Длинно зарокотал пулемет Мыльцына. Игорь сместился влево и с колена разрядил остатки магазина в убегающую фигуру еще одного бандита; тот, споткнувшись, повалился в кусты… Цепь наступающих выравнялась, и правый фланг начал стремительно продвигаться вперед, левый – старался не отставать. Противник окончательно стушевался, и лишь отдельные боевики все еще продолжали оказывать сопротивление…
Рядовой Алексей Гаврилюк
Глаза слезились, туман отступил, но для уставших глаз все казалось затянутым серой дымкой. В глубине леса изредка мелькали зеленые призрачные фигуры, но Алексей не успевал выстрелить – точнее, успевал, но ему хотелось бить наверняка. К сожалению, никто не оставался в пределах его видимости на столь долгое время, чтобы он сумел сделать уверенный «на все сто» выстрел. Автомат, поставленный на одиночный огонь, ждал своего мига. Общая слабость от усталости, от потери крови, от боли в ране уже давно овладела Алексеем; ноги предательски дрожали, в глазах время от времени мелькали мушки. Он даже почти не обратил внимания на непонятную суету и стрельбу, вдруг начавшуюся на правом фланге противника. Он даже не смотрел туда. Его взор уперся в ближние подступы к окопам. Плевать, что происходит там дальше, его рубеж начинается здесь, в семидесяти метрах от защищаемых им пацанов.
И вот, наконец, он увидел первые приближающиеся к нему фигуры. Прицел… так, выровнять мушку… дрожащая рука дернулась в сторону… не спеши, не спеши… спокойно, унять дрожь, на секунду задержать дыхание… спокойно… плавно надавить на спуск… цевье на бруствер… так гораздо лучше, а первый уже совсем близко… Почему они не стреляют? Хотят взять в плен? Нет уж, дудки… вот она… мушка в центре расплывающейся в глазах груди… Ну, держись, бородатый, сейчас… Бородатый? Но он же без бороды! Еще один внимательный взгляд на лицо бегущего – и ужас, холодом объявший все тело. Ужас от осознания едва не сотворенного. Алексей медленно, боясь шелохнуться и совершить ненароком страшное, расслабил сжимавшийся на спусковом крючке палец, медленно поднял ствол, поставил автомат на предохранитель и, не в силах больше стоять, сполз на дно окопа. Автомат упал рядом.
В бегущем «боевике» Алексей в последнюю долю секунды сумел распознать Виталика – Виталия Аверина из группы капитана Гуревича.
Губы Алексея мелко дрожали, а по щекам текли слезы.
Младший Келоев
Наверху творилось что-то невообразимое. Пару раз беспорядочно выпускаемые очереди прилетели даже сюда, на базу, взрывая землю недалеко от входа в землянку. Нервозное состояние европейской барышни невольно передалось «охранявшему» ее Идрису. Не выдержав, он схватил «Кенвуд» и начал вызывать своего брата.
– Идрис! – Неестественная хрипота в голосе Ибрагима выдавала в нем сильное волнение. – Уходи! – В горячке боя старший Келоев совершенно забыл о своем брате, ибо прежде полагал, что он в совершенной безопасности. Теперь же, когда все резко переменилось… – Уходи скорее!
– А Келли? – явно не понимая происходящего, Идрис выпучился на черный прямоугольник радиостанции, будто на нем мог быть написан ответ на мельтешившие в его голове вопросы.
– К шайтану бабу, уходи сам, быстро! – Чувствовалось, что Ибрагим спешит отделаться от этого разговора и заняться чем-то более важным.
– Я понял, брат, я понял, и ты сам тоже! – Идрис вдруг почувствовал, что еще чуть-чуть, и расплачется. И без слов было ясно, что дела у боевиков идут хуже некуда, что Ибрагим остается там, наверху, единственно ради того, чтобы прикрыть отход ему, Идрису.
– Уходим! – глядя на Барбару, скомандовал младший Келоев. Он понял, что ему не хочется ее бросать.
– А Роберт? – Она назвала телеоператора настоящим именем. – А Сэм? Я не пойду без них!
Он схватил ее за руку, но она уперлась с силой разъяренной кошки.
– Они убиты, они убиты! – Идрис не врал, он действительно был в этом уверен.
– Я не пойду! – Барбара почти вырвала свою руку из руки боевика.
– Дура! – Злость, вскипевшая в сердце Идриса, заставила его размахнуться и наотмашь ударить посмевшую перечить ему женщину.
– Нет! – Уверенность в том, что лучше притвориться заложницей, росла в Барбаре каждую секунду.
Он рывком сдернул ее с топчана и поволок на улицу.
– Мерзкая свинья! – ругалась Барбара, отчаянно сопротивляясь в тщетной попытке вырваться из его сжавшейся в замок руки.
Наверху раздался чей-то тоскливый визг-плач – так плачет маленькая, посаженная на цепь собачонка, но это была не собака, это взвыл потерявший последнего брата Аслан Бикмерзоев. Казалось, с горы шла волна страха, которая захлестнула сопротивляющуюся Барбару. Смертельно раненный в душу Аслан взвыл вновь. Взрыв гранаты, подкатившейся ему под ноги, остановил вой на полуноте. И этот взрыв, и этот жуткий, прервавшийся вой заставили Барбару испугаться окончательно, испугаться до умопомрачения. Страх полностью сковал ее тело. Она уже не могла сопротивляться. Тем более, Идрис больше не раздумывал: он стукнул ее в лицо еще раз, перебросил через плечо и, не оглядываясь, поспешил прочь.
