– Лииса, а ты почему не плаваешь? Вода – прелесть! – Госпожа выныривает у самого бортика и с улыбкой смотрит на меня.
Приходится отвечать. И смотреть в ответ – я заметила, ей не нравится, когда на нее не смотрят.
– Духи не плавают, если они не водные.
Хилина сдувает розовые лепестки, липнущие к ее плечам, и вздыхает.
– Жаль. А я как будто всегда умела плавать. Представляешь, когда впервые оказалась в воде, так сразу и поплыла. Мне лет пять было, но я все равно помню. Так понравилось! – в ее голосе слышится искренняя радость.
«Давай ты поверишь, что я человек из другого мира?»
Слушаю и повинуюсь, госпожа.
– А Шамирам – она умела плавать? – спрашивает вдруг Хилина.
– Не знаю, ведь мне не довелось ее застать. Я появилась после того, как великая богиня спустилась в нижний мир. Я еще юный дух.
– Да? Сколько же тебе лет?
Я удивленно смотрю на нее. Потом вспоминаю: да, человек из другого мира, конечно.
– Духи не считают годы, как смертные.
– Правда? – Хилина задумчиво рассматривает меня, потом вдруг интересуется: – А летать ты умеешь?
– Духи-защитники не летают, – тихо отвечаю я, потому что мне страшно, что госпожа услышит горечь в моем голосе и поймет, как же сильно я скучаю по небу. И как ненавижу цепь, связывающую нас.
– Жаль, – повторяет Хилина. Она опирается о бортик, божественно прекрасная в солнечных лучах. – А что делает дух-защитник? От чего ты меня защищаешь, Лииса?
Я выдерживаю ее взгляд, хотя это сложно. Госпожа как будто ждет подвоха – или ищет его, очень тщательно.
– От всего, наверное. Я лишь недавно стала защитником, поэтому мне еще предстоит это выяснить. Но господин Дзумудзи сказал, я должна помочь тебе освоиться.
Хилина кивает.
– Ты помогаешь. Я благодарна тебе за это.
– Спасибо, госпожа.
Она усмехается, и я поправляюсь:
– Хилина. Прости.
– Ничего. Лииса, в качестве освоения, – голос госпожи звучит так дружелюбно, что я в растерянности, – расскажи мне про Дзумудзи. Он бог, верно?
– Да, он ваш бра… – Я запинаюсь, но богиня улыбается. А потом переворачивается и спиной ложится на воду, раскинув руки, нечеловечески прекрасная, в окружении венчиков цветов.
Я сглатываю и на мгновение представляю, что случилось бы, не будь Юнан слеп. Он бы пал ниц перед великой госпожой, как другие смертные. Он был бы очарован ею и поклялся бы в верности до самой своей смерти. Богиня забрала бы его сердце – походя, как привыкла.
Впервые я думаю: «Хорошо, что он слеп».
– Лииса, ты сказала, Дзумудзи брат Шамирам? – торопит меня госпожа.
Водная гладь дрожит и сверкает на солнце вокруг нее. Но сияние госпожи все равно ярче.
– Да, Хилина. Господин Дзумудзи – младший брат великой Шамирам.
– Брат? – Хилина переворачивается и недоуменно смотрит на меня. – А разве не муж?
– И брат, и муж. Все верно.
Хилина моргает.
– А… То есть… Здесь братья женятся на сестрах?
– Не знаю, как это у смертных, Хилина. Но все великие боги братья и сестры друг другу. Как, наверное, и все мы… в какой‐то степени. Нас всех сотворили Отец-Небо и Мать-Земля. Но великие боги, конечно, их любимые дети.
Хилина задумчиво кивает.
– Правда, других брачных союзов среди великих богов нет, – добавляю я. – Только госпожа Шамирам и господин Дзумудзи.
– Понятно. А вот еще: я слышала, в этой божественной паре не все гладко, да?
– Хилина, пожалуйста, я не смею…
– Лииса, расскажи, – тихо просит она. Но таким тоном, что я не могу ослушаться. – Должна же я знать, кем притворяюсь.
– Да, Хилина. Как прика… скажешь. Я слышала, что господин Дзумудзи очень любит госпожу Шамирам. Но великая богиня часто… – Я смотрю на роспись за спиной госпожи.
– …ему изменяла. В том числе и с местным царем. – Хилина тоже смотрит на стену. – Вряд ли после этого наш рогатый бог так уж любит свою женушку.
– Я не знаю, Хилина.
– Ну хорошо. – Она оборачивается и снова принимается сверлить меня взглядом. – А чем заведует Дзумудзи? Он бог чего?
– Разрушения. Господин Дзумудзи повелевает бурей.
Хилина не выглядит впечатленной.
– И войной, наверное? Недалеко же от бури.
– Нет, войной занимается господин Мардук. Он младший из великих богов и…
– …и ему теперь поклоняется царь, – заканчивает за меня Хилина. – Что логично, раз он собирается воевать. Значит, буря. И все же я не понимаю: вот умерла ваша Шамирам… Кстати, как богиня может умереть?
– Она не может. Госпожа Шамирам спустилась в нижний мир, чтобы жил ее возлюбленный.
– Спустилась и вернулась. Делов‐то, да? – усмехается госпожа. – Для богини.
– Госпожа… Хилина, из нижнего мира даже великой богине не уйти, если никто не предложит за нее равную, добровольную жертву.
Госпожа задумчиво хмурится и спрашивает:
– А равная жертва – это?..
– Другой бог, – отвечаю я, стараясь не думать о том, что говорю очевидную вещь. Если того желает госпожа, я сыграю в любую игру, даже в такую странную. – А если смертный, то царь.
