Снова наступает тишина. Я снимаю с носа паутину и наконец вспоминаю, где может быть тайник с продуктами.
– Почему Верховный бог не наказал богиню? – спрашивает кто‐то.
– Потому что папа меня очень любит. – Я подползаю к нужной плите. – А еще – потому что он сначала хочет устроить конец света, а потом вечно жалеет, когда Мать интересуется, с какой стати он ее жжет. Или топит. Между прочим, это было не тысячу лет назад, а две. Мать с Отцом вдрызг разругались. Она уснула. Обоим было не до людей. Забавно, что вас интересует это, а не построенный за сто дней подземный город.
– Если им помогала богиня…
– Вот еще – копать я буду!
Царевич тихо смеется. Впрочем, смех обрывается, когда я, поднатужившись, вытаскиваю из-под плиты ящик с орехами и фруктами. Тогда царевич молча подходит, наклоняется, помогает открыть. И, щурясь, долго на меня смотрит. Конечно, вся еда свежая.
– Зачем тебе изображать богиню, ведьма? В Уруке это было понятно, но сейчас ты должна молить о свободе. Тебе известно, что сделает с тобой мой отец? – насмешливо спрашивает царевич.
– М-м-м, я помню Рахотепа ребенком. Он по-прежнему любит вымазаться в меду и?.. – Я замечаю, как темнеет лицо царевича, и усмехаюсь. – Ладно-ладно, все, молчу. Не гневайся, царевич, возьми вон финик.
Он берет меня за руки и разрезает веревки.
– Не думай, что я смилостивлюсь и отпущу тебя, ведьма.
– Меня зовут Хилина. А ты так и не назвал свое имя.
Он отдает приказ о привале. Потом оборачивается, бросает:
– Зубери.
Эхат устраивается рядом со мной и угощается вяленым мясом. Я тоже. Воины смотрят на нас, потом бросают жребий, кто попробует «ведьмину еду» первым. А после с удовольствием хрумкают фруктами.
– Финики раньше были крупнее, – смеется кто‐то.
– И слаще, – вторят ему.
– Между прочим, царевич, не сбился ли ты с пути? – насытившись, уточняю я. – Этот коридор ведет вглубь подземелья, ходов наружу там нет.
Мгновение он молчит, впрочем, весьма красноречиво. Потом говорит:
– Вернемся к развилке. Если, конечно, великая богиня не соблаговолит перенести нас на поверхность.
Все смотрят на меня. Кто‐то смеется.
Я пожимаю плечами.
– Хорошо. Если дашь мне сменную одежду – тогда подумаю.
Мгновение тишины, потом новый взрыв смеха.
– Богине надоело ее роскошное платье, – улюлюкает кто‐то.
– Натерли золотые сандалии, – вторят ему.
Зубери же находит в мешке тунику и бросает мне.
– Давай, богиня, раздевайся.
– Отвернитесь, не то заколдую. – Я подмигиваю.
Они и правда отворачиваются. В самый последний момент, дружно. Еще и Эхат встает и заслоняет меня от них. Наверное, тоже опасается, что заколдую.
– Незачем возвращаться, царевич, – разобравшись с одеждой, говорю я. – Слева будет коридор. Узкий, но мы пройдем. Там короткий путь к ближайшему выходу.
Зубери ногой отшвыривает мои золотое платье и сандалии, словно это клубки змей. Потом снова связывает мне руки и командует сбор.
– Царевич, а зачем твоему повелителю Юнан? – Я кое‐как забираюсь на Эхата – тот лишь молча подставляет мне шею.
– Разве не справедливо забрать вашего царевича, как вы забрали нашего? – отзывается Зубери.
– О чем ты?
Взгляд Зубери полыхает ненавистью.
– О моем брате, ведьма! О том, которого твой царь отдал в жертву вашему богу.
– Та-а-ак, – выдыхаю я и наклоняюсь к уху Эхата. – Мардук?
Лев кивает.
– Твоему богу доставляет удовольствие ежегодно напоминать мне, как брат страдает, – продолжает Зубери. – Будет правильно…
– …поступить, как он? – Я поднимаю голову и смотрю на царевича – не прямо, не в глаза. – Давай, Зубери, бери пример с моего безжалостного брата. Бери пример с Мардука, он научит тебя, как насиловать, убивать – и знаешь, чему еще? Вечному безумному голоду, утолить который ты не сможешь никогда. У Мардука не нутро, а кровавая бездна. Станешь таким же. Все становятся.
– Еще слово, ведьма, и я вырву твой грязный язык.
Мне не страшно… Ладно, признаюсь, немного страшно. В общем, больше я не говорю ни слова. И молчу остаток дороги до поверхности. Меня по-прежнему мутит, то и дело накатывает слабость. Но паники больше нет. Лена шепчет Шамирам, что все будет хорошо, мы справимся. Шамирам отвечает, что если не справимся, то уж царевича в нижний мир точно прихватим. Ее это успокаивает.
Зубери удается не заблудиться – я лишь раз предупреждаю о ловушке против галлу.
Мне чудится голос Земли – гулкий, сочный и пока тихий. Она повторяет: «Ты вернулась, дитя».
– Да, мама, – шепчу я, и каменный свод нагревается, будто теплые объятия.
Наверное, у меня лихорадка. Нечего было пить вчера! И разбазаривать силу направо и налево. Да, я уже не Лена, но больше и не Шамирам. Хилина.
Ночью в пустыне холодно и звездно. Я просыпаюсь оттого, что продрогла. А еще, наверное, от света – после темноты подземелий даже мерцание звезд ослепляет. Снова очень хочется пить. Болит голова, ломит связанные руки.
