— Не очищенную великую душу? — спросил Олег. — Она ведь была гораздо сильнее твоей? Как ты не утратила собственную личность?
— Дед не противился. Он знал, что иначе мне не выжить, и тогда наши потерянные души будут обречены. Обе. Он принёс себя в жертву, и я приняла её. А потом я ела, много ела. Степным падальщикам перепали разве что кости. Полагаю, теперь тебе ясна моя неприязнь к высоте и драконам, колдун.
— О да, — покивал Мордекай. — Надеюсь, ваше высочество простит меня за ещё один нескромный вопрос. Как ваш отец отреагировал на известие о поглощении вами души короля Виктуса? Ведь он, как кронпринц, имел на неё все права.
— Хм, — ухмыльнулась Санти. — Он завидовал. Не обвинял, нет, но зависть душила его. Я помню, как жадно он смотрел на меня, будто хотел вынуть мою душу и отсечь причитающийся кусок. Жалкий глупец, он никогда не был достоин трона. Я это знала, и дед это знал.
— Нелегко, наверное, — скривил губы Миллер, — быть наследником трона, занятого почти бессмертным королём.
— Это правда, — согласился Томас. — Потому высшая знать и не отличается большой плодовитостью. Только представь себе, каково править в окружении бесчисленных отпрысков, претендующих на тёплое местечко, которое ты не планируешь освобождать в обозримом будущем. Веками, тысячелетиями. Не знаю, есть ли ещё среди правящих родов Оша сыновья и дочери, сохранившие любовь и почтение к своим венценосным родителям. А вот семейные дрязги с летальными исходами — не редкость. Некоторые коронованные особы здесь не имеют прямых наследников, и междоусобная грызня среди знатных родов успешно нейтрализует угрозу выявления общепризнанного кронпринца на протяжении многих поколений.
— Ты так говоришь, будто сам не из Оша, — подметил Олег.
— Я родом из Ипсвича, графства Саффолк. Это в Англии. Сын Герберта и Марии Мордекай, явившийся на свет в одна тысяча четыреста семьдесят втором году от рождества Христова. Удивлены?
— Признаться, да.
— Я и сам немало удивлён тому факту, что всё ещё помню об этом.
— Как ты умер? Чума?
— О нет, хотя это был вполне вероятный исход. Меня сшибла карета запряжённая четвёркой внезапно понёсших лошадей, когда я мирно переходил улицу, дабы отдать долг молочнику за полученный накануне фунт масла. Тогда мне почудилось, что эта четвёрка вороных дьяволов пронеслась мимо, лишь обдав меня грязью, но... — развёл Томас руками. — И теперь я здесь.
— Похоже на мою историю, — заметил Олег. — Меня, вероятно, сбил автомобиль, когда я возвращался с работы. Самодвижущийся экипаж, — пояснил он, взглянув на Санти и Мордекая. — А я полагал, что умру от злокачественной опухоли в мозгу.
— Что заставило тебя так думать? — поинтересовался Томас.
— Моя мать умерла от рака мозга. И все эти сны... Когда в комнате исчезли окна и дверь, я — сказать по правде — решил, что вот оно, приехали. И, если уж быть до конца честным, я до сих пор не уверен, что ошибся тогда.
— А мы, и всё это, — окинул Миллер взглядом далеко не тривиальное окружение, — лишь плод нарушенной работы твоего больного мозга? Удобно. Я бы, на твоём месте, держался за эту гипотезу. Всё лучше, чем на самом деле.
Пейзаж внизу между тем приобретал новые черты. Похожие на мятое зеленовато-коричневое одеяло холмы становились всё более каменистыми, а воздух вокруг делался всё холоднее и беднее кислородом.
— Ты и в Ипсвиче практиковал колдовство? — вернул Олег разговор к теме Мордекая. — Ну, алхимию, или как это называлось в то время.
— Только химию, — усмехнулся Томас. — Я с малолетства помогал отцу в аптеке. Настойки, припарки... Здесь это пригодилось. И, как вы уже знаете, имело своё развитие в силу наличия местных особенностей науки. Магия затягивает, прикоснёшься раз, и твой мир уже никогда не будет прежним. Ах да, запамятовал, что именно этого вы и хотите — вернуть свой прежний скучный мир. Рутина, болезни, старость, немощь, скорая смерть — от такого непросто отказаться, — щёлкнул Томас языком. — Хотя я вас отчасти понимаю. Там всё было просто, предсказуемо, на десятки лет вперёд, а здесь мы не знаем, кем станем завтра. Ош не для слабых духом, Ош любит отчаянных смельчаков и безумцев. Безумцев!!! — прокричал он, запрокинув голову, и жутковатый смех разнёсся над переходящими в предгорье холмами.
Холодные ветра пели под крыльями Бреннера, заставляя вибрировать их упругую чёрную кожу. Дракон парил, лишь изредка делая взмах, от которого сидящие в клетке пассажиры крепче вцеплялись в прутья и молились своим богам, чтобы жалкая конструкция не спасовала перед очередным ударом стихии. Выцветшее одеяло предгорий внизу запестрело белыми заплатами. Взошедший Рутезон напитал плывущие совсем близко облака красным, будто капля акварели, упавшая на мокрую бумагу. Порывы ветра, усиливаясь, заставляли Бреннера маневрировать, менять высоты, что не лучшим образом отражалось на вестибулярных аппаратах пассажиров чудовищного лайнера. Всех, кроме одного.
