– Держись, – шипит он. И повисает у меня перед глазами, как живая веревка.
«Зачем? Ведь я Саргону уже не нужна», – стучит в голове, когда я хватаюсь за него, и Гнус каким‐то чудом вытаскивает нас обоих.
Стена закрывается ровно в тот момент, когда я падаю на холодный песок. Полоса горизонта окрашивается розовым, звезды тускнеют, и на небосклон стремительно выезжает возродившийся бог-солнце, проклятый вечно жить и умирать.
– Ты пуста, – свистит змей.
Я поднимаю голову. Саргон с Юнаном смеются в унисон – наверное, от облегчения. Сейчас, в утреннем сумраке, они кажутся похожими, как… отец и сын.
– Да.
– Еще одно твое отличие от защитника. От слабости ты не становишься меньше.
– Тогда кто же я?
Змей поворачивает голову – и вдруг кидается на огромного черного жука. Вскрикивает Гнус, замолкает Юнан, и Саргон оборачивается, поднимает кинжал.
Жуки вмиг покрывают собой песок, и огромные – настоящие великаны – чернокожие люди появляются из-за барханов. Они обезоруживают Саргона, заламывают руки Юнану. Я вижу, как барахтается рядом Гнус, как брызжет ядом змей.
У меня нет сил шевелиться. Я закрываю глаза и позволяю жукам залезть мне на грудь, плечи, шею, лицо.
Кажется, я перестаю быть.
Глава 36Бесстрашные
Под утро на горном лугу я нахожу коня. Не настоящего – в смысле, не из плоти и крови. Это дух, слуга моего младшего брата Мардука. Точнее, брата Шамирам, но и моего, получается, тоже. Конь кажется огромным, из его глаз вырывается пламя, а из ноздрей – дым. Точь-в‐точь монстр из фильма ужасов. Конь всадника апокалипсиса.
Я утираю со лба пот и размышляю. В горах отнюдь не холодно, но спуск дался мне тяжело. Я лезла по камням, пару раз чуть не разбилась, ободрала руки в кровь и смертельно устала. Очень хочется спать, а еще – заехать Дзумудзи чем‐нибудь тяжелым. Если бы не обратная дорога наверх, так бы и сделала. «Люблю тебя!» Ага, как же. Любимая прямым текстом сообщает, что ей плохо. Ты можешь исцелять. И? Ты хоть пальцем пошевелил? Или дал ей духов, чтобы вернуться в пустыню? Нет и еще раз нет! Ты запретил слугам ей помогать и, наверное, наслаждался, глядя, как она, полудохлая, ковыляет по камням.
Любит он.
Ненавижу!
Все‐таки странно: что конь Мардука делает вблизи храма Дзумудзи? Эти боги друг друга терпеть не могут.
Конь тем временем смотрит на меня. Ух, зверюга! Еще и скалится. Зубы с мой локоть. Мардук однажды сказал, что мои враги – его враги, а его слуги – мои слуги. Но он чего только не говорил, как и Дзумудзи. А на поверку получается, что забрал мой Урук – несомненно, Саргон посвятил убийство царевича из Черного Солнца именно Мардуку.
Но в пустыню же мне надо как‐то попасть? И найти там Юнана. А еще Зубери, на которого Дзумудзи, конечно, спустил демонов. Возможно, царевич из Черного Солнца уже мертв. Впрочем, там был и Энки, а он после потопа перестал считать смертных тараканами. Вдруг помог?
Ловить природного духа нет сил, да и все ветра в округе принадлежат Дзумудзи. А конь Мардука просто подарок судьбы – он и ищейка, и самолет в одном лице. Вот только не мой.
Ладно, попытка не пытка.
Я встаю ровнее и приказываю:
– Отвези меня к царевичу Юнану.
Конь фыркает. А потом и вовсе поворачивается ко мне задом. Еще и обидно хвостом обмахивается, мол, смертная, с ума сошла? Кыш отсюда, пока я добрый!
Мардук говорит на языке силы, его слуги – тоже. Я же сейчас… ну… мягко говоря, не в форме. Но, господи, не пешком же мне дальше идти! Тут ближайшее селение наверняка у подножия, в предгорье. И то вряд ли, Дзумудзи же ненавидит людей, так какой дурак станет селиться рядом с его храмом? Оставлять подношения – одно, по ним я и нашла дорогу. Но жить – совсем другое.
Так что я представляю вместо коня Дзумудзи. И повторяю:
– Отвези.
Получается очень грозно. Даже удивительно, ведь язык еле ворочается. Конь вздрагивает, оборачивается и, помедлив, ложится – подставляет спину. Вылитый Мардук – пока не прикрикнешь, будет выделываться: я великий воин, а ты женщина, хоть и сестра, ну и что, что старшая, я все равно круче… Помню-помню! Он как миленький потом в море за жемчужиной спящего дракона нырял. И ведь достал. Обоих – и дракона, и жемчужину. Интересно, где они сейчас?
На коня получается забраться со второго раза – на нем ни седла, ни уздечки. Мардук, великий воин, презирает такие излишества.
– А теперь – к царевичу Юнану. Быстро!
Конь вздыхает. Идет шагом. Я приноравливаюсь держаться за гриву. И раздраженно повторяю:
– Я сказала: быстро!
Конь фыркает, мол, ты уверена? И переходит на рысь. Меня тут же начинает укачивать, но я терплю.
Небо бледнеет, вот-вот взойдет солнце, трава стелется под ногами бесконечным морем… Из которого, как зомби из могил, вдруг поднимаются призрачные воины. Много – до самого горизонта.
Я прикусываю губу, чтобы не закричать. Откуда здесь Мардукова армия?
«Не смей бояться, – напоминает Шамирам. – Они питаются страхом».
«Ой, всё!» – добавляет Лена.
Я выпрямляюсь, окидываю их взглядом, сглатываю и из последних сил кричу:
– За мной!
Так и так потом Мардуку объяснять, зачем я его коня взяла. А с армией оно всяко удобнее. Мало ли сколько воинов захватил с собой Зубери.
В отличие от коня солдаты Мардука повинуются сразу, с готовностью даже. Мгновение – и они с гиканьем несутся за нами. Надеюсь, что в пустыню. К Юнану.
«Я влипла», – стонет Лена.
«М-м-м, замечательно!» – улыбается Шамирам.
Я закрываю глаза и, кажется, умудряюсь задремать.
Этот кошмар все не заканчивается. Я прихожу в себя, и первое, что вижу, – как великаны стоят перед шатром, где от жгучего полуденного солнца прячется Тут. Они держат связанного Юнана. Рядом, перед доской для игры, лежит Саргон. Он кажется мне сначала мертвым, но потом я замечаю, что его грудь медленно поднимается и опускается и глаза горячечно блестят.
– Ваш ход, царь, – ласково говорит Тут.
Медленно – и, очевидно, против воли – рука Саргона поднимается.
– Давайте я напомню ставку, – любезно предлагает Тут. – Кого из вас я подарю моему повелителю? Вас – его давнего врага – или беспомощного мальчишку-калеку, с которым мне будет намного легче пересечь пустыню? Сложный выбор. Пусть боги решат.
– Боишься м-меня… ихаб, – выдыхает Саргон.
– Боюсь, – легко отвечает Тут. – Ты змей, Саргон. Сколько раз я пытался тебя извести!
– Вз-заимно.
– И держишься даже сейчас, хотя мое зелье давным-давно должно было тебя парализовать. Кстати, благодарю, что помог избавиться от воинов Зубери. Люблю, когда грязную работу делают за меня. Ну же, твой ход!
Саргон косится на Юнана и роняет руку.
– Скучно, – вздыхает Тут. И следом приказывает: – Выколите мальчишке глаза, они ему все равно не нужны. Саргон, я тебе их скормлю. Все повеселее будет.
Гнус у ног Юнана слабо дергается и замирает, когда на него заползает громадный жук. Один из чернокожих рабов обнажает кинжал – длинный и тонкий, как игла. Другой ставит Юнана на колени и запрокидывает ему голову.
– Нет, – шепчу я.
Меня никто не слышит.
Солнечный луч скользит по клинку, Юнан дрожит, Тут подается к нему, а Саргон закрывает глаза, как будто не хочет на это смотреть.
А я бросаюсь вперед.
Удивительно, насколько все просто. На моих руках удлиняются когти, и сейчас они не проходят сквозь смертную плоть. Они ранят. От запаха крови меня мутит, и я отпускаю раба – тот смотрит на меня огромными от ужаса глазами. Он точно меня видит.
А Тут, поднявшись с подушек, смеется.
– Ты не перестаешь удивлять меня, царь! У тебя тоже есть ручной дух?
Я ловлю на себе взгляд Саргона, в котором совсем нет удивления, – и в следующее мгновение меня обступают жуки.
– Я тоже озаботился защитой. Ни боги, ни духи, ни демоны не помешают мне вернуться домой, – говорит Тут, глядя на меня. – Я купил это право богатой жертвой. Я вернусь, и никто мне не помешает.
– Лииса, не надо, – хрипит у моих ног Гнус. – Пожалей себя, уйди – они отпустят.
Я вскрикиваю, когда жуки впиваются в мое тело. Но даже дурея от боли, остаюсь стоять.
Приторно пахнет медом.
– Ни боги, ни духи, ни демоны, – повторяет Тут.
– Как хорошо, что я человек, – говорит госпожа Шамирам, останавливая перед шатром коня.
Крики Лиисы звенят в ушах, когда я спрыгиваю, а точнее, сваливаюсь с коня – вовсе не божественно, вообще без грации – задницей в песок. Тут же встаю. Перед глазами алые всполохи, голова тяжелая и трещит. Но все это неважно, потому что Лииса, вздрагивая, оседает у ног Юнана, которого держит чернокожий великан. Еще с десяток таких же окружает Тута. Как и на пиру, жуки бегут со всех лап к послу и замершему рядом с доской для игр Саргону.
Конь у меня за спиной насмешливо фыркает, а ветер доносит боевой клич армии Мардука, отставшей, но неумолимо приближающейся.
– Ах, госпожа! – Тут улыбается, однако взгляд старательно отводит. – Как же вы так быстро? Неужели царевич Зубери успел вам наскучить?
«Да нет, просто я к вам первым поспешила», – крутится на языке, а губы сами растягиваются в приторной улыбке.
– С тобой интереснее, чужеземец.
Ветер беснуется, земля дрожит, а рог призрачной армии наверняка слышат даже смертные. Тут меняется в лице и, стоит мне сделать шаг, отступает. Потом убежденно говорит:
– У тебя здесь нет власти!
«Как смеет это ничтожество обращаться ко мне непочтительно?» – рычит Шамирам. Я отмахиваюсь от нее и медленно, потому что ноги после многих часов скачки не держат, подхожу. Чернокожие великаны падают на колени, Тут выхватывает клинок, но не может удержать – так трясутся руки. Еще бы – воины Мардука окружают шатер, ветер буянит, земля дрожит, а от песка не видно солнца.
– Нет власти! – вопит Тут. – Нет!