— Верно, — кивнул Миллер.
Едва блеклый свет пролился на топи, четвёрка отправилась дальше, ведомая новым лидером. Он не козырял авторитетом, не убеждал в своей правоте, не запугивал силой, он просто пошёл первым, и остальные были вынуждены следовать за ним.
— Ты хоть знаешь, куда ведёшь нас? — окликнул уверенно шагающего Ларса Олег.
— Прямо, — ответил тот, не оборачиваясь. — Так, кажется, ты говорил? Нужно идти прямо — это кратчайший путь.
— Знать бы ещё к чему, — пробормотал Жером, перешагивая с кочки на кочку.
— К нашей судьбе, разумеется.
— Удобно.
— Ты совершенно прав, друг мой. Мы никогда не заплутаем, ибо цель наша определена высшими силами.
— Да, похоже, фатализм — это всё, что нам осталось.
— Взбодрись. Новый день наступает, а с ним и новая надежда.
— Верно, — кивнул Дик. — Что нас не убивает, то делает сильнее.
— Какая чушь, — усмехнулся Жером.
— Почему?
— Сломанная рука не убьёт тебя, но и сильнее не сделает.
— Ты рассматриваешь событие в кратком временном промежутке, — снова взял слово Ларс, — а следует транспонировать его на более продолжительный. В конце концов, сломанная рука приведёт тебя к одному из двух исходов — либо станет причиной твоей смерти, ослабив, либо срастётся и послужит хорошим жизненным уроком, укрепив твой дух.
— Исход всегда один, — возразил Олег. — Предшествующие события могут лишь ускорить или отсрочить его.
— Не в Оше, — поднял Ларс указательный палец.
— Никто не может жить вечно.
— К сожалению, наш диспут неизбежно зайдёт в тупик, потому как любое утверждение, касающееся вечности, невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Это всё равно, что спорить о бесконечности вселенной. В любом из миров нет и не может быть существа, способного понять суть бесконечности, хотя бы потому, что в контексте сопоставления с бесконечностью, нет ни миров, ни существа, вообще ничего. Вселенная пуста. Солнечные системы и целые галактики — даже не капля в море, не песчинка в пустынных дюнах, они — ничто. Масштабы не имеют значения. Есть только бескрайняя всепоглощающая идеальная пустота.
— Здорово, — оценил Миллер.
— При таком подходе, зачем вообще что-то делать? — хмыкнул Жером. — Всё бессмысленно, все умрут, а если и не умрут… всё бессмысленно.
— Экзистенциализм! — снова поднял указующий перст Ларс.
— Что?
— Твоё сознание, друг мой — вот то немногое, что не растворяется в бесконечности. Вот то единственное, ради чего стоит жить. Ты — ничто перед вселенной, но твоё сознание — равновелико ей. Не воспринимай себя как материю, ты больше, несоизмеримо больше чем вульгарное мясо на костях и серое вещество в черепной коробке. Преодолевай себя, совершенствуй. Возможно, ради этого тебе и дана материальная жизнь.
— Предлагаешь заняться самокопанием?
— Нет, ни в коем случае! Выбрось всю эту рационалистскую чепуху на свалку истории. Твой мозг — оковы, а не инструмент. Как можно превозмочь телесную ничтожность с помощью тела? Ты должен перешагнуть через него, вознестись. Только тогда откроется истина. Потенциал человека огромен, нужно лишь высвободить его.
— Но как?
— Страх.
— Обожаю, когда ты изъясняешься односложно.
— Пограничное состояние — ключ к переходу на новый уровень существования. И страх — одно из таких состояний. Я говорю не об опасениях, а именно о страхе, животном ужасе. Он как лесной пожар — выжигает весь мусор из сознания, весь сухостой никчёмных мыслишек, больную поросль ложных идей и низменных стремлений. На пепелище останутся лишь гиганты, простирающие свои корни к самым глубинам души. О чём ты станешь думать, когда твои ноги соскользнут с края пропасти? Что будет волновать тебя? Вот именно за это и стоит держаться. Ухвати тот краткий миг просветления и не отпускай его никогда. Если сумеешь, обретёшь свободу, о какой прежде и подумать не мог. Тут старик Кьеркегор был прав.
— Страх… ясно, — покивал Олег. — А что на счёт смерти?
— Смерть — не пограничное состояние, — усмехнулся Ларс, слегка раздражённо.
— Да, я о том и толкую.
— Твой вопрос не вполне понятен.
— Брось, ты же был там, за гранью. И вернулся.
— Никто не возвращается оттуда сам.
— Ладно, мы тебя вернули. Не пойми неправильно, я не жалею об этом. Но… что там произошло?
Ларс молчал.
— Слушай, войди в моё положение, — продолжил Олег. — В наше положение. Творятся странные вещи, насколько слово «странные» вообще уместно в этом Богом проклятом месте. Ты сейчас хотя бы помнишь момент, когда очнулся? Помнишь, что ты говорил тогда?
— Боюсь, нет.
— Ты вёл себя как совершенно другой человек.
— Это последствия шока.
— Шок может лишить дара речи, но он не меняет её стилистику. Сейчас я слушаю тебя, и всё больше узнаю прежнего Ларса, но минувшей ночью кто-то другой говорил твоим языком. Я уж молчу о физических изменениях.
— К чему ты клонишь?
— Мне нужно быть уверенным, что ты — это ты.
— Какая абсурдная трактовка, — усмехнулся Дик.
— Разумеется, я — это я, — заверил Ларс.
— Может ли быть иначе? — добавил Миллер.
— Ты не отвечаешь на вопросы, и это настораживает, — пояснил Олег.
— Настораживает? — остановился голландец и чуть повернулся, глянув через плечо.
— Может, ты хотел сказать «пугает»? — встал лицом к Олегу Дик.
Образовавшуюся на несколько секунд молчаливую паузу нарушил Жером, указывающий куда-то в сторону:
— Смотрите. Смотрите, чёрт вас подери!
За пеленой тумана, там, куда показывал Клозен, темнел неясный силуэт. Сложно было сказать, насколько он далёк, равно как и оценить его размеры. Но определённо, новый элемент пейзажа выбивался из всего ранее виденного.
— Это башня, — произнёс Олег с сомнением.
— Башня без замка, — добавил Жером. — Неужели…?
— Боишься найти, что искал? — спросил Ларс. — Успокойся, Голодное чрево преисподней ждёт нас не там, и не сегодня.
— А что ждёт там?
— Наша судьба. И мы шагнём навстречу ей.
Глава 25. Башня без замка
Путь до башни оказался куда длиннее, чем можно было предположить, а сама она — куда больше, чем обещал призрачный силуэт в тумане. Цилиндрическая, чуть сужающаяся кверху, башня напоминала фортификации средневековой Франции, но без крепостной стены, и гораздо выше оных. Некогда остроконечная крыша, устланная сланцем, провалилась, часть кладки из громадных грубо отесанных камней осыпалась, но, несмотря на причинённые временем разрушения, башня не выглядела ветхой. Напротив, циклопическое сооружение внушало своим видом трепет, какой внушают вековые дубы — свидетели смены эпох. Замшелые стены дышали тайной. Стоило подойти ближе, и зловещая аура, окутывающая башню, заставила содрогнуться всех… кроме Ларса.
— Восхитительно, — приложил он ладонь к холодному камню.
— Что ты чувствуешь? — спросил Олег.
— О, так много… — закрыл Ларс глаза. — Это место пропитано печалью, скорбью и отчаяньем, а ещё яростью, тихой, задушенной. Чарующая симфония эмоций.
— Тебе бы туристические буклеты писать, — передёрнул плечами Жером.
— Мы должны войти туда.
— Думаю, войти будет нетрудно, — кивнул Олег в сторону полусгнивших ворот. — Но не помешало бы и обратно выйти.
— Этого обещать не могу, — улыбнулся голландец. — Кто знает, что припасла нам судьба. Однако я уверен — наш путь проходит здесь не случайно, и поменять его нельзя.
— Тогда чего мы ждём? — размял шею Дик. — Я готов к новой порции дерьма.
Съеденные ржавчиной петли рассыпались в труху, как только Миллер коснулся ворот, и тесовая створка, чёрная от плесени, рухнула, оглашая башню раскатистым эхом от удара о пол.
— Давно же тут не было гостей, — шагнул Дик внутрь, а за ним и остальные. — Подсветить бы.
Три ослепительно белых искрящихся шара размером с перепелиное яйцо материализовались над раскрытой ладонью Ларса и, кружась, разлетелись в разные стороны. Бледный свет разлился по чреву каменного исполина.
— Ты полон сюрпризов, — заметил Олег.
— Рад помочь, — кивнул голландец.
Большая круглая зала, когда-то богато обставленная, ныне представляла собою печальное зрелище. Резную мебель и деревянные панели на стенах уничтожила сырость, богатые ковры и гобелены превратились в заплесневелые рассыпающиеся тряпицы, геральдические щиты полиняли, рыцарские латы, прежде гордо встречавшие гостей сверкающим строем, проржавели, развалились под собственным весом, стали пристанищем пауков и мокриц.
— Хоть что-то полезное, — убрал Миллер ногу с раздавленной твари, поднял её склизкое, сочащееся белёсым тело размером с ладонь, и запихал обеими руками в рот.
— Нужно держаться вместе, — крикнул Олег вслед направившемуся вглубь залы Ларсу, но тот не слушал.
— Здесь лестница наверх, — остановился голландец, запрокинув голову, — но по ней, похоже, не подняться. Нет, никак, — забрался он насколько сумел по ступеням. — Завалена. Но должно же быть что-то.
— Почему ты не допускаешь, что это башня попросту пуста? — спросил Жером, поглядывая на выход.
— Я чувствую, — вернулся Ларс и пошёл вдоль стены, ощупывая её.
— Ржавый хлам, — отшвырнул Миллер только что подобранный меч, клинок которого при падении отделился от рукояти. — А вот этот вроде бы ничего, — вытянул он из-под груды негодных доспехов одноручный топор с металлическим древком. — Может и не рассыплется. Хотя с цвайхандером ему, конечно, не тягаться, хорошая была железяка.
— Моргенштерн, — поднял Олег с пола шипастую булаву, и передал Жерому.
— Тяжеленная, — примерился тот.
— Это перестанет быть недостатком, когда она опустится на чей-то череп, — обнадёжил Дик, сняв щит со стены. — Зараза, все ремни сгнили.
— До чего же жуткое место, — поёжился Клозен. — Меня от него в дрожь бросает.
— Тебя от всего в дрожь бросает, — подошёл Миллер к большой картине в противоположном входу конце залы, и один из огоньков, будто обладая зачатками сознания, последовал туда же