Срывать пиявок с тела было бесполезно. В таком случае Грек рисковал вообще остаться без кожи и умереть от потери крови. Ему пришлось поочередно прижигать хвост каждой пиявки огоньком зажигалки. Тогда они раздирали шипастые пасти и дохли. Добраться до спины, прикрытой рюкзаком, они, слава богу, не смогли, но за шею пара штук все же уцепилась. Чтобы снять последнюю гадину с задницы, Грек изогнулся самым немыслимым образом, а потом от кровопотери лишился сознания. Сталкер до сих пор удивлялся, почему тогда не умер. Однако так было. Он пришел в себя от холода. Его вернула к жизни фляга с медицинским спиртом, которую Грек всегда носил с собой.
Кстати сказать, с тех пор в голом виде он представлял собой весьма любопытное зрелище: крохотные кружки, наподобие тех, что остаются от банок, поставленных при простуде, только меньше раза в три, шли по всему телу, не исключая и детородного органа. Эти красные кружочки неизменно вводили жену Грека в состояние ступора. С тех пор исполнять супружеские обязанности ему приходилось в темноте.
Единственная альтернатива пиявкам состояла в том, чтобы валяться в Зоне с простреленной башкой, и Грек выбрал первое. От «патриотовцев» не уйти. За кордоном страсти поутихнут. Скорее всего, на них с Максом будет объявлена охота. Но все это после, потом.
Грек торопился, беспрестанно наращивал темп, памятуя о том, что каждая минута может стоить жизни. Банально, но факт. Ты мало чего выбираешь, темп задает Зона, касается ли это выброса или чего другого. Она решает, лежать тебе в пыли, пережидая мигрирующую жарку, или бежать без оглядки, харкая кровью от усталости.
Макс мужественно сносил тяготы пути. Ему, в отличие от Грека, которого пальцем не тронули, от «патриотовцев» досталось: левый глаз заплыл, на губах чернели запекшиеся ссадины. Кроме того, он постоянно прижимал руку к правому боку, и в этот момент на его лице появлялось страдальческое выражение. Парень быстро выбился из сил, но упрямо шел вперед, выдерживая набранный темп.
Редкий лес, долгое время взбиравшийся в гору, оборвался каменистым спуском. В черной влажной почве, обильно политой недавним дождем, выпячивали мокрые бока огромные камни, вывороченные из земли. У подножия горы в живописном беспорядке валялись бревна, густо поросшие серебристым мхом. Всюду, насколько хватало глаз, торчали пни, сломанными шлагбаумами клонились к земле поваленные деревья. Бывшая лесная делянка тонула в серо-зеленом ковре, добравшемся до верхушек уцелевших деревьев. Голые ветви были облеплены слоями лишайника – своеобразного симбиоза мха и водорослей.
Максу тяжело дался спуск. Грек несколько раз оскальзывался на камнях, покрытых влагой, с трудом удерживался от стремительного падения с кручи. Парню приходилось хуже – он уж не отрывал руки от правого бока. На белом лице выступили капли пота. Макс дышал с открытым ртом.
Грек перестал делать вид, что ничего не замечает. Он поймал оступившегося Макса за плечо и так вот, поддерживая парня, спустился к подножию горы.
Они миновали делянку и взбирались на холм, поросший густым кустарником вперемешку с тонкоствольными деревьями. Грек старательно отгонял от себя мысли о благополучном исходе. Он отвлекался на Макса, отмечал, как с каждым шагом тому становится хуже. Недалека та минута, когда он попросту растянется на земле, – и что тогда делать, не тащить же его на себе?
Да, проводник делал все, для того чтобы опасная идея не возникала в его сознании, и не удержался. Наступил момент, когда мысль, сорвавшаяся с поводка, оформилась в четкую фразу: «Ай да Грек, ай да сукин сын!» В ту же секунду его спина чуть не поймала пулю, выпущенную из снайперской винтовки. Так обязательно случилось бы, если бы Макс не оступился в очередной раз. Грек дернулся в сторону, ухватил парня за руку. Пуля пробила дыру в сухой древесине.
Не зря Грек похвалил «патриотовцев», видать, не все лучшие ушли за Очкариком. Минуй беглецы пригорок – их достали бы все равно. Кто-то из преследователей не удержался, пальнул раньше времени, желая рассчитаться с врагами побыстрее, не взбираясь на холм.
Промах не вселил надежду, как могло показаться, а лишь оттянул неизбежный конец. Несмотря на то что позиция у Грека была выигрышной, внизу, на лесной делянке, тоже было где укрыться.
Лежа в кустах, сталкер пытался рассмотреть знакомые комбинезоны среди серо-черного массива. «Патриотовцы» не только были неплохими следопытами, но и знали толк в маскировке.
– Макс! – Грек тряхнул парня за плечо. – Уходи. Понизу, в канаву. Там дуй прямо, наверх не выбирайся. Доберешься до каменной реки, переходи через нее. Потом пойдет вода. Найди место помельче и шуруй на другую сторону – там выход с Зоны.
– Я не брошу тебя, – тихо сказал Макс, но проводник его не слушал.
– Бери. – Он порылся в чужих карманах. – Вот зажигалка. Там пиявки будут. Хвосты им прижги, сами отвалятся. Не рви, слышишь? Нельзя. Нож у тебя есть. – Грек попытался отыскать еще чего-нибудь нужное, но, кроме разнообразной чепухи – зубочисток, таблеток, куска шоколада, ничего не нашел. – Беги быстро. Как отстреляю всех, найду тебя, – веско добавил он, заметив нехороший блеск в глазах парня.
– Я не…
– Сука! – не удержался Грек. – За тобой, болваном, может, и не пойдут, особенно если я убью одного-двух. Еще слово – и я сам тебя пришью! Слышишь? – Он развернулся с намерением столкнуть парня вниз.
Макс сдался, виновато улыбнулся и взял зажигалку.
– Ползком давай. Ноги в руки. Живо!.. – Сталкер едва не сорвался на крик.
Он хотел взять парня за шкирку, тот понял это по глазам, коротко всхлипнул и покатился вниз.
Пользуясь затишьем, Грек выщелкал из рожка патроны, насчитал семнадцать штук и вернул их на место. Семнадцать выстрелов отделяли его от смерти. Кто-то измеряет жизнь в шагах, кто-то – в минутах. Грек воспользовался патронами.
Имей он запасных рожков штук этак… да чего мелочиться – чем больше, тем лучше! Да с пяток гранат. Еще товарищей, из которых как минимум двое – проверенные сталкеры. Вот тогда еще можно было бы повоевать.
Грек заметил, как стремительно скользнуло между деревьями размытое черное пятно, и выстрелил. Больше для успокоения и для того, чтобы там, внизу, не дремали. Сколько их могло быть? Пока трое-четверо лежали, отвлекая его внимание, остальные потихоньку обходили пригорок с другой стороны. Оставалось надеяться, что Макс успел уйти с открытого места.
Промах Грека, по всей видимости, внушил преследователям уверенность в собственных силах. Какой-то «патриотовец» неосторожно высунул голову из укрытия и тут же лишился жизни.
Автомат не дал осечки. «Патриотовец» взмахнул руками и упал на спину. Эхо долго терзало звук одиночного выстрела.
«Патриотовцы» стали осторожнее. Они передвигались быстро, и поймать их в прицел оказалось делом бессмысленным. Грек выстрелил еще два раза – для проформы, чтобы не теряли бдительности. Ему вяло отвечали. Он несколько раз менял расположение – благо мест, за которыми можно было спрятаться, имелось в избытке.
Проводник не знал, сколько времени продолжались вялотекущие военные действия. Он метался по пригорку, но физически не имел возможности находиться в нескольких местах сразу, поэтому нисколько не удивился, когда справа раздался тихий треск.
Сталкер перекатился за куст. Пули взрыли землю в том месте, где он только что находился.
Грек терпеливо ждал, когда появится тот, кто обошел его справа. Так и случилось. «Патриотовец» высунулся из-за кустов. Грянул выстрел.
Боец «Патриота» медленно падал, разметав руки в стороны.
В тот же миг спину под левой лопаткой обожгла боль. Грек дернулся, но уйти из-под обстрела уже не смог.
Он четко уловил момент, когда сердце перестало биться, толкнулось два раза в ребра и замерло, успел удивиться тому, что еще жив.
Под ногами расплескалась лужа.
Грек падал лицом вниз, и земля стремительно неслась ему навстречу.
За все время поспешного бегства проводник ни разу не вспомнил о Крабе. Он удивился бы, узнав, что парень имел отношение к его освобождению. Грек умер, так и не узнав правды.
Красавчик
Темная поверхность впитывала тьму. Во всяком случае, такое впечатление складывалось, если смотреть на шар долгое время. Зрелище завораживало и успокаивало.
Шар Хеопса имел шероховатую поверхность, трудно поддающуюся сравнению. Она была холодной и нагрелась в долю секунды. Тепло от прикосновения рук распределялось по ней равномерно и, что самое интересное, сохранялось надолго, если не навсегда.
Красавчик помнил первое прикосновение к холодному шару. Теперь он дотрагивался до артефакта и не чувствовал холода. Шар хранил тепло человеческого тела.
Неделю назад сталкер вошел в деревню Боровая. Это случилось в середине дня. На то, чтобы обыскать развалины, в его распоряжении оставалось где-то шесть часов. Среди почерневших бревен, обгорелых домов, прогнивших колодцев и редких, уцелевших кое-где заборов возвышалась водонапорная башня. Она стояла гордо и величаво, как виновница всего того, что творилось у ее подножья.
Методично передвигаясь по спирали, Красавчик исследовал все, что имело отношение к Боровой. Он не поленился взобраться по шатким лестницам и спуститься в подвалы, как сухие, так и полузатопленные. Сталкер прикончил трех обычных одичалых собак, задумавших начать охоту на двуногого зверя, несколькими выстрелами отогнал огромную псевдосвинью, покрытую густой шерстью и сующую рыло в чужие дела. Он размозжил камнями с десяток черепов крыс, бегающих под ногами. Словом, ему было чем заняться.
Ближе к вечеру Красавчик докатился до того, что забрался по крепкой лестнице на верхушку водонапорной башни, залег на вершине и принялся осматривать окрестности в бинокль.
Все без толку. Ничего из того, что хотя бы отдаленно походило на легендарные артефакты, так и не попалось ему на глаза.
Сталкеры считали, что хороший хабар, как кошка, любит человеческие руки. Исходя из этого, Красавчик остался в деревне на ночь. Д