«Рабыня! – решил он. – Собственная рабыня. Это гораздо лучше жены. Ее можно и убить, и отдать другому, или, в конце концов, потребовать за нее выкуп. Хотя выкуп – это по нынешним временам хлопотно и опасно».
Итак, Идрис убегал от ставшей слишком ненадежной базы, убегал по склону вдоль хребта, вдоль текущего вдаль ручья, до тропы, а затем вверх, и все дальше и дальше от гремящих взрывов, от убивающих выстрелов.
И вдруг его начали вновь душить слезы: брат – его родной брат – находился там, наверху, под чужими безжалостными пулями. Он остался умирать там, прикрывая его – Идриса – отход. Надо было бы вернуться и помочь, но Ибрагим сказал, что у отца и матери должен остаться хотя бы один сын. Идрис сглотнул подступивший к горлу комок и, сдержав слезы, ступил на ведущую в глубину леса тропинку.
Группа капитана Гуревича
Сидевшему на правом фланге тыловой тройки Леньке Чибисову ужасно хотелось пострелять. Неважно куда, неважно зачем. Он бы и сам не мог объяснить этого своего желания. Может, это происходило потому, что он остался в тылу, когда все остальные ушли громить банду? Может и так, но Леха этого не знал. Он лежал в одном из открытых противником окопов и с тоскливым видом пялился в окружающее пространство. За спиной гремел бой, а в душе Лехи царило полное равнодушие. Он то смотрел вперед, то поворачивал голову направо, в сторону бегущей где-то там под ногами речушки.
– Вот скотина! – в сердцах воскликнул Ленька, когда ему совершенно случайно попалась на глаза уже почти ускользнувшая, мелькающая среди деревьев фигура боевика. Сгорбившись, тот тащил на спине своего неподвижного товарища. – Щас я тебя, щас! – пообещал Леня и, используя небольшой сук в качестве упора, начал целиться в убегающего бандита. Короткая очередь автомата Лени ничем не отличалась от десятков других очередей, звучавших неподалеку. Так что никто не обратил на нее внимания. Пули улетели вдаль, а боевик продолжал убегать. Ленька вновь выругался, опять прицелился и снова нажал на спусковой крючок…
Младший Келоев
Нечто теплое, почти горячее потекло по спине Идриса, заставив передернуть плечами от накатившего отвращения.
– Ах ты, сука! – взревел младший Келоев. – Обоссалась, б…!
Он хотел скинуть Барбару на землю и погнать дальше пинками, но тут вдруг страшная догадка всплыла в глубинах мозга бегущего, и через мгновение погасла – в его затылок попала стремительно вращающаяся пуля, которая, пробив голову, вылетела, разбрызгивая по сторонам кусочки мозга. Третья, хлестнувшая сзади очередь догнала беглеца уже в падении. Пули вошли в бок и поясницу; впрочем, Идрис этого уже не почувствовал.
Старший лейтенант Крушинин
Крушинин не стал останавливаться на отдых, только ушел с тропы вправо в лес и скомандовал перейти на шаг. Бой впереди подходил к концу, это было слышно и по постепенно затухающим, и по передаваемым сообщениям – голос радиста Романова из группы капитана Гуревича время от времени с радостью сообщал, что они еще немного продвинулись вперед, добивая отступающего противника, заставляя его откатываться к ручью.
Поэтому появление небольшой группы боевиков, спускающихся вниз по склону, стало для Крушинина полной неожиданностью. Хорошо, что такой же неожиданностью это явилось и для противника.
Шедший первым Довыдкин всадил в ближайшего боевика очередь раньше, чем тот успел выпустить из рук чье-то безвольное тело и схватить оружие.
– К бою! – скомандовал Крушинин, впрочем, вполне понимая, что это уже совершенно необязательно, то есть практически бессмысленно – его спецы привычным образом уже рассыпались в разные стороны, короткими прицельными очередями прижимая к земле и охватывая полукругом растерявшегося противника.
К удивлению и пущей радости старшего лейтенанта, все было кончено быстро и как-то даже неинтересно – сам он только и успел, что выпустить пару не слишком прицельных очередей в мечущегося между деревьями бандита, как вдруг оказалось, что стрелять больше не в кого.
– Прекратить огонь! – Впрочем, и этот его приказ, кажется, немного запоздал. – Досмотровая группа, вперед!
Подчиняясь поступившей команде, бойцы головного разведдозора, подстраховывая друг друга, не спеша двинулись вперед. Лишь один раз рыкнула короткая автоматная очередь, добивая пошевелившегося бандита (или это, может, кому-то из бойцов показалось, что он шевелится?). И вот разведчики начали стаскивать найденные трупы в одно место. В итоге образовалась куча из девяти мертвых тел, но только пять из них еще продолжали истекать кровью. Остальные, судя по их виду, были убиты намного раньше. На рукаве одного из этих «свеженьких» жмуриков красовалась окровавленная повязка, а в распотрошенной выстрелами разгрузке оказалась на удивление целая, маленькая радиостанция «Кенвуд». Когда старший лейтенант подошел к телу, оно вдруг слегка пошевелилось, у боевика открылись глаза – на мгновение в них отразился страх, а затем он конвульсивно дернулся и застыл. В мертвых глазах Усы Умарова теперь отражалось лишь темное небо, скованное тяжелыми, ползущими по нему тучами.