– Забирай. И принеси мне мед.
Забыться сейчас – мое сокровенное желание. Еда смертных способна подарить наслаждение не только людям, но и богу. Эа тому пример. Но никогда бы я не притронулся к той бурде, которую пьют простолюдины в кабаках. У моей сестры нет вкуса. А может, ее не одаривают так щедро, как меня.
Ветер исчезает, а я в последний раз смотрю на отражение смертной в кристаллах. Ты придешь ко мне, девочка, так похожая на мою жену. Придешь сама и отдашься в мою волю. Тогда я буду решать: подарить тебе смерть или отпустить домой.
Уже скоро.
Глава 19Сомневающаяся
Ладонь под пластырем саднит. От пота, наверное, кровь ведь давно остановилась. Я нахожу в рюкзаке спрей для ран, снимаю пластырь и старательно обрабатываю царапину – не хватало еще подцепить какую‐нибудь местную лихорадку. Тогда не только конспирация коту под хвост – боги же не болеют, – но еще и я сама рискую копыта откинуть. Как здесь с медициной? Что‐то мне подсказывает: не очень.
О чем я только думала, когда сунулась в этот мир, не сделав расширенный курс прививок?! Я слышала, такие есть для поездок в южные страны. Слышать‐то слышала, но значения не придала. А знала ведь, что здесь жарко. Наверняка и местные болезни имеются – к которым у меня, конечно же, никакого иммунитета нет.
Что уж теперь! Хоть аптечку не забыла. Привыкла ради мамы в поездки таскать огромную косметичку и сумку с таблетками. В Сочи мама с гарантией кого‐нибудь встречала и принималась суетиться: «Лен, как я выгляжу?» А еще с гарантией заболевала не иначе как от волнения. То простуда, то отравление, то солнечные ожоги. Я еще в детстве отлично научилась о ней заботиться. Уверена: если бы мама отправлялась в другой мир, я про расширенный курс прививок точно бы вспомнила.
Прилепив новый пластырь и убрав в рюкзак телефон, я иду в гардеробную – соседняя комната, смежная со спальней. Удобно, можно обойтись без жриц. С трудом отведя взгляд от роскошных тканей (боже, эта золотая невесомая сетка – тоже платье?), я нахожу простую льняную тунику и долго потом мучаюсь с поясом в попытке спрятать шокер.
Наверное, я совсем дура. Мало того что сама полезла в другой мир – словно не знала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – так еще и ходила безоружная! Тут ведь у каждого выхода по двое мужчин с копьями. Стоит кому‐то из жриц заподозрить неладное… Впрочем, шокером я тоже не отобьюсь. Но хоть какая‐то защита.
И этот царевич. Я же совсем ему не верю! Больше того – я его боюсь. Один раз он на меня уже напал. С ножом! А если вспомнить ту, первую встречу в саду – да он же на голову отбитый, этот Юнан. Он агрессивный. И слепой к тому же – на нем мой взгляд не сработает. Я, конечно, не буду никого очаровывать в случае насилия, но вот если меня убивать станут – не уверена. И если с теми же стражниками у меня теоретически есть шанс, то Юнан – дохлый номер.
А еще он хитрый! И ему‐то я доверилась, рассказала правду. И он, кажется, поверил. Ну еще бы: кровь для местных, похоже, железный аргумент.
Господи, что же делать? Он сын царя, значит, большая шишка. А я дома насмотрелась на больших шишек. Высокомерные, уверенные, что им все можно…
Хм, но его же в жертву хотели принести…
И что? Мало ли какие тут дворцовые интриги! Зачем, зачем я в это впуталась? Возлюбленный богини – это же наверняка титул. И я дала его царевичу, которому все про меня известно. Который может уничтожить меня одним словом!
Только если он такая большая шишка, почему в саду я его встретила одетым в лохмотья? Местный хиппи? Возможно. Но почему тогда без последователей? Где была его свита, в конце концов?
Ладно, Лена, погоди с выводами. Ты ему не веришь – и правильно делаешь. Незачем верить всяким высокомерным личностям, которые сначала бросаются на тебя с ножом, а потом говорят, что́ ты должна, по их мнению, делать. Но поговорить с ним стоит. Точно. И шокер у меня под рукой.
Я застегиваю широкий пояс из золоченой кожи, уже представляя, как буду в нем преть на полуденной жаре. Но осторожность прежде всего! Уж лучше поздно, чем никогда.
Ладно, я готова. Где тут кормят?
Это, пожалуй, даже смешно – но в саду. То есть я одна вчера трапезничала по-тихому в спальне. Именно трапезничала, потому что стол мне собрали – мама не горюй. Там даже засахаренные цветы были. Но я или витала в собственных мыслях, или волновалась, вдобавок аппетита в жару никакого, так что я ограничивалась фруктами. Зато теперь есть очень хочется.
А вот богине и ее возлюбленному, что бы это ни значило, стол накрывают помпезно – на террасе, где разбит маленький, но уютный висячий сад. Как и во дворце, здесь журчит фонтан, и на беседках-портиках изображены воины. Правда, в компании ягуаров. То ли они играют, то ли дерутся, то ли это такая местная казнь. У ягуаров морды очень одухотворенные, у мужчин лица, наоборот, свирепые.
Примерно такие же они у жриц, окруживших беседку. Что‐то, судя по возгласам, с медом не задалось: то ли он не нужной температуры, то ли консистенции, но девушки шипят друг на друга, а в воздухе витает напряжение. У нас проблемы, Хьюстон!
