Юнан фыркает, словно я снова сморозила глупость.
– Много им чести – лицезреть великую богиню.
– Но почему?
– Почему? Хилина, представь, что ты обычная просительница и желаешь увидеть царя. Ты приходишь во дворец. И? Тебе дадут его увидеть?
Я задумываюсь. И здесь бюрократия!
– Нет, наверное. Но это же богиня, а не царь.
– Вот именно! Там, – Юнан кивает, наверное, в сторону дворца, хотя он от нас слева, а не справа, – всего лишь царь. Представь, что нужно сделать, чтобы увидеть богиню! Ты знаешь, что за неосторожный взгляд на великую госпожу казнят?
– О да. – Я вспоминаю беднягу-подметальщика. – Знаю.
Что ж, понятно, почему на площади во время жертвоприношения, когда появился Дзумудзи, толпа не бросилась вон, хотя этот бог чуть все к чертовой матери не разнес. Оказывается, увидеть его – обалдеть какое чудо. Впрочем, все равно странно – не стоит же оно жизни, в самом деле?
– Понимаешь, сколько всего я не знаю, Юнан? Как можно достоверно притворяться богиней, если даже такие очевидные вещи мне неизвестны? – Ну теперь‐то он должен меня понять!
Царевич хмурится и долго молчит.
Я все смотрю на площадь. Очередь в храм уже достигла синих ворот. Что они там делают? Регистрируются на вход? Да и зачем это все, если богиню все равно не увидеть?
– Шамирам любила гулять среди смертных, – наконец говорит Юнан. – Это, пожалуй, никого не удивит. Но, Хилина, тебя же узнают.
– А! Не узнают. У меня есть косметика – загримируюсь.
– Что, прости? – морщится царевич. Интересно, для него это как ругательство звучит?
– Краски, Юнан. Как у актеров. Или певцов.
Он кривится и презрительно уточняет:
– Ты была певицей?
– Нет, не была. Но кое-что умею. А почему ты не хочешь меня отпускать? В Уруке настолько опасно?
– Красивой девушке без сопровождения? Тебя примут или за вдовицу, или за рабыню. В первом случае украдут и продадут на ближайшем же рынке. Во втором будут искать хозяина, – сказав весь этот ужас с таким спокойным лицом, словно иначе и быть не может, Юнан заключает: – Хилина, ты и шага за Лазурные ворота не ступишь, как окажешься или в руках работорговцев, или в тюрьме.
– А если с тобой?
Он снова долго молчит.
Я вспоминаю наряды Шамирам – были там весьма интересные вроде лохмотьев. Если скрыть волосы и вообще с ног до головы закутаться, да еще как следует накраситься, меня мать родная не узнает, не то что эти… просители.
Наконец Юнан говорит:
– Хорошо, Хилина, давай выберем день…
Ну да, конечно. Выберем – а потом забудем и никуда не пойдем.
– Я уже выбрала. Сегодня.
– Сегодня? – Юнан немедленно приходит в ужас. – Хилина! Нужно все подготовить…
– Что именно? Бежать ты сразу предлагал, а теперь, значит, готовиться нужно?
Юнан вздыхает.
– Если я откажусь, ты все равно пойдешь?
– Конечно. Я здесь как в клетке, Юнан. А мне противопоказано сидеть в клетке. Я в ней дурею.
Он усмехается.
– Точно. Это глупая мысль, Хилина, и ты о ней пожалеешь. Но если таково твое желание, я повинуюсь.
– Не драматизируй. Кстати, а что насчет местных денег? У кого их брать? Мне спуститься в казну или топнуть ногой Верховной жрице?
Юнан снова вздыхает и обреченно говорит:
– Я тоже глупец, раз согласился. Будут тебе деньги, Хилина. Оставь это мне. Лучше подумай, как ты собираешься проскользнуть мимо жриц и стражи.
Я улыбаюсь.
– Так ты же мне поможешь.
Он морщится, словно лимон проглотил, а я внезапно думаю: кажется, у меня появился друг. Впервые за черт знает какое время. Я плакала у него на груди, вдобавок я ему врезала, и ничего мне за это не было. Даже не верится!
А еще он до сих пор меня не сдал. Да, по его словам, ему это невыгодно, однако…
Странное это чувство – доверять. Очень странное.
Глава 22Любопытная
Мне страшно смотреть в зеркало. Я боюсь увидеть не себя, а статую распутной богини. Она знает, кто такой Дзумудзи, и умеет с ним справляться. Это на ее языке я говорю, ее воспоминания вижу во сне. Ее сестра приходит ко мне и говорит, что скучала.
Но нет, это все еще я. В листе меди человеческого роста, который заменяет здесь зеркало, отражается мое испуганное лицо. На самом деле его сложно спутать с Шамирам. Удивительно, как никто еще не догадался. На фресках, мозаиках и статуях она смотрит уверенно и улыбается обещающе. У меня же на лбу написано: «Отстаньте, я вас боюсь».
Нужно подумать. Как следует поразмыслить и записать все, что я знаю. Дзумудзи не поленился найти меня в другом мире – точную копию своей сгинувшей жены. Исподволь привел сюда. Он ли подарил мне яркие сны и знание языка? Думаю, да. До встречи с ним у меня был только взгляд. Но был же. Я всегда знала, что это странно и ненормально: глядя на других, мужчины не теряют разум.
А еще я красива, конечно. Но красота субъективна. Кому‐то по душе пышечки, кому‐то – худышки, кто‐то любит высоких, кто‐то – низких. И тем не менее все, совершенно все пройти мимо меня спокойно не могут. Это невозможно не заметить и очень сложно понять.
