– А почему? – удивляюсь я.
Тут царевич поднимает голову и поворачивается в мою сторону. Пустой, стеклянный взгляд скользит мимо, а тонкие губы кривятся.
– Ты правда не понимаешь или желаешь посмеяться?
– Не вижу повода для смеха. Ну, слепой ты – и что?
– В твоем мире слепцы могут получить власть?
Я фыркаю.
– О, царевич, в моем мире власть получает тот, кого изберет народ. Слепой, глухой – лишь бы популярный!
Юнан хмурится.
– Не могу поверить.
– Еще бы. У вас не так, я понимаю. И все же поясни: ты слепой. Чем это мешает? Сделать нового наследника сможешь, голова на месте, а читать-писать – наверняка же есть советники. Так в чем дело?
Юнан бормочет что‐то, потом криво улыбается.
– Ты забыла кое-что важное. В твоем мире нет войн?
– Есть. И что?
– Ты дева. – Он кивает. – Откуда тебе знать? Я не могу повести армию в бой. Я слаб. Слабак не может быть правителем. Ничтожество вроде меня приведет страну к гибели и навлечет гнев богов на свой народ.
– А-а-а… – Конечно, здесь же наверняка холодным оружием дерутся. Да и для стрельбы нужны глаза. М-да. Неудивительно, что царь мне показался таким мощным – этот точно армию в бой бы повел. И наверняка водил. Да, он же сам что‐то такое говорил. Юнан против него – хлюпик. Но это же еще ничего не значит! – Пожалуйста, не говори о себе так, – прошу я, снова берясь за кубок с водой. – Ты не ничтожество и не слабак. Разве грубая сила решает все?
– А разве нет? – усмехается царевич. И устало добавляет: – Ты боялась меня в спальне. Не потому ли, что думала, будто я сильнее?
Я невольно ежусь.
– Это другое. И раз уж мы про это заговорили, объясни, пожалуйста, что значит «избранный богини»? Титул, да? Он дает тебе привилегии? Надежду на трон, как я понимаю. А еще? И что требует от меня?
– От тебя? – Юнан усмехается. – От богини никто ничего не может требовать, Хилина. Люди существуют для того, чтобы служить богам.
Ну да, ну да, где‐то я это уже слышала. Верится с трудом.
– Ладно, тогда давай прямо: мне нужно будет с тобой спать? Для конспирации. В смысле, для поддержания роли богини.
Удивительно, как еще этот царевич может скривить губы! И какие говорящие у него получаются улыбки. Эта, например, одновременно самоуничижительная и любопытствующая.
– А ты бы хотела?
Я окидываю его взглядом. Услышать такой вопрос от человека, который только что называл себя слабаком и ничтожеством и вроде бы вполне искренне, подразумевает лишь один ответ. И озвучивать его я не собираюсь.
– А ты будешь аккуратным?
О, мне кажется или у нашего царевича порозовели скулы? Хм, а с каких пор он стал «нашим»?
– По-твоему, я похож на грубого варвара, который впервые встретил женщину?
Мой черед удивленно молчать. При чем тут варвар?
– Я понимаю, что ты это спросила в насмешку, – тоном невинно обиженного добавляет Юнан, – но, конечно, я был бы нежен. Ты вряд ли нашла бы мое общество приятным, ведь я наверняка не так искусен, как твои прошлые мужчины, но, естественно, я бы старался.
– Нет у меня никаких прошлых мужчин, Юнан. Мне шестнадцать, я девственница. Я спросила только потому, что кровь, как я поняла, – это мой билет на эшафот. Если после секса… Ты чего?
– Ты не можешь быть невинной! – тоном этой самой невинности, только поруганной, заявляет царевич. Вид у него при этом такой, что мне очень хочется его сфотографировать. Но телефон остался в рюкзаке. Эх! – Я тебе не верю.
Мне становится смешно.
– Даже не знаю, как тебе это доказать. А почему не веришь? Я настолько распутно себя веду?
– Ты себя видела? С твоим лицом? С лицом Шамирам? Девственница? – Юнан качает головой. – Это была бы очень смешная шутка, будь это правда.
– Тогда можешь смеяться, потому что это правда, – решительно говорю я.
Вместо смеха он ошеломленно молчит с минуту. А потом вдруг спрашивает:
– Но ты же боялась меня – значит, кто‐то тебя уже брал?
– Брал? Насилие так тут называется? – Я сжимаю кубок, пуская солнечные зайчики по столу. – Пытались, ты прав, мое лицо к этому располагает. И тем не менее мужчин у меня еще не было. Так что если у богини с избранным как‐то там предполагается страстный секс, то придется нам обойтись без него. Или как‐то разыграть? Потому что настоящая ночь любви нам с тобой не светит. И не потому, что ты мне не нравишься. Хотя я бы сто раз подумала, прежде чем лечь в постель с мужчиной, который на меня с ножом напал.
– Ну и назвала бы своим избранным кого‐нибудь другого, – тут же огрызается царевич.
– Это, например, кого?
Он пожимает плечами.
– Разве мало достойных юношей? Ты же выбрала слепца…
– Далась тебе эта слепота! – говорю я чуть громче, чем нужно. Ну правда, слепой – и что с того? Говорит о себе так, словно из-за этого он не человек.
Юнан словно голос теряет: открывает беззвучно рот, как рыба. Потом хватает пустой кубок, прижимает к губам, кривится.
Я тянусь через стол и наливаю ему еще воды.
