Вывернув шею, Том старался рассмотреть через пустое окно, не горит ли оболочка. Огня не было, но вверху над дирижаблем скользнул громадный темный силуэт. Его бронированные бока блестели в лунном свете. «Лифт на тринадцатый этаж» обогнал «Дженни» и неторопливо выполнил победную «бочку» над отрогами Шань-Го, после чего повернул обратно – добить противника.
Магнус Кром наблюдает, как его гости толпой вываливаются на площадь полюбоваться сполохами воздушного боя над облаками. Лорд-мэр смотрит на часы.
– Доктор Чандра, доктор Чабб, доктор Сплей, пора приводить в действие МЕДУЗУ. Валентайн, идемте с нами. Вам, должно быть, не терпится увидеть, что мы сделали из вашей машины.
– Кром! – Исследователь загораживает ему дорогу. – Мне необходимо кое-что вам сказать…
Лорд-мэр заинтересованно выгибает бровь.
Валентайн колеблется. Он весь вечер продумывал свою речь, зная, что этого хотела бы от него Кэтрин. Однако сейчас он теряется под холодным взглядом лорд-мэра. Запинается, не находя слов.
– Кром, а сто́ит ли оно того? – спрашивает он наконец. – Уничтожив Щит-Стену, мы не уничтожим Лигу. Будут и другие крепости, сотни крепостей, тысячи жизней. Неужели новые охотничьи угодья стоят всего этого?
По толпе гостей пробегает изумленный шепоток.
Лорд-мэр спокойно отвечает:
– Поздновато у вас проснулись сомнения, Валентайн. Вы волнуетесь попусту. Доктор Твикс может изготовить не одну армию Сталкеров. С лихвой хватит, чтобы раздавить сопротивление дикарской Лиги.
Он хочет пройти дальше, но Валентайн снова встает у него на пути:
– Подумайте, лорд-мэр! Надолго ли нам хватит новых охотничьих территорий? На тысячу лет? На две тысячи? В один прекрасный день добычи вообще нигде не останется. Лондон будет вынужден прекратить движение и осесть на месте. Может быть, лучше остановиться сейчас, пока не пострадали ни в чем не повинные люди? МЕДУЗА многому нас научила; попробуем приспособить ее для мирных целей…
Кром улыбается:
– Вы в самом деле считаете меня настолько недальновидным? Гильдия инженеров строит долгосрочные планы. Лондон никогда не остановится. Движение – это жизнь. Когда мы поглотим последний странствующий город и снесем последнее стационарное поселение, мы начнем копать вглубь! Мы построим огромные моторы, приводимые в действие жаром земной коры, и сдвинем планету с орбиты. Мы поглотим Марс, Венеру и астероиды! Мы поглотим само Солнце и отправимся в плавание по космическим океанам. И через миллион лет Лондон будет по-прежнему странствовать, охотясь уже не на мелкие городишки, а на целые миры!
Валентайн выходит вместе с ним на площадь, и они направляются к собору Святого Павла. «Кэтрин права, – думает Валентайн. – Он совершенно спятил! Почему я его не остановил, пока была возможность?» Над облаками грохочет, и отсветы взорванного дирижабля озаряют запрокинутые лица.
Толпа дружно выдыхает:
– О-о-о-о-о-о-о!
Эстер Шоу прячется, скорчившись, у самого края Верхнего яруса, пережидая, пока пройдут Воскрешенные. Зеленые лучи из их глаз шарят по стенам и палубам, стальные когти хищно подергиваются.
Кошачий лаз окончился в круглой комнатке с нарисованными по трафарету цифрами на отсыревших стенах и с металлической дверью. Бивис вставил ключ в замок и со скрежетом повернул. По контуру двери появилась узкая светлая полоска, и Кэтрин услышала снаружи голоса – протяжное дрожащее «О-о-о-о-о!».
– Мы в переулке около Патерностер-Сквер, – сказал Бивис. – Интересно, из-за чего они так волнуются?
Кэтрин подставила часы в полосу света:
– Без десяти девять. Они ждут МЕДУЗУ.
Бивис обнял ее в последний раз и быстро, смущенно шепнул:
– Я тебя люблю!
Потом вытолкнул ее за дверь и сам перешагнул порог, стараясь делать вид, будто он ей не друг, а конвоир, а сам думал о том, произносил ли когда-нибудь другой инженер те слова, что он только что произнес, и чувствовал ли хоть один из них то, что чувствует он рядом с Кэтрин.
Том пробирался по заваленной обломками гондоле «Дженни Ганивер». Свет погас, и кровь из пореза на лбу заливала глаза. От боли в сломанных ребрах накатывала тошнота. Хотелось лечь, закрыть глаза и отдохнуть, но Том знал – нельзя. Он ощупью искал рычаги наведения и пуска ракет, молясь всем известным богам, чтобы не оказалось, что ракеты снесло взрывом. Когда он нажал нужную кнопку, над приборной панелью выдвинулся телескопический прицел. Том протер глаза и увидел увеличивающееся с каждой секундой перевернутое изображение «Лифта на тринадцатый этаж».
Том из последних сил навалился на рычаги. Палуба под ним содрогнулась. Ракеты с воем вылетели из своих гнезд под днищем гондолы. Когда они достигли цели, полыхнуло, но как только Том проморгался после вспышки, то увидел, что черный дирижабль никуда не делся. Ракеты едва поцарапали бронированную поверхность. Том понял, что сейчас умрет.
Но по крайней мере, он выиграл еще несколько минут. У «Лифта» были повреждены ракетные установки по правому борту, поэтому противник должен был обогнать «Дженни» и развернуться к ней левым бортом. Том постарался успокоиться. Он хотел подумать о Кэтрин, чтобы забрать воспоминания о ней в Страну, не ведающую солнца, но Кэтрин давно уже ему не снилась. Он забыл ее лицо. В памяти всплывало только лицо Эстер. Тогда он стал думать о ней и обо всем, что они пережили вместе, и как он обнимал ее вчера на гребне Стены. Вспоминал запах ее волос и тепло ее напряженного тощего тела под рваным пальто.
И тогда из какого-то закоулка памяти пришло эхо ракет Лиги, сыпавшихся на «Лифт», когда тот отваливал от Батмунх-Гомпы: глухие раскаты взрывов и тонкий колючий звон бьющегося стекла.
«Оболочка у него бронированная, но можно разбить окно!»
Том снова схватился за рычаги и поменял настройки так, чтобы перекрестье прицела на крохотном экранчике приходилось не на газовый баллон «Лифта», а на окна. Датчик показывал, что осталось всего три ракеты, и Том выпустил их все одновременно. Разбитая гондола дернулась и заскрипела. Ракеты понеслись к цели.
На долю секунды Том увидел, как Пьюси и Генч смотрят на него с полетной палубы, застыв от ужаса. Потом они исчезли в ослепительной вспышке. Ракеты пробили окна, и гондолу «Лифта» охватил огонь. Фонтан пламени взметнулся по трапу к газовым баллонам и вырвался наверху из оболочки. Когда зрение Тома восстановилось, гибнущий дирижабль уносило ветром. Разломанная гондола пылала, языки огня вырывались из люков, из двигателей, огонь бился внутри оболочки, и весь «Лифт на тринадцатый этаж» был похож на огромный китайский фонарик, падающий вниз, к ярким огням Лондона.
Кэтрин вышла из переулка и затесалась в толпу. Люди на площади смотрели вверх. Многие так и застыли с открытым ртом, сжимая в руках стаканы с напитками и закуски. Купол собора еще не открылся – значит, смотрели не туда. А что это за свет? Оранжевое сияние, от которого меркнут аргоновые фонари и тени мечутся по стенам?
Тут с неба обрушился пылающий изувеченный дирижабль и всей своей массой врезался в фасад Инженериума. Во все стороны полетели осколки стекла и острые изогнутые куски раскаленного металла. Один мотор оторвался и покатился прямо на Кэтрин, разбрызгивая кипящее горючее. Бивис оттолкнул Кэтрин, роняя ее на мостовую. Она увидела, как он стоит над ней, что-то выкрикивая, увидела изображение голубого глаза на кожухе мотора, а потом махина сбила Бивиса с ног. Он отлетел, нелепо взмахнув руками, мелькнул разорванный белый плащ, крик Бивиса потерялся в грохоте искореженного металла, вминающегося в лифтовую станцию.
Изображение голубого глаза… Кэтрин знала: это что-то значит, только никак не могла вспомнить, что именно.
Она медленно встала. Ее била дрожь. Вокруг что-то горело, и самый большой пожар полыхал в Инженериуме, освещая Верхний ярус, как на Хеллоуин. Спотыкаясь, Кэтрин побрела к тому месту, где лежал горящий двигатель. Лопасти огромного винта торчали над палубой, словно какие-то ископаемые останки. Прикрывая лицо ладонью от жара, Кэтрин искала глазами Бивиса.
Он лежал среди обломков в такой немыслимо изломанной позе, что сразу стало ясно: нет смысла даже звать его по имени. Огонь все разгорался, и резиновый плащ вскипал пузырями, оплывал, как растопленный сыр. Слезы на щеках у Кэтрин мгновенно испарялись. Жар сделался нестерпимым, и пришлось отступить, перешагивая через мертвые тела и куски тел.
– Мисс Кэтрин?
Голубой глаз на кожухе мотора. Кэтрин все еще видела перед собой рисунок. Видела, как облезает краска от огня. Папин дирижабль.
– Мисс Кэтрин?
Она оглянулась. Рядом стоял дежурный с лифтовой станции. Он сочувственно взял ее под руку и повел прочь. Показал на пылающие рядом с Инженериумом обломки дирижабля.
– Мисс, его там не было.
Кэтрин тупо смотрела на улыбку дежурного. Она не могла понять, о чем речь. Конечно, он там был! Она сама видела его мертвое лицо среди огня. Бивис пришел сюда с ней, он любил ее. Чему тут можно улыбаться?
Но дежурный улыбался.
– Мисс, его не было борту! Папаши вашего то есть. Я его пять минут назад видел, он пошел в собор с лорд-мэром.
Кэтрин почувствовала вес ужасной сумки, оттягивающей плечо, и вспомнила, что у нее осталось незаконченное дело.
– Идемте, мисс, – уговаривал дежурный. – Такое потрясение… Присядьте, выпейте чайку…
– Нет, – сказала Кэтрин. – Мне надо к папе.
Она быстро пошла прочь, проталкиваясь через перепуганную толпу в испачканной гарью одежде, под пронзительное завывание сирен. Через площадь, к собору Святого Павла.
Эстер бежала к Ратуше, когда взрывом ее швырнуло на середину площади, прямо на яркий свет от горящего Инженериума. Она покатилась по палубе, оглушенная. Пистолет выпал из ее руки, шарф сполз с лица. На миг наступила тишина, потом звуки вернулись: вопли, сирены. Эстер попробовала привести в порядок мысли и вспомнить, что было перед взрывом. Вспышка над крышами, что-то пылающее падает с неба… Дирижабль. «Дженни Ганивер».