– Лииса, – госпожа Шамирам поднимает голову. В ее глазах стоят слезы.
Я говорю:
– Позвольте вас отвести.
Она кивает и тянет за собой Юнана.
В беседке сыро. Ветер смахивает со скамеек мусор и капли. Я смотрю на замершего царевича, потом оглядываюсь в поисках того, чем он мог бы себе навредить. Нужно успеть остановить. И, наверное, что‐то сказать?
Но говорит госпожа Шамирам:
– Юнан, что мне сделать, чтобы ты поверил?
Царевич медленно становится на колени.
– Почему я? – Его голос хриплый и тихий, еле слышен. – Великая госпожа, зачем вам я?
– А, то есть ты все‐таки веришь, что я не колдунья, – фыркает богиня. – Какое облегчение!
Юнан опускает голову. А госпожа продолжает:
– Сейчас я все объясню. Но для этого мне придется начать с Дзумудзи. Или нет, так мы и за десять лет не управимся. В общем…
Она рассказывает, как захотела стать смертной. Как удачно на ее пути оказался Саргон.
– Знаю, это звучит заносчиво, но тогда я была Шамирам, и он очень мне подходил. Такой до жути самоуверенный. Я подумала: стравлю его с Дзумудзи, затем объявлю, что жить без него не могу и потому спускаюсь в нижний мир.
– Но зачем? – перебивает Юнан. – Разве великая богиня не может в любой момент сделать что пожелает? Для чего такие ухищрения? – И тут же смиренно добавляет: – Простите, великая госпожа.
– Зови меня Хилиной, а? Пожалуйста. Нет, конечно, не могу. Ты просто Дзумудзи не знаешь. Повиснет на тебе, как клещ, и потащится следом. Вот только в нижнем мире мне его и не хватало, там же и так уныло, а уж с ним‐то! Еще… – Госпожа хмурится. – Еще Отцу не нравится, когда его драгоценный порядок нарушают. Богине не положено равнять себя с человеком. Такое нельзя желать. Он бы не понял. А любовь – другое дело. Это бы он простил.
Потом госпожа говорит, что собиралась воспользоваться помощью господина Дзумудзи, чтобы стать смертной, но тот ей отказал. Очень страстно описывает этот момент. С восклицаниями. Потом объясняет, что оказалась заперта в царстве смерти.
– Нужно было как‐то выбираться. И тогда я нашла в другом мире невинную девушку. Именно в другом мире, чтобы никто не помешал – ни Отец, ни Дзумудзи. Но главное – Отец. У этой девушки должна была родиться дочь – будущая я.
– То есть вы в нее вселились? – снова перебивает Юнан.
Госпожа качает головой.
– Не совсем. Младенец в утробе – как пустая комната. Заходи, если успеешь. Я как бы… эм… перескочила в очереди на перерождение и в то же время осталась собой, ведь это рождение устроила я. Так что, получается, Шамирам умерла тогда, когда родилась Лена. Хилина. Я росла как обычный ребенок. Предполагалось, что со временем я обрету свою силу. Так бы, может, и случилось, только я не учла, что, став смертной, могу измениться. Я боялась своего дара. Боялась влияния на мужчин. И красоты своей тоже боялась. Но потом пришел Дзумудзи и… Дальше ты знаешь.
Юнан пару мгновений молчит. Потом тихо начинает:
– Великая…
– Хилина.
– Как пожелаете. Хилина, значит ли это, что, умерев, вы снова можете… как вы сказали? Устроить свое рождение?
Госпожа усмехается.
– Нет. Богиня могла бы. Я теперь человек, Юнан. Да, у меня сила бога, но ограниченная смертным телом. Когда человек умирает, его ждет перерождение – после нижнего мира, разумеется. Я забуду себя, когда снова окажусь в царстве Эрешкигаль. Таков порядок.
Юнан снова молчит. Хмурится, кусает губы. Потом задает следующий вопрос:
– Разве любой смертный может путешествовать по мирам? Даже с помощью бога. Ни в одной песне, ни в одной истории я не встречал подобного.
– Зато я встречала. У меня дома такой жанр весьма популярен. Юнан, ты прав, конечно, не любой. Нужно, чтобы родители были из разных миров. Это сложно, как ты понимаешь. Однако все же возможно – при определенном ритуале и да, с помощью бога. Я, то есть Шамирам, это устроила. Саргон проводит священную ночь в объятиях жрицы, которая олицетворяет богиню, ведь так? Раз в год. Семнадцать лет назад Шамирам сделала так, чтобы он провел ночь с моей будущей матерью. Строго говоря, тогда они оба были между мирами и весьма недолго. Но этого хватило.
Юнан трет лоб.
– Но это значит…
– Ты мой брат, – улыбается госпожа. – А Саргон – отец. Я пока не решила, сказать ему или не стоит? А то он вспомнит про послушание дочери отцу и так далее… Оно мне надо?
Брат? Мне смешно. Не может смертный быть братом богини. Но если для госпожи Шамирам это важно и если это значит, что она оставит Юнана в покое, я буду счастлива.
– Это сон, – выдыхает Юнан и принимается тереть виски руками. – Бредовый сон.
– А еще Отец собирается устроить конец света, – добавляет госпожа, пряча улыбку. – Снова.
У меня обрывается сердце. Юнан роняет руки и вскрикивает:
– Что?!
– Ага. Недавно узнала. Дзумудзи поделился. Он для этого меня и вернул. А еще, гад, говорил, что любит… Так я и поверила!
Юнан бледнеет. И торопливо спрашивает:
– Ты уйдешь? Обратно, в свой мир?
«Ты» великой богине? Он сошел с ума?!
А госпожа отвечает:
– Вот еще! Это мой мир. Никуда я не пойду.