Что со мной не так?
Признайся себе, Лен, тебе хорошо с Юнаном, потому что он слепой и твои чары на него не действуют. Можно почувствовать себя нормальной. И ты тащишь его посмотреть на Урук совсем не потому, что хочешь узнать об этом мире побольше. Нет, ты мечтаешь забыться. Ты не хочешь больше думать о богах, снах и жертвах.
Да, не хочу.
– Великая госпожа. – В дверях, как всегда на коленях, появляется жрица. – Господин Юнан нижайше молит о мгновении вашего внимания.
И вот от этого я тоже хочу поскорее избавиться!
– Впустите, – бросаю я, отворачиваясь от зеркала. – И оставьте нас одних.
Жрица касается лбом пола и исчезает. Шорох одежд, легкий стук двери, шелест шагов.
– Хилина, ты не передумала?
Я с любопытством рассматриваю его: синяя блестящая накидка осталась прежней, но под ней больше не видно льняной туники. Под ней вообще ничего не видно, Юнан запахнут в нее на манер халата.
– Не дождешься, – бросаю я.
– Что ж, я так и думал, – усмехается Юнан. И тут же, без перехода: – Разденешь меня?
О, ну начинается! Юнан себе не изменяет.
– Чего? – вздыхаю я.
– В гареме, где ты раньше жила, наложницы не делали так с господином?
Мне одновременно хочется и стукнуть этого заносчивого царевича, и рассмеяться.
– Юнан, ты нарываешься? Не жила я ни в каком гареме. И мы вроде бы уже определились, что я не наложница, а ты мне не господин.
Он усмехается.
– Я должен был попытаться. – И легко, прямо как заправский фокусник, сбрасывает с себя накидку.
Под ней еще одна, шерстяная, вроде длинной шали, перекинутой через левое плечо. А также нечто вроде длинной рубашки без рукавов. Кажется, в Древней Греции такие называли хитонами. Признаться, в истории моды я не сильна.
– Тебе, Хилина, нужно найти одежду под… Что ты делаешь?
– Тсс, не шевелись. – Я опускаюсь на колени и щупаю край хитона.
Так и думала: шит он вручную. Стежки аккуратные и на первый взгляд одинаковые. Но только на первый. И есть вышивка – геометрический орнамент. Нити цветные, но красители наверняка натуральные: цвета неяркие. Интересно, это переплетение прямоугольников что‐то означает?
– Хилина, что ты делаешь? – повторяет Юнан, и в его голосе слышится дрожь.
– Смотрю твою одежду. А сандалии покажешь? Понимаешь, мне любопытно: здесь все вокруг – сплошные символы: ягуары, цветы, колосья. Сегодня мне показали сандалии с богами этого вашего Черного Солнца. Кстати, почему они такие образины? В общем, хочу понять, что все это значит.
Юнан пару мгновений молчит. Я успеваю изучить переплетение кожаных тесемок на его ногах. До колен они не доходят, только до щиколоток. Красиво, изысканно даже. Кое-кто из домов высокой моды в Париже душу бы отдал за такой фасон.
– Сомневаюсь, что Шамирам требовалось это знать. Разве что кроме ягуаров, Хилина, – это ее дух-прислужник, – спокойно, даже слишком для такой пикантной ситуации, объясняет Юнан.
– Ниншибуру? – вырывается у меня.
– Да. Но он исчез вместе с великой богиней. Кто‐то уже упоминал его при тебе? – удивленно уточняет Юнан.
– Угу. Может, даже ты. – Громадным усилием воли я выкидываю из головы образ здоровенного ягуара с мудрым, совершенно человеческим взглядом. – А коричневый цвет твоей накидки что означает?
– Твой отец был торговцем тканями?
– Нет, не был. А впрочем, кто его знает? Не я.
Юнан хмурится.
– Он мертв?
– Не знаю. Мама никогда о нем не рассказывала. А что?
– Ты швея?
– Холодно.
– Что, прости?
– Не угадал, Юнан. Но если тебе так будет легче, я изучала одежду. Кому как лучше одеться, чтобы подчеркнуть свою красоту. И что означают символы в образе. Ну что? Запихнул меня в свою иерархию? – ехидно добавляю я.
Юнан пожимает плечами.
– И ты не жила в гареме?
– Да нет у нас гаремов! – Я встаю. – Надо подобрать мне одежду вроде твоей, да? Поможешь?
Он вздыхает и качает головой.
– А про свою госпожу, которой ты подбирала одежду, чтобы она казалась красивой, расскажешь?
У меня в голове немедленно всплывает череда Золушек.
– Юнан, ты правда думаешь, что сможешь таким образом отвлечь меня от прогулки по городу? Удачи тебе. В общем, смотри, что я нашла, пока тебя ждала…
– Я бы посмотрел, Хилина… – царевич снова вздыхает.
– Это была фигура речи, извини. В общем, есть шерстяная серая юбка с бахромой.
– Нужна без бахромы, – тут же отвечает Юнан.
– Почему?
– Если бахрома не цветной нити, а серая, то она для блудниц.
М-да. Я откладываю юбку с запа́хом и думаю, что стиль бохо в этот мир еще не завезли.
– Хорошо. Есть еще коричневая шерстяная юбка с алой полосой на подоле. Сойдет?
– Тонкая полоса или широкая?
– Широкая.
– Это для вдовы. Не думаю, что ты сойдешь хот