– Ага, – кивает Хилина. – Тогда ясно, почему царь так передо мной трясся. Шамирам, когда вернется, будет в ярости, да? Хотя почему? Она же умерла, чтобы он жил. Вряд ли бы ей хотелось, чтобы ее жертва была напрасна. Как‐то нелогично получается.
– Наверное, госпожа.
– Хилина.
– Да. Прости, Хилина.
Она снова поднимает на меня взгляд.
– Ладно, допустим. А все‐таки чего хочет этот Дзумудзи? Зачем ему двойник жены? Да еще и человек?
– Хилина, я не знаю.
– Ну конечно, – фыркает госпожа.
– Хилина, я говорю правду. Могу лишь предположить, что господин очень тебя любит.
– Меня?
– Я хотела сказать, госпожу Шамирам. Очень. – Я смотрю на нее и вдруг вижу Юнана. Он грустно улыбается, и я говорю – ему, а не госпоже: – Такая любовь – драгоценность даже на небесах. Боль любимого – твоя боль. Его счастье – твое счастье. Все, что он ни пожелает, ты исполнишь. Ты живешь ради него и умрешь за него. Только бы он улыбался.
– Лииса?
Я вздрагиваю.
– Прости, Хилина. Я лишь хотела сказать, что любовь господина Дзумудзи известна на земле и на небесах.
Хилина хмурится.
– Если он так ее любил, то почему она ему изменяла? Значит, не все так было… Как ты сказала? Драгоценно.
– Потому что иногда любви недостаточно, – выдыхаю я, думая о Юнане. Моя любовь не стоит ничего. Не может ничего. Не спасет никого. Лучше бы ей вовсе не быть!
– А я сказала ему, что это его вина, – бормочет Хилина, горбясь. – Черт!
Я заставляю себя улыбнуться и протягиваю руку, глажу госпожу по плечу.
– А чего бы хотела ты?
– Что? Я?
– Да. Если господин Дзумудзи хочет любить, то чего хочешь ты, Хилина?
– Чтобы меня любили, – эхом отзывается она. И фыркает. – Странная связь – при чем тут я? Но… Когда тебя любят, ты нужен. А если ты не нужен, то зачем тогда жить?
Я молча смотрю на нее. Не этого я ждала от госпожи Шамирам, великой богини любви. Разве ее любят не все и не всегда?
– А ты, Лииса? Чего хочешь ты?
Я хочу, чтобы Юнан был счастлив. И я хочу снова летать. Очень хочу!
– Защищать тебя, конечно, Хилина. Я дух-защитник. Чего еще мне желать?
Она отворачивается, но я успеваю заметить в ее глазах разочарование.
– Ну да. Конечно.
До вечера мы не разговариваем. Госпожа возвращается в комнату с платьями. Скоро к ней присоединяются жрицы во главе с Верховной, и сейчас богиня не против. Она молча перебирает ткани и украшения, слушая хвалу своей красоте, но лицо у нее при этом такое, что понятно: она думает о чем‐то совсем другом.
А потом в воздухе прокатывается протяжный звук. Все замирают – даже Верховная жрица замолкает на полуслове.
– Что это? – громко спрашивает Хилина.
Я невольно вспоминаю первый раз, когда слышала этот звон. Тогда царь вернулся с победой из земли Черного Солнца и привез пленного царевича. Юнан был еще ребенком, Саргон – молодым и сильным. Пленника отдали в жертву господину Мардуку, благодаря за дарованную в битве удачу. Помню, я очень боялась, что Юнан отправится на площадь вместе со всеми, ведь господин Мардук тоже там будет, а он презирает слабых и мог проклясть и так болезненного слепого мальчика.
К счастью, Юнан не пошел. Я пыталась его утешить после, когда крики пленника зазвенели в воздухе. Конечно, у меня не получилось.
– Гонг, великая госпожа, – отвечает Верховная жрица. – Царь пожелал принести в жертву сына. Во славу великого господина Дзумудзи.
Я оседаю на пол. Хилина роняет вышитую золотом накидку.
– Что?!
Глава 15Уязвимые
Здесь людей приносят в жертву. Здесь людей приносят…
А-а-а! Надо валить отсюда!!!
…в жертву. Здесь людей приносят…
Так-так, Лена, спокойно. Приносят – отлично, ты это выяснила. Дыши. Все хорошо. Приносят и приносят. У всех свои традиции. Не тебя же жертвуют? Успокойся. Вдох-выдох.
В же-е-ертву люде-е-ей приносят, а-а-а!
– У царя есть сын? – Я слышу собственный голос словно со стороны, и звучит он совершенно спокойно. Даже странно.
– Скоро не будет, – усмехается Верховная жрица. Она так спокойно это говорит, что я понимаю: человеческие жертвы здесь явление вполне заурядное. – Мальчишка давно не жилец, великая госпожа. Странно, что царь решился оскорбить таким ничтожным даром великого господина Дзумудзи.
«Дзумудзи! Он все подстроил! И это тоже!» – стучит в голове.
А Верховная жрица деловито строит предположения: царь, должно быть, повредился умом, ведь ваша красота, великая госпожа, лишает мужчин разума…
А я стою и думаю: есть здесь какой‐нибудь бункер? Куда я могу спрятаться, закрыть за собой дверь и никого-никого на правах богини не впускать. Пусть этот чокнутый Дзумудзи, от которого мне точно ничего хорошего ждать не приходится, развлекается. Лишь бы меня оставил в покое!
И тут невидимая жрицам Лииса падает на колени и обнимает мои ноги. Вскрикнув, я отшатываюсь, Верховная замолкает, остальные, даже рабы, косятся на меня. Но не прямо, таращась, а осторожно так, украдкой. Однако с большим интересом.