С дежурным солдатом справиться еще легче – я толкаю на него обмякшего Хета, выбиваю из рук кинжал и перерезаю горло.
А вот на змеей скользнувшего к нам миттанца времени не остается. Он выбивает у меня клинок, заламывает руки и… Оседает на пол, истекая кровью. Удивления в его взгляде едва ли не больше, чем в моем – мы оба смотрим на Юнана, сжимающего оброненный мною кинжал. Это настолько нелепое зрелище, что явись сейчас нам на помощь Шамирам, было бы не так поразительно, как проливший кровь воина слепец. И кого – миттанца!
Юнан медленно отступает. Наталкивается на стену, гладит ее – и камень за его спиной поддается, открывая проход.
Возглас Тута прорезает наступившую было тишину. Я вздрагиваю, подбираю кинжал Хета, уклоняюсь от чьего‐то клинка и, спотыкаясь, в последний момент влетаю в расщелину тайного коридора следом за Юнаном, прежде чем стена закрывается.
Наступает мертвая тишина – не слышно даже крика бросившихся за нами солдат. Одному отсекло руку – это было последнее, что я видел, потому что стоит стене вернуться на место, как последний луч света исчезает. Вокруг одна лишь непроглядная тьма.
– Как ты узнал? – Мой голос повторяется эхом, уходя куда‐то… вниз?
Снова падает тишина, такая же густая, как тьма вокруг. Я сжимаю рукоять кинжала и напряженно прислушиваюсь. Где‐то здесь этот слепой щенок, который только что убил миттанца. Мальчишка меня ненавидит. Что бы я сделал на его месте?
О боги, у вас странное чувство юмора: я боюсь собственного слепого сына!
Осторожный шаг вперед. Второй. Третий чуть не становится последним – из-под ног вылетают камни и падают куда‐то в пустоту, разнося эхо далеко вниз. Значит, впереди обрыв или колодец.
Цепляясь за каменный выступ, я ногой щупаю пол. Пустота, всюду пустота. Один неверный шаг – и я сверну себе шею. До чего же нелепая будет смерть!
Тишину разрывает хриплый смех.
– Как вы неловки, отец.
Я стискиваю зубы. Мальчишка еще и смеется!
– Юнан? – стараюсь звучать спокойно. Нельзя показывать свой страх, никогда.
Почему он‐то до сих пор не сорвался в колодец? Если обрыв здесь… повсюду. Щенок же не видит! Впрочем, глаза сейчас бесполезны.
– Надо же, отец, вы все‐таки знаете мое имя, – насмешливо говорит мальчишка.
Эхо мешает определить, откуда доносится голос. Я прислушиваюсь, но бесполезно. Вспоминается, как вытягивал голову, ловя каждый звук, этот слепец. И вот теперь я на его месте. Что ж, бывают моменты, когда гордость неуместна. Мальчишка каким‐то образом все еще не свернул шею и ведет себя слишком уверенно, чтобы можно было сослаться на чудо. Он вооружен, ненавидит меня. Лучше договориться с ним, чем получить нож в спину.
– Юнан, ты же хочешь вернуться? Я знаю обратную дорогу. Я давным-давно изучил эти подземелья. – Как и Тут, только цели у нас были разные. Я царь и должен знать свои владения. А он – мерзкий жук, глист, пробравшийся в нутро моего царства. – Пожалуйста, – добавляю я. О боги, кого приходится умолять! – Помоги мне.
– Отец, вы не знаете, что у вас под ногами, – насмешливо отвечает мальчишка. – Как вы найдете обратную дорогу?
Я закрываю глаза – все равно толку от них никакого.
– Я помню направление. А ты?
Молчание.
– Юнан, помоги отцу. Боги проклянут тебя, если ты оставишь меня здесь. Или убьешь. – Это я от безысходности. Щенок и раньше вряд ли испытывал ко мне хоть каплю сыновнего почтения, а после жертвоприношения нужно быть совершеннейшим глупцом, чтобы бояться угрызений совести из-за смерти отца, который тебя едва не сжег.
– Каково это – быть слепым, отец? Немощным. Ущербным. Чувствуете?
«Каков мерзавец!» – с неожиданным восторгом думаю я.
– Последнее время боги ко мне милостивы, – усмехается мальчишка где‐то совсем рядом.
Я поднимаю кинжал.
– Чего ты хочешь? Скажи, и клянусь, ты это получишь.
– Я не верю вашим клятвам, отец.
Еще один очень осторожный шаг. Под ногой твердая опора. Я рискую отпустить каменный выступ, поудобнее перехватываю клинок.
Легкое движение воздуха откуда‐то справа – я воображаю удар кинжалом, невольно уклоняюсь. И, потеряв равновесие, срываюсь вниз.
Удар сердца – гладкий камень выскальзывает из рук. Еще удар – кинжал падает, я даже не слышу, как он ударяется о землю. Сердце екает – и меня вытаскивают за ворот, как котенка за шкирку.
– Идите за мной, – тихо говорит Юнан, держа меня за руку. – Я буду считать, так легче. Один. Два…
На десяти эхо становится тише, а на пятнадцати исчезает вовсе.
– Впереди два коридора, отец, – голос мальчишки звучит спокойно, даже деловито. – Какой нам выбрать?
Я выравниваю дыхание и тихо спрашиваю, стараясь не показать своего волнения:
– Откуда ты знаешь?
– Слышу. И воздух: слева посвежее.
– Левый. Мы шли на юго-восток. Да, левый. Почему ты мне помог?
Я жду, что он потребует за мое спасение. Золото? Женщин? Что может быть нужно слепцу?
