В комплекте с видавшими виды ботфортами и широкополой шляпой, вытащенной из самого пыльного угла, наряд выглядел вполне соответствующим достатку и потребностям лакея. Ножны с кинжалом Олег спрятал за голенищем, хотя де Блуа и заверил, что кинжал на поясе — это нормально. Наконец, закончив все приготовления, узнав от архивариуса все известные подробности об аптекаре и несколько раз повторив свою легенду, Олег вышел на дело.
Время было уже за полдень, и поднявшийся в зенит Рутезон заливал своим красноватым светом улицы Швацвальда, отчего те, впрочем, не становились уютнее. Маршрут, проложенный де Блуа, быстро свернул с мостовой и повёл петляющими окольными путями. Прошедший ночью дождь превратил не мощёные проулки в грязное месиво, не успевшее ещё подсохнуть. Пахло сыростью, замшелостью и нечистотами. Прохожих на глаза попадалось немного, и надежда Олега «смешаться с толпой» развеялась моментально. Те, кто встречался ему на пути, едва завидев хоть и не богатый, но чистый костюм, опускали взгляд к земле, стараясь оградить себя от лишних знаний. Как Олег ни старался выглядеть лакеем, но на фоне обитателей этого явно неблагополучного района он смотрелся едва ли не аристократом.
Дом Зайгера, впрочем, оказался не настолько жалок, как его описывал де Блуа. В сравнении с соседними постройками, напоминающими скорее скотные дворы, гнилые и покосившиеся, он выглядел вполне респектабельно. Стены первого этажа, сложенные из массивного грубо отёсанного камня, продолжались вверх деревянной частью, почерневшей от времени, но всё ещё достаточно крепкой, по крайней мере, обходящейся без подпорок. Остроконечная крыша с чёрной сланцевой кровлей сходилась над единственным оконцем второго этажа. Нижний этаж мог похвастать двумя окнами побольше под самым потолком, за слегка приоткрытыми ставнями. Между ними расположилась тесовая, обитая полосами металла дверь высотой метра в полтора, так, что входящий в неё человек вынужден был нагибаться.
Олег глубоко вздохнул, прокручивая в голове заученную речь, взялся за кольцо под затворённой смотровой щелью и постучал.
— Кого там принесло? — донёсся изнутри хриплый старческий голос.
— Я от господина Монтрё, — ответил Олег, припав к щели между дверью и косяком, чтобы не орать на всю улицу.
— Нихрена не слышу, что ты там лопочешь.
— Я от господина Монтрё, — повторил Олег чуть громче. — Мне велено доставить ваши мази.
За дверью послышалось неразборчивое ворчание, скрипнули половицы, задвижка отошла в сторону, и на нежданного гостя взглянули обрамлённые глубокими морщинами воспалённые глаза с выцветшей но всё ещё хранящей остатки голубого цвета радужкой. Из смотровой щели потянуло затхлым.
— Ты кто ещё такой? — прищурились глаза, вглядываясь в незнакомое лицо.
— Я же сказал…
— А где Роланд?
— Понятия не имею. Господин Монтрё велел передать вам мази. Больше я ничего не знаю.
— Кто там ещё?! — глаза испуганно округлились, рыская по сторонам в поисках подельников незваного визитёра.
— Никого здесь больше нет, я один. Так что на счёт мазей? Будете забирать? У меня ещё других дел полно.
— От Монтрё, значит? — снова сфокусировались глаза на Олеге. — А почему сейчас? Почему не завтра, как обычно?
— Господин Монтрё вынужден был уехать по делам. Обратно будет не раньше чем через две недели. Так что у меня тут двойная доза.
— Аргх… Знаешь что, поставь-ка ты мои мази справа от двери. Поставь и иди. Да так, чтобы я твою спину видел.
— Это ещё зачем?
— Не доверяю я тебе. Первый раз вижу и вообще, много тут всякого отребья шастает до чужого добра охочего.
— Вы как хотите, а посылку я на улице не оставлю. Мне поручено её в руки передать. Я её, если забирать не станете, лучше обратно отнесу. С меня, случись что, взыщут раз в сорок больше, чем за доставку уплачено.
— Да что ж ты… Ладно, в окно засунь. Дотянешься, небось.
— Чтобы она разбилась вдребезги? Нет уж.
— Где он тебя только откопал такого…? — проскрежетал бдительный «клиент» с нескрываемым раздражением. — Ну-ка посторонись! Прочь от двери, я сказал! Дальше.
Олег сделал три шага назад и остановился, разведя руки.
— Так и стой! — крикнул Зайгер в смотровую щели и принялся возиться с замками. — И не шевелись! Слышишь? Я сам подойду.
Наконец, дверь отворилась, и на пороге появился сгорбленный человек в старом линялом халате, пестрящем заплатами. Наполовину облысевшая голова обрамлялась жидкими всклокоченными волосами, до того белыми, что лоб и лицо, покрытые старческими пигментными пятнами, казались едва ли не темнее, чем у Клозена. Короткие рукава халата, спускавшиеся чуть ниже локтя, оставляли открытыми жилистые и явно не утратившие всей силы руки, правая из которых сжимала рукоять короткого меча.
— Давай! — вытянул Зайгер вперёд растопыренную пятерню.
— Ты бы поосторожнее с этой штукой, — кивнул Олег на меч, медленно протягивая свёрток с наполненными водой склянками.
— Не бойся, он мне как родной.
Едва рука Зайгера коснулась посылки, Олег что есть мочи рванулся вперёд и буквально внёс старика в дверной проём, изрядно двинув его при этом затылком о притолоку. Потрясённый и ошарашенный Зайгер рухнул на стоящий в центре комнатушки стол, разбитая посуда со звоном полетела в разные стороны. Олег пинком захлопнул дверь позади себя и бросился на обездвиженную жертву, выхватив из-за голенища кинжал. Но Зайгер, собрав в кулак едва не потерянное сознание, перекатился в сторону и, грохнувшись на пол, выставил перед собой меч. Необдуманная попытка выбить оружие ногой закончилась для Олега порезом. Плотная кожа ботфорт задержала остро отточенный клинок, но рана всё равно оказалась чувствительной даже с учётом бурлящего в крови адреналина. Вместе с болью Олег вдруг ощутил бешеную ярость. Свободная рука на чистых рефлексах схватила валяющийся вверх ногами массивный табурет и, как кувалду, с размаху опустила его на всё ещё лежащего противника. Зайгер успел только скрестить над головой предплечья, на которые и пришёлся удар. Кость влажно хрустнула. Но правая рука старого гвардейца осталась цела. Взвыв от боли, он неловко крутанулся, пытаясь рубануть мечом по ногам неприятеля. Олег чуть отступил и снова нанёс удар табуретом. И ещё раз, и ещё… Он бил до тех пор, пока меч не выпал из переломанных стариковских рук. Осколки костей торчали сквозь порванную залитую кровью кожу, узловаты пальцы бессильно скрючились, неподвластные больше хозяину. Олег отбросил табурет, перехватил рукоять кинжала покрепче и шагнул к своей жертве.
— Кто ты? — прохрипел Зайгер, царапая кадык о приставленное к горлу острие клинка.
Холодная сталь подалась вперёд, облекаемая тёплой плотью.
— Избранный, — ответил Олег, глядя в стекленеющие мёртвые глаза.
Глава 14 Пожиратели
«Люди не хотят жить вечно. Люди просто боятся умирать» — это были одни из последних слов деда, которые Олег от него услышал, будучи ещё мальчишкой. Два дня спустя деда не стало. Так смерть вошла в жизнь Олега. Отец на похоронах, стоя возле забрасываемой землёй могилы сказал: «Теперь я». Сказал прямо туда, в сырую пахнущую перегноем дыру на заросшем погосте. Теперь я… Его лицо было серым, а взгляд пустым.
Он будто осознал, что с этого самого момента между ним и могилой никого больше нет. И это осознание накрыло его, словно сеть рыбака накрывает рыбу, оставляя в воде, но грозя вырвать оттуда в любую секунду. Через три года отец их покинул. Он достал из сейфа свою двустволку, сел в машину и уехал. В оставленной записке было: «Простите. Устал. Буду ждать в поле, возле дома».
Там его и нашли — в поле у дедовского дома. А ещё он написал: «Хочу, чтобы меня кремировали». Может, лишь в этом он видел способ не спуститься в сырую пахнущую перегноем дыру на заросшем погосте… На кремации Олег наблюдал, как закрывают крышку гроба. Внутри лежало тело, обёрнутое белым саваном. Отец был высоким, а тело — коротким. Следователь сказал, что выстрел был произведён из обоих стволов под подбородок. Всех фрагментов головы собрать не удалось, часть, вероятно, растащили бродячие собаки. То, что осталось, лежало в узелке возле плеч. Когда заслонка печи закрылась, и гроб охватило пламя, Олег подумал, глядя на стоявшую рядом мать: «Теперь ты».
Кровь на руках была клейкой и вязкой. Стоило сжать пальцы в кулак, как они слипались и, разгибаясь, гадко чавкали, когда лопалась бурая перепонка. Рана на ноге жутко болела и заставляла хромать. В ботфорте уже хлюпало.
Никто из соседей Зайгера и носу не высунул, в ответ на грохот и крики. Олег просто запер за собой дверь снятыми с гвоздя ключами, и ушёл той же дорогой, что приходил. Теперь лишь сфера таинственной материи, называемая душой, связывала старого гвардейца с этим полубезумным пропитанным смертью миром. Сильная и трепетная, способная любить и сражаться, теперь она лежала в кармане, словно разменная мелочь.
Де Блуа, заложив руки за спину, мерил шагами холл и время от времени поглядывал на привязанного к стулу Миллера в гостиной.
— Может, вам стоит присесть? — предложил Ларс, водя взглядом от одной стены к другой, вслед за архивариусом.
— Нет, — отмахнулся де Блуа. — Мне лучше думается, когда я хожу.
— Думается о чём? — спросил Жером, вертя в руках взятую из камина кочергу.
— А сами как полагаете? Об этом, конечно! — указал архивариус на жующего кляп Миллера. — Проблема! И при том большая.
— Большая рыжая проблема… — пробормотал Ларс, кивая.
— И что надумали? — поинтересовался Жером.
— Есть одна идея, — почесал подбородок де Блуа. — Мы должны выдать его за демонопоклонника.
— А что это даст?
— Сможете перевозить его в клетке. Кроме того, это объяснит отсутствие языка и пальцев.
Миллер перестал жевать кляп и сглотнул.
— Ещё раз, — подался вперёд Ларс. — Я не ослышался? Вы предлагаете отрезать ему язык и пальцы?
— Обычная практика в деле борьбы с ересью. Так демонопоклонников лишают возможности колдовать. Но вам понадобится верительная грамота, наделяющая правом выносить вердикт святого Кирка.