– Хилина, даже мне понятно, что великий Творец тобой недоволен и не смилостивится ради тебя!
Она пожимает плечами.
– Ну да.
– Но это значит, что ты тоже умрешь! Зачем? Зачем тебе умирать?!
– Юнан, успокойся. Я не собираюсь умирать. Я собираюсь убедить Отца не трогать больше людей. Никогда. Сколько можно! Это уже пятый или шестой раз.
– Ты с ума сошла? Он и слушать тебя не станет!
– Станет, – неожиданно грозно отвечает богиня. – Еще как станет. Юнан, я рада, что ты мне поверил. Но, пожалуйста, не паникуй. То есть не бойся. Я разберусь.
– Разберешься? – Юнан бледнеет, и его голос звучит напряженно и очень взволнованно: – Даже я заметил, что после каждого чуда ты теряешь силы! А что будет, реши ты остановить Отца-Небо? Ты умрешь?
Госпожа пожимает плечами.
– Зато я только что обнаружила, как стать сильнее. Боги Черного Солнца так же делают. И некоторые духи. Что вообще‐то одно и то же.
– Хочешь сказать – жертвы? – Царевич бледнеет.
– Не-а. Любовь. Юнан, сегодня на площади… Они меня любят. Люди.
– Ну еще бы! Ты же так истово спасала их детей, – фыркает Юнан.
Госпожа вздыхает.
– Понимаешь, я всю жизнь мечтала, чтобы меня любили. Хоть кто‐нибудь. Не за то, что я красивая. Не за колдовской взгляд. А меня.
– Но ты богиня любви! Конечно, тебя любили, – недоуменно говорит царевич.
– О богине я вспомнила буквально пару дней назад. И, признаюсь, до сих пор привыкаю к этой мысли с трудом. Шамирам проще относилась к любви, но ей тоже этого не хватало. А я… Нет, никуда я не уйду. Они любят меня, Юнан. Я не могу их предать. И тебя тоже. Ты мой первый друг. Ты колючий, конечно, но заботишься обо мне, и я очень этим дорожу. – Госпожа опускает взгляд, стискивает пальцы. Видно, что слова даются ей с трудом. – О брате я и мечтать не смела. Пожалуйста, останься со мной.
Юнан вздыхает.
– Как поже… Хорошо, Хилина. – И замирает. Словно ждет, что его одернут.
Госпожа хлопает по скамейке рядом.
– Может, тогда сядешь рядом?
Юнан медленно встает. Осторожно подходит, садится – в отдалении. И вдруг говорит:
– Ты знаешь, что ты – несносная, себялюбивая, капризная девчонка?
И снова внимательно прислушивается.
Госпожа смеется.
– Да. Прости меня, ты был прав насчет пира. Но я тогда как раз все вспомнила и… Шамирам раньше было весело на пирах. Кто ж знал?
– Что ты выдуешь целый кувшин?
– А что мне оставалось делать? Саргон хотел тебя отравить!
– Это повод напиться?
– Я ничего лучше не придумала! И вообще, ты только что пытался самоубиться! Кто из нас тут идиот, я даже не знаю.
– Да, теперь я верю, что ты и правда смертная девчонка, – с усмешкой говорит Юнан. – О Небо! Моя сестра – богиня… Шамирам.
– Ага. А знаешь, кто тебе приходится сводным братом? – Госпожа толкает царевича в бок. – Мардук! – И хохочет, когда Юнан цепенеет. – Кстати, прости, что отправила вас из пустыни с его слугами. Они жуткие, но иначе было никак.
– Хилина, прекрати постоянно извиняться, ты же богиня!
– А ты иногда копия Дзумудзи! Тоже говоришь, что мне делать, а чего – нет. Может, лучше расскажешь, как вы из подземелий с Тутом выбрались? О, а я могу рассказать про Зубери – хочешь?
Царевич обхватывает себя руками.
– Хилина, он тебе ничего не?.. Конечно, нет, ты же богиня.
– Я человек. Нет, учитывая обстоятельства, он был даже вежлив. Когда не обзывал меня колдуньей. Прямо как ты. Так что, я первая рассказываю?..
Вечером, во время купания, когда госпожа Шамирам лежит в воде одна, уже привычно отослав жриц, я подхожу к ней.
– Лииса? – Она поднимает голову. – Ох, как ты истощена. Возьми еще моей благодати. У меня ее теперь много. Бери, ну же.
Я становлюсь перед ней на колени.
– Моя госпожа, простите меня. Я оставила вас с царевичем из Черного Солнца…
– И правильно сделала. Кто бы защитил Юнана, если бы не ты? Лииса, почему ты не открылась ему? Ты же любишь его. Да, он колючий, но…
– Моя госпожа, пожалуйста, – говорю я, надеясь, что она не услышит горечь в моем голосе. – Не надо.
– Чего? – Госпожа смотрит на меня, прекрасная, окутанная алыми закатными лучами, словно розовой глазурью. В мокрых волосах запутались лепестки, кожа благоухает медом. Все‐таки хорошо, что Юнан не видит ее – такую. Он бы не устоял.
– Госпожа, царевич Юнан…
Она ждет, а у меня слова замирают на губах, и изо рта вырывается лишь невнятный сип.
– Хорошо, – кивает госпожа. – Вы сами разберетесь. Кто я такая, чтобы вмешиваться?
– Но госпожа…
– Прошу, зови меня по имени. Хилина.
– Да, госпо… Хилина.
– Лииса, это я должна просить прощения. За Дзумудзи. Он выдернул тебя с неба, посадил на цепь.
– Госпо… Хилина, скажите, кому я теперь служу? Если не господину Дзумудзи, то… могу я служить вам?