Мне удается к ним подойти незамеченной. Юнан стоит у стола с лицом таким же одухотворенным, как морды нарисованных ягуаров. Я невольно отмечаю, что его переодели – тоже в лен. И что ему идет. А еще запястья перевязали. И нацепили на них широкие золотые браслеты. Напоминают рабские, как в «Аладдине».
– Оставьте нас, пожалуйста, с царевичем одних.
Стоит мне это сказать, не повышая голоса, как воцаряется тишина. Слышно даже, как в кустах у золотых перил балкона поет обалдевшая от жары птица. Хрипло так, пьяно. Очень соответствует моему состоянию. Еще немного на этом солнцепеке, и у меня случится удар, так что надо поскорее от жриц избавиться.
– Как прикажете, великая госпожа, – наконец шелестят девушки.
И на коленях уползают вон из сада. На коленях. Ползком. Даже голов толком не подняв. Я смотрю на них – может, от жары галлюцинации? Да, богиня здесь, конечно, но можно же поклониться, встать и спокойно уйти. Зачем так‐то?
Потом вспоминаю про Юнана и оборачиваюсь. Он лежит у стола – тоже лбом в мраморные плиты пола.
– Ну уж ты‐то! – вырывается у меня. – Встань, пожалуйста. Они ушли.
– Стражники у дверей в сад, – тихо отзывается царевич.
Я оглядываюсь.
– Нет там никого. Что? Могу по кустам посмотреть – вдруг кто‐нибудь подслушивает?
Он наконец поднимается, и я замечаю на его губах улыбку.
– Не стоит великой госпоже лезть в кусты. Мы будем разговаривать тише. И молиться небу, чтобы нас не подслушали.
Ох, думаю я, если это небо тут за все в ответе, я б ему высказала свое искреннее мнение о местных порядках. А что? Может, оно так и работает? Куда отзыв написать? У кого требовать компенсацию?
– Я сказал что‐то смешное? – хмурится замерший у стола царевич.
– Ну что ты. – Я невольно замечаю, что мое кресло напоминает этакий трон в миниатюре – золоченое, с подлокотниками в виде морд ягуаров и ножками – звериными лапами. А вот царевичу выдали стульчик, весьма похожий на табурет. – Садись, пожалуйста.
– Я не могу сесть вперед богини. И ты зря прогнала жриц, Хилина. Я не смогу тебе прислуживать. Впрочем, если ты ничего не имеешь против испачканного медом платья…
Черт, ну конечно! Уже сев, я оглядываю стол и поскорее встаю.
– Прости, не подумала. Что тебе налить? Да сядь, наконец, нет же никого!
– Хилина! – На лице царевича мелькает испуг. – Богиня не может…
– Богиня, как я понимаю, может делать все, что пожелает. Так что тебе налить? – Я беру первый попавшийся кувшин. – О, это вино такое? Цветами пахнет.
– Это мед. – Юнан с недовольным видом все‐таки садится. – И я не советую тебе его пить.
– Думаешь, отравлено? – Я взбалтываю содержимое хрустального кувшина. Мед? На «Дюшес» похоже.
– Отравлено? – повторяет Юнан так, словно я невероятную глупость сморозила. – О нет. Вот если бы я пил это один…
– А что, у тебя много врагов? – интересуюсь тоном «я у мамы дурочка».
Юнан замирает. Удивительно – первый раз вижу, чтобы человек вот так, на глазах, цепенел.
– Да.
– Что – да?
– Много. – Я наливаю в золотой кубок воды и ставлю перед Юнаном. Тот на ощупь быстро его находит. – А с тех пор, как ты назвала меня избранным великой богини, еще больше.
– Почему? – Я наливаю воды и себе, стараясь не обращать внимания на аппетитные блюда, от которых стол буквально ломится. Есть очень хочется, но лучше все насущные вопросы решить сейчас, ни на что не отвлекаясь.
– Потому что избранный великой богини почти всегда претендует на трон, – холодно, даже надменно объясняет царевич. – Предыдущим избранным был Саргон, наш царь.
– Твой отец? – Я вспоминаю, как этот Саргон настойчиво интересовался, кому я хочу отдать венец. – Но разве не проще подождать? Ты же царский сын, трон и так будет твоим. Или у тебя есть старшие братья?
– Нет, – дернув щекой, отвечает Юнан и надолго замолкает.
Я смотрю, как он пьет, явно желая потянуть время. Ну извини, интриган, пусть тема тебе и неприятна, но должна же я хоть немного понимать, что творится в местной игре престолов. Раз уж сама теперь в ней участвую.
– Нет – это значит, братьев нет? Или трон не достанется?
– И то и другое. – Юнан ставит пустой кубок на стол. На него тут же падает солнечный луч, но царевич не щурится.
– Погоди, но как это возможно? Или власть здесь с помощью богини передается? На кого она укажет – тот царем и будет? Так?
Юнан неожиданно улыбается.
– Так. Но не всегда. Великая госпожа Шамирам долго не вмешивалась в порядок наследования, и трон переходил от отца к старшему сыну. Конечно, если она пожелает, царь отдаст свой венец ее избраннику. Но это не обязательно.
– Я-я-ясно, – тяну я. Интересно, что мне все это дает? Власть – да. Опасность – наверняка.
– Но даже великая богиня не стала бы дарить трон слепцу, – добавляет Юнан, в его голосе слышится горечь.