Я думаю, что здесь, наверху, могла бы позвать духов. Хотя бы попытаться. Однако придется в таком случае победить Эхата. Он был слабее меня – раньше. А сейчас? Не уверена.
Слева из-за камня показывается скорпион, аккуратно огибает мою тень, а потом и лежащего рядом льва. Невдалеке мелькает черный змеиный хвост.
«Почему твой муж не пришел за тобой, Шамирам?»
Я смотрю на звезды. В ушах звенит голос Уту: «Тебе нравится? Я сделал их для тебя».
– Он не придет. Мы в ссоре.
Лев смотрит очень внимательно.
«Придет. Он твой муж. Если он нападет, я буду защищать своих людей, Шамирам».
– Каким же образом?
Эхат против Дзумудзи? Моська против слона.
Лев скалится в ответ.
– Он не придет, – повторяю я. – Эхат, зачем? С тобой я не ссорилась. Ты же понимаешь, я тоже буду защищать своего человека. Царевича Юнана.
«Ты сама сейчас человек, – в голосе бога презрение. – Ты слаба».
– Люди склонны к отчаянным поступкам, – насмешливо напоминаю я.
– Замолчи, ведьма! – приказывают мне. Голос мужской, но незнакомый – наверняка кто‐то из воинов Зубери.
Для верности мне закрывают рот ладонью. Очень хочется ее укусить, но я чувствую холод клинка у шеи.
Меня снова накрывает паника. В голове остается лишь одна мысль: надо было брать на пир шокер.
Ну да, как бы я сейчас им отбивалась, связанная?
Не царевич, а кто‐то из его воинов ставит меня на ноги, прижимает к моей шее кинжал и говорит на ухо:
– Ты можешь очаровать нашего господина, ведьма, но не его верных слуг.
Я пытаюсь успокоиться. В памяти, как назло, всплывает промозглый вечер, когда у гаражей меня подкараулил Серый. Ну спасибо, Лена, не могла бы ты сейчас забиться в угол и бояться там?
Впрочем, Шамирам не лучше. Она боится клинка, не хочет в нижний мир и напоминает, что мужчине не обязательно быть спереди, чтобы меня изнасиловать. Воины очень любят быть сзади. Особенно в Черном Солнце. Не зря же иштарцы сравнивают их с псами.
– Без языка ты будешь куда скромнее, – говорит другой голос, тоже совсем близко. – И все еще похожа на вашу блудливую богиню.
Эхат рычит. Меня начинает трясти. Я снова чувствую себя беспомощной, маленькой, жалкой.
– Кефет, отпусти ее. – Из темноты появляется Зубери. – Немедленно. Это приказ.
Его слушаются – я падаю перед царевичем на колени и пытаюсь отползти в сторону. Ноги ватные, я вся одеревенела, только дергаюсь бесполезно и плачу.
Мне даже в голову не приходит звать духов. Не уверена, что сейчас смогу. И посмотреть на этих мужчин, проверить, действует ли на них мой взгляд, – потому что, если действует, я не сдержусь. А это в разы хуже насилия. Наверное.
– Она принадлежит повелителю, – продолжает царевич. – Если с ее головы упадет хоть волос, любой из вас поплатится жизнью.
– Господин, она всего лишь блудница! Разве не справедливо будет попробовать ее и нам?
Хоть уши затыкай. Так я никогда не успокоюсь.
– Ума лишился? – холодно отвечает Зубери. – Она слишком ценна.
– А мы – нет? Разве мы, прошедшие с тобой столько земель, не ценны?
– Умолкните! – рявкает царевич.
Эхат задумчиво смотрит на меня, потом становится рядом с Зубери.
– Она ведьма! – рычат воины, кажется, в унисон.
И кто‐то из них добавляет:
– Она уже очаровала тебя, господин!
Зубери гладит рукоять меча. И властно приказывает, не скрывая раздражения:
– Вы замолчите сейчас.
Тот воин, кажется, Кефет, бросает на меня ненавидящий взгляд, потом поворачивается к остальным:
– Видите! Наш господин не в себе. Мы знаем наш долг.
– Ваш долг – подчиняться мне! – рычит Зубери, выхватывая меч.
Остальные делают то же самое, Эхат припадает на передние лапы, от его рева у меня на мгновение закладывает уши.
– Она даже льва очаровала! – восклицает, кажется, Кефет.
Я сжимаюсь, в панике пытаясь придумать, как теперь быть.
И тогда у костра появляется еще одна фигура – эффектно соткавшись из песчаного вихря.
– Тебе чем‐то не угодила моя жена, смертный? – с улыбкой говорит Дзумудзи. Его лицо спокойно, даже благостно. – Удивительно. Раньше она легко находила путь к вашим сердцам. – Потом бог переводит взгляд на меня и улыбается. – Любимая, наконец‐то я тебя отыскал!
Глава 32Разящий
– Ее нет в Уруке. – Энки опускается рядом на песок, морщась при виде смерча, который возник в море после этих слов. – Царя тоже. И царевича. Брат, прошу, держи себя в руках. Шамирам, быть может, всего лишь не желает тебя видеть.
Мокрый песок липнет к рукам, ветер с воем швыряет соленые капли в лицо. Нет никакой Шамирам – есть беспомощная девочка в руках царевича из Черного Солнца, поклявшегося отомстить Иштарии. Смертная колдунья не сможет защититься, а Зубери, конечно, не пожелает сдержать своих воинов, которым позабавиться с прекрасной варваркой, так похожей на чужую богиню, будет в радость. Разве не так казнят ведьм в их стране? Опаивают и насилуют, утверждая, что все колдовство при этом уходит. Быть может, так и есть. Но внутри этой девочки моя жена.