– Ты могла выбрать царя, Хилина. Это было бы правильно. – Юнан медлит, но потом его голос звучит так, словно он объясняет прописные истины ребенку: – Вдобавок он красив. Его любила великая богиня. Наверняка он умелый любовник, ты была бы с ним счастлива. И под его защитой.
– Защитой? – Я вспоминаю этого самого царя и не сдерживаю усмешку. – Ну и что бы сделал этот умелый любовник, когда узнал бы, кто я на самом деле?
Юнан открывает было рот. И тут же, хмурясь, закрывает.
– Использовал бы меня, – заканчиваю я.
Юнан кивает.
– Это так. Но ты была бы под защитой.
– Сдается мне, я уже под защитой Дзумудзи. Счастливее меня это не делает.
Царевич усмехается. А потом вдруг спрашивает:
– Ты веришь, что тебя не буду использовать я?
– Нет, – тут же отвечаю я. Конечно, не верю, не настолько же я глупа.
Юнан хмурится и озадаченно спрашивает:
– Тогда почему ты назвала меня своим избранным?
– Потому что Верховная жрица об этом заговорила, – с досадой отвечаю я. – Мне пришлось кого‐то выбрать, вот я и назвала тебя. Десять раз уже об этом пожалела. Я боюсь тебя, Юнан. Ты собираешься меня использовать?
Глупый вопрос – кто ж признается! Наверное, поэтому Юнан смеется.
– Нет, Хилина. Если бы и хотел, как бы, по-твоему, у меня это получилось?
Я тоже усмехаюсь. Действительно, как? Что за глупый вопрос!
– Например, ты мог бы выдать меня жрицам.
– И меня бы тут же казнили за хулу на великую богиню, – серьезно говорит Юнан. – Хилина, ты, верно, не понимаешь. Раз я слеп, то должен был умереть еще младенцем. Но я сын царя – таких не убивают, даже слепых. Однако у меня нет друзей, нет союзников. Пока не появилась ты, меня ждала очень незавидная судьба сгинуть в пыточной у царя Черного Солнца, который ненавидит моего отца. Мне выгодно внимание великой богини. А значит, я ни за что тебя не выдам. Это почти как рыть на охоте яму и самому свалиться в нее. Прошу, поверь мне.
Моя очередь молчать. Поверить? Да, хочется. Очень. Но я понимаю, что царевичу выгодно говорить именно это. И обмануть глупую девчонку – тоже.
Однако мне нужен союзник. Если я сама не доверюсь, то ничего не выйдет.
Но как же страшно!
– Это если забыть, что я обязан тебе жизнью, – добавляет Юнан.
– Ты? Мне? Почему?
Он усмехается.
– Не скромничай, Хилина. Ты вступилась за меня перед самим великим богом.
Я кусаю губы, вспоминая, как убеждала себя сделать вид, что я в домике и своя шкура дороже.
– Теперь моя жизнь принадлежит тебе, – со спокойной торжественностью объявляет Юнан.
– Че-го?! – У меня дыхание перехватывает от неожиданности. – В смысле принадлежит?
Он тихо смеется.
– Ты можешь не быть богиней, Хилина. Но я сделаю все, что ты скажешь.
Конечно, так я и поверила!
– Да? А почему тогда ты раньше требовал, чтобы это я сделала, как скажешь ты? «Закрой дверь, сбеги со мной…» – насмешливо напоминаю я.
– Потому что тебе нужна была помощь, – отвечает Юнан, и его голос звучит растерянно. – И это было бы правильно.
– Ясно. Не делай так больше, – настойчиво говорю я. Потом, помедлив, добавляю: – Пожалуйста. Хорошо?
Он улыбается, на этот раз почти расслабленно. И вдруг протягивает руку через стол, находит мою ладонь и накрывает своей.
– Не бойся меня, Хилина. Я сделаю для тебя все, что в моих силах.
Я смотрю на его руку.
– Ты так и не сказал, нужно нам спать или нет? И что вообще делать? Я никак не разберусь – как живет богиня? Все говорят: «Как пожелаете». Но так же не бывает!
– Неужели в твоем мире богам говорят, что делать? – поднимает брови царевич.
– В моем мире нет богов! В смысле… Они к людям не спускаются. И вообще… Сложно все. Но не так, как здесь!
– Что ж, тогда твоя непочтительность понятна. Ты теперь тут хозяйка, Хилина. Ты действительно можешь делать все, что пожелаешь. Никто из жриц не решится подглядывать за богиней, особенно если она это запретит.
– А-а-а! – Это я не подумала. Значит, надо запретить. – Поняла. – И, осторожно освободив ладонь, переплетаю наши пальцы. – Спасибо, Юнан. Я, наверное, глупа, раз верю тебе, однако я тоже сделаю для тебя все, что в моих силах. Но если ты меня предашь, тебе будет стыдно!
Он усмехается.
– Ты очень мила, Хилина. Кажется, я скоро пожалею, что так откровенен с тобой. Служить тебе на ложе было бы честью.
– Слу… Эм, не, давай… все‐таки без этого. – Хорошо, что он не видит, потому что я наверняка покраснела.
– Теперь я верю, что ты невинна, – улыбается царевич. – И прости, что напугал тебя ранее.
– И во дворце обзывался, – капризно напоминаю я. – Все-все, забыли. Союз. – Я сжимаю его пальцы крепче, потом отпускаю. – Давай уже завтракать. Умираю с голоду!
Глава 20Покорная
Мой любимый, ты жив! О, благодарение Небу!
– Фейха? – Царевич солнечно улыбается, когда я бросаюсь его обнимать. Конечно, он меня не видит, но как‐то, верно, чувствует.