она. — Итак, вы пришли просить меня отозвать обвинение и признаться в том, что я ошибалась, не так ли, мисс Лэттерли?
— Нет, совсем нет! — резко ответила Эстер. — Если вы не сделали этого раньше, я не вижу причины, которая может заставить вас сделать это сейчас. К тому же это уже не поможет. Если сэр Оливер не найдет убийцу принца Фридриха и не докажет, что именно этот человек убил его, вы, рано или поздно, сами окажетесь в тюрьме. А с вами это может случиться — скорее рано, чем поздно.
Сказав это, жещина села, не дожидаясь приглашения хозяйки.
— Поверьте мне, тюрьма — не очень приятное место. Это особенно понимаешь, когда оказываешься в ней. Можно как угодно храбриться, но в душе поселяется страх. Вы не настолько глупы, чтобы не понимать, что в данном случае поражение — это не потеря состояния или положения в обществе. Сейчас это означает дорогу на виселицу.
Зора чуть насторожилась.
— Вы откровенны, мисс Лэттерли, не правда ли? Почему вы пришли от сэра Оливера? Что вам нужно? — Она все еще продолжала смотреть на Эстер с оттенком презрения.
Медсестра не знала, что было тому причиной: ее одежда, куда более скромная, чем изысканный наряд хозяйки, или, возможно, предубеждение аристократки против женщины простого происхождения, которая вынуждена собственным трудом зарабатывать себе на жизнь. Если же это было презрением смелой и авантюрной дамы высшего света к своей сотоварке, сидящей дома и озабоченной лишь извечными женскими делами, тогда Эстер готова была помериться с ней силами.
— Я хочу, чтобы вы, помимо силы воли, — решительно начала она, — также использовали ваш интеллект и попытались вспомнить все, что произошло в Уэллборо-холле, при условии, что это будет правдой, — в той степени, разумеется, в которой она вам известна. Если нам это не удастся, пострадает не только карьера сэра Оливера, взявшегося за это крайне непопулярное дело. В опасности может также оказаться ваша собственная жизнь. К тому же — а это, пожалуй, для вас самое важное — будет нанесен непоправимый удар репутации тех сил в вашей стране, которые намерены продолжать борьбу за независимость. Теперь же, графиня фон Рюстов, я требую вашего внимания.
Зора медленно выпрямилась. На ее лице было неподдельное удивление и настороженность.
— Вы часто прибегаете к такой форме обращения, мисс Лэттерли?
— В последнее время у меня не было в этом необходимости, графиня, — откровенно призналась та. — Но в армии приходилось прибегать к этому довольно часто. Чрезвычайность обстановки заставляла. Потом, в случае удачи, все прощалось, а в случае неудачи — что ж, оставалось пенять на себя.
— В армии? — фон Рюстов бросила на нее заинтересованный взгляд.
— Да, на Крымской войне. Но это не имеет отношения к нашему делу, — сделав красноречивый жест рукой, отмахнулась Эстер. — Прошу вас, вернемся к Уэллборо-холлу.
— А знаете, мисс Лэттерли, вы мне начинаете нравиться, — совершенно серьезно сказала Зора. — Вы эксцентричны… Не знала, что у сэра Оливера такие интересные друзья. Он вырос в моих глазах. Признаюсь, я считала его сухарем.
Медичка почувствовала, как краснеет, и это разозлило ее.
— Поговорим о Уэллборо-холле, — повторила она, как строгая учительница, обращающаяся к непослушной ученице.
Покорившись, Зора натянуто улыбнулась и стала вспоминать. Начала она со дня приезда в поместье. Графиня была остра на язык и не лишена чувства юмора, однако, когда она дошла в своем рассказе до того рокового дня, когда с принцем случилось несчастье, голос ее внезапно дрогнул и прежняя легкость речи исчезла. Женщина помрачнела и заговорила с такой горечью, будто уже тогда предчувствовала, каким печальным будет конец.
Вздрогнув и вернувшись к действительности, она позвала горничную и велела подать ланч, не спросив у гостьи, будет ли та есть и что предпочитает.
Распорядившись подать поджаренный хлеб, белужью икру, сухое белое вино, фрукты и сыр, графиня, бросив взгляд на мисс Лэттерли и убедившись, что та не возражает против такого меню, наконец отпустила служанку и продолжила рассказ.
Эстер время от времени останавливала ее, что-то уточняя, просила более подробно описать комнату принца, детально расспрашивала об отдельных людях, вплоть до тона, которым они о чем-либо говорили, — и внимательно все запоминала.