– Отец, я калека, а не дурак. Когда мы вернемся, вы забудете все свои клятвы, а у меня больше не будет способа надавить на вас. Так что… Наверное, я просто хороший сын. Вам так не кажется?
У меня вырывается смешок: и впрямь не дурак.
Дальше мы идем молча – кроме случаев, когда нужно выбрать поворот. Первое время я жду, что впереди замаячит свет – Тут и солдаты вряд ли остались далеко. Потом в голову закрадывается страшное подозрение: мы сбились с пути.
В какой‐то момент Юнан замирает, затем толкает меня вправо. Свист, еще один – и тихий стук. Дротики. Это дротики! Впереди кто‐то есть, и он (или они) в нас стреляет.
Мой кинжал остался на дне того колодца. Я безоружен.
Ужас захлестывает ледяной волной, и я едва не вскрикиваю, когда Юнан опускает мою руку. Шелест, шорох, потом стук. Искра – и залу, в которой мы стоим, озаряет свет, с непривычки невыносимо-яркий.
– Теперь вы можете видеть, отец, – медленно говорит Юнан. – Здесь никого нет… Верно?
Моргая, я судорожно осматриваюсь. Глаза режет, но страх сильнее.
– Да. Никого. – Мы в тупике, спрятаться стрелявшему негде. Тогда откуда?..
– Что вы видите?
Зрение проясняется.
– Статую Шамирам.
– Понятно. Мы заблудились, отец?
Я молчу. Никаких статуй ранее, когда нас вел Тут, по пути не попадались, я бы заметил.
– Понятно, – повторяет Юнан. Потом поднимает голову и зовет: – Фейха? Ты же здесь?
Кто? Я снова оглядываюсь, и у меня мелькает мысль, что сын спятил.
Юнан тем временем подходит к статуе – я впервые замечаю, что он движется странно-скользящим шагом, как будто быстро и привычно ощупывает пол под ногами. Наклоняется, шарит у ног бронзовой богини и вытаскивает из тайника деревянный короб.
– Помогите, отец.
В коробе фляги с водой, фрукты – странные: слишком большие финики, инжир, почему‐то красный, зеленый виноград. Находится и мясо, подсохший хлеб. А еще – внушительный запас факелов.
Что это за подарок небес?
– Тайник Зубери?
Юнан пожимает плечами, нащупывает флягу, открывает, принюхивается и с наслаждением пьет.
У меня живот сводит от голода, но я помню про яд. С другой стороны, для чего Зубери или Туту оставлять тайник с ядом? Откуда они могли знать, что мы сбежим и окажемся здесь?
– Как ты узнал? – Я оглядываюсь. – Здесь же ловушки? Дротики. Ты их обезвредил. Как? Разве что… Тебе помогает Шамирам? Эта Фейха – ее дух?
– Вряд ли, – бросает Юнан.
Снова наступает тишина. Я думаю, что мальчишка мне больше не нужен – с факелами я и сам отыщу путь. Однако рискую все‐таки заблудиться или наткнуться на ловушки древних, а то и что похуже. Если Шамирам и впрямь отправила своих слуг защищать любовника, значит, хочет, чтобы он к ней вернулся. Я выживу, если буду рядом.
Юнан рядом по-прежнему молчит. Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю:
– Как тебе это удалось?
– Что? – Он поднимает голову.
Я вижу, что он не выпускает рукоять кинжала, хоть и выглядит спокойным. Молодец – на его месте я вел бы себя так же.
– Что ты сделал, как до сих пор не надоел Шамирам? Она капризна, а ты… – Я одергиваю себя, но «калека, слепой, проклятый» повисает в воздухе, ясное, хоть и не высказанное.
Юнан усмехается.
– Наверное, я похож на вас больше, чем вы думали, отец. У вас раньше это тоже получилось.
– Да. – Помолчав, я продолжаю: – Ты и правда похож на меня больше, чем я думал.
– Неприятное, должно быть, открытие.
– Скорее странное. Прекрати цепляться за кинжал, мальчик. Я тебя не трону. Лучше отдай его мне – так нам обоим будет проще.
Юнан смеется.
– Я вам не верю.
– Юнан, я не знаю, в какие игры играет Шамирам, но она явно желает видеть тебя живым. Я не стану вызывать гнев богини. Со мной ты в безопасности. Отдай кинжал.
Он отодвигается.
– Нет.
«Глупец», – думаю я. Впрочем, кто бы на его месте доверился?
– Хорошо, будь по-твоему. Но мы действительно заблудились. С тобой благословение богини, поэтому дорогу теперь выбираешь ты. Я поправлю, если мы потеряем направление.
Мне кажется, он бледнеет. Наверняка просто игра света – мальчик тут же отворачивается.
– Как скажете, отец. – Он медлит, словно прислушивается к чему‐то. Например, к духам Шамирам. – Отсюда налево.
Глава 35Нужная
Гнус, снова уменьшившийся до размеров крысы, верещит, пока я за хвост раскручиваю его в воздухе. Делать это и не отстать от чужеземцев, один из которых несет Юнана, очень сложно, но у меня получается.
На самом деле это все, что у меня получается. Ах да – еще кричать:
– Помоги ему! Ты же дух-защитник! Помоги!
Только слышит меня лишь Гнус. У чужеземцев нет защитников, если не считать противных черных жуков. Они снова повсюду – ползут по стенам, полу и потолку, забираются на людей. Мерзость.
– Пусти, дура! – вопит Гнус.
– Ты должен, должен, ДОЛЖЕН ему помочь!
– Пусти!