Ларс по-прежнему стоял в носу короба, не размыкая век и не проронив ни слова за время полёта. Ветер и снег обжигали его лицо, но оно было безмятежно, словно обдуваемое морским бризом под лучами ласкового солнца. Кольчужный воротник схватился ледяной коркой от ровного и размеренного дыхания, а на тонких губах чародея играла улыбка. Он больше не боролся, он был заодно с тем, кто раскинул чёрные крылья над его головой, ощущал их, как свои собственные, и это было лучше, чем всё полученное от жизни за минувшие четыре десятка лет. Свирепая мощь древнего монстра из темнейших легенд была в слабых человеческих руках... Нет, в душе. И её не выронить, не потерять, от неё не избавиться, она навсегда. Они навсегда. Двое над миром.
Поднялась метель. Бешеный ветер рвал серые облака в клочья, клубящаяся белая мгла застлала всё вокруг.
— Дьявол, — ёжился Дик, стиснув зубы, чтобы те не стучали от холода. — Мы тут околеем кхерам. И не видно ничерта. Куда мы летим? Ларс!
— Не мешай, — остановила Миллера Санти. — Он знает.
— Очень на это надеюсь. Потому что иначе... Боже!!! — задохнулся Дик от нежданно представшей его взору картины.
Из снежной мглы, прямо на их пути вдруг возникла скала. В первое мгновение показалось, что она совсем-совсем рядом, настолько, что ещё секунда, и Бреннер врежется в неё на полном ходу. Но это было заблуждением. До преграды оставалось с десяток миль. Циклопических размахов горный хребет поражал воображение. И без того находящимся на большой высоте свидетелям сего чуда пришлось запрокинуть головы, чтобы узреть лишь бледные, теряющиеся во мгле силуэты вершин. Потревоженные ветром гигантские пласты снега срывались с уступов и устремлялись вниз лавинами, кажущимися белой нитью на каменном теле исполина. Это зрелище — сколь восхитительное, столь и жуткое — подавляло масштабами. Созерцая сие, хотелось ощупать своё тело, дабы убедиться, что оно всё ещё существует, а не распалось на атомы от собственной ничтожности.
Все молча, едва дыша, смотрели на приближающуюся титаническую стену камня и льда, пока нарушаемую лишь завыванием ветра тишину не прервала Санти:
— Горы Фурор, — произнесла она с благоговением. — Я и представить себе не могла...
— Невероятно, — выдохнул Мордекай.
— Древние манускрипты гласят, что гряда тянется от полюса до самого Моря Ветров. Там говорилось — они огромны, но это... Великая Тьма, никогда прежде я не видела ничего подобного.
— Это то место, которое нам нужно? — вернул Олег разговор в практическое русло.
— Определённо, — кивнула принцесса. — Пещеры Гут Холейн возникли как храм культа Цембалы — владыки камня. Где им ещё быть, если ни тут.
Глава 43. Фурор
Не долетев до скалы сотню метров, Бреннер сложил крылья и камнем понёсся вниз. От такого резкого манёвра спёрло дыхание у всех, кроме впередсмотрящего. Дракон падал сквозь снежную бурю, в кромешную непроглядную мглу, так быстро, что ветер жёг кожу не хуже пламени, залетая в прорези шлемов и находя лазейки в сплетении пальцев. Но остановка стала ещё неожиданней. Чёрные крылья вновь распахнулись, и прутья клетки жалобно застонали, после чего раздался треск лопающихся жил, что скрепляли утлый короб, и тот стал разваливаться.
— Твою мать... — с трудом поднялся Олег, приземлившись на относительно ровную площадку, и попытался разглядеть хоть что-то в снежном мареве. — Есть кто живой!?
Единственное, что удалось увидеть за белой пеленой — огромную тень на уступе, медленно разминающую крылья.
— Отзовитесь! — прокричал Олег, что есть мочи.
— Я тут! — ответил ему голос Миллера, а потом и сам он появился: — Господи, думал, мне конец. Ларс, сука, я тебе шею сверну! Кстати, где этот мерзавец?
— Эй! Эй, кто-нибудь меня слышит?! — вышли из мглы два высоких, но сильно сутулящихся под ударами стихии силуэта.
— Сюда! — помахал Олег принцессе и Мордекаю.
— Вы целы?! — спросил Томас, перекрикивая шум ветра. А, вижу, что всё в порядке. Но где Ларс?
— Сами ищем, — ответил Дик. — А ещё неплохо было бы найти укрытие. Дьявольщина... Куда нас вообще зашвырнуло?
— Куда просили, — донеслось из мглы почти насмешливо, и вся четвёрка двинулась на голос.
Ларс стоял возле ровного, будто отёсанного участка скалы и указывал на него, словно приглашая войти.
— Что это? — подошла Санти, и приложила ладонь к камню. — Я что-то чувствую, но...
— Смотрите шире, — улыбнулся Ларс, раскинув руки в стороны.
И вся четвёрка стала отступать, медленно запрокидывая головы.
— С ума... — перевёл дыхание Томас, — ...сойти.
Ровный фрагмент скальной породы, тянувшийся на десятки метров в стороны и ещё больше ввысь, имел форму сужающейся кверху призмы с едва заметным углублением, рассекающим её точно по центру. Высоко наверху, там, где снежная буря почти скрывала скалу от глаз, с трудом можно было различить нечто напоминающее письменные символы, выдолбленные в камне. Шесть символов, состоящих из прерывающихся концентрических окружностей и лучей различной длины.