Девлин поклонился.
— Я — Девлин, брат и советник Высокой королевы, ее ассасин и хранитель порядка.
Призрачная дева пошатнулась, будто снова собиралась упасть в обморок.
— А с этого момента — еще и защитник Кэтрин Рей О'Флаэрти, — поспешно добавил Девлин.
Он никогда и никого не мог назвать своим. Своим другом или просто тем, кому можно довериться. У него не было возлюбленных. Девлин толком и не знал, имеет ли он на это право. Главным его долгом было служение королеве, двору и Стране фэйри. Девлин был создан, чтобы служить, и это являлось его доблестью и смыслом жизни.
Но ему было очень одиноко.
Он посмотрел на Кэтрин Рей О'Флаэрти. У нее не было ни тела, ни власти, ни обязательств.
«Ну какой вред королевству может нанести эта призрачная дева?» — подумал Девлин.
Конец XX века
Войдя в зал торжеств, Девлин нашел там только Высокую королеву. В центре зала, среди каменных колонн и тканых шпалер, струился водопад. Струи рисовали в воздухе туманные картины, затем вода текла дальше и исчезала в одной из дальних стен. Высокая королева внимательно смотрела на эти картины, видя в них нити возможных событий будущего. Всего лишь возможных, однако Сорша постоянно следила за вероятными вариантами. Если замечала нарушения и они находились в пределах мира фэйри, Высокая королева заранее исправляла их. Если же нарушения угрожали миру смертных и как-то были связаны с ее интересами, она отправляла разбираться с этим Девлина.
Он подошел к подиуму, на котором стоял трон Сорши, его сестры-королевы. Уже целую вечность Девлин служил королеве «окровавленными руками». Он был создан для жестоких действий, но работал для двора Порядка.
Не отводя глаз от туманных картин, Сорша встала и протянула руку, зная, что Девлин окажется там, где ее рука.
Так было всегда. Целую вечность. Однако уверенность, что ее рука найдет руку Девлина, вовсе не означала доверия королевы к брату.
Он почтительно сжал ее руку, затем осторожно выпустил. Сорша двинулась по залу. Девлин пошел следом.
— Взгляни на них, — сказала Сорша.
В воздухе появилось лицо смертной женщины. Миловидное лицо сердечком, каштановые волосы и оливково-зеленые глаза. Рядом с женщиной в комнате возились две маленькие девочки, и одна упоенно тузила другую. Впрочем, другой это нравилось, ибо они обе весело хихикали, катаясь по полу.
— Меня интересует младшая из детенышей.
Высокая королева умолкла. Ее лицо стало мягче, будто она тосковала по этому ребенку и хотела поскорее его увидеть. Потом картинка растворилась в тумане, и лицо Сорши приняло прежнее выражение.
— Нужно исправить положение.
— Прикажешь мне доставить девочку сюда? — спросил Девлин.
Он омыл руки в холодной воде, что, миновав водопад, текла по залу — главному залу его королевы, его сестры, которую он привык считать и своей матерью. В ее повелении не было чего-то необычного; Девлин и прежде доставлял во дворец Сорши визжащих детишек, молчаливых художников, музыкантов и даже безумцев. Всех, кого прикажет королева. Изъятие из мира смертных обычных людей и полукровок было привычным делом, однако вовсе не таким приятным, как некоторые иные задания.
— Нет. — Сорша повернулась к нему и некоторое время глядела на брата. — Эта девчонка никогда не должна пересекать пределов Страны фэйри. Никогда.
Сорша подошла к потоку, и полы ее платья коснулись воды. Высокая королева чуть приподняла подол и погрузила босые ноги (она всегда ходила босиком) в ледяную воду. На краткий миг Девлин увидел Соршу в ее истинном обличье: свечу с неярким пламенем, окруженную тьмой хаоса. Ее огненные волосы слегка развевались на ветру, но ветер появился лишь потому, что Сорша так пожелала. Вместо прохладного зала их окружили жаркие, плодородные джунгли. Но джунгли тоже просуществовали всего лишь мгновение, сменившись пустыней, а затем привычным залом. Окружающий мир отражал любую мимолетность мыслей Сорши. Всё в мире фэйри подчинялось ее воле. Она была источником и создательницей (в том числе и создательницей Девлина). Она была порядком и жизнью. Без ее воли могла существовать только она сама и ее сестра-близнец Бананак.
— Тогда каким будет твое повеление? — спросил Девлин.
— Порою для поддержания порядка нужна смерть, — не глядя на него, ответила Сорша.
— Смерть этого ребенка?
— Да, — бесстрастно ответила Сорша.
Она приказывала убить девочку, однако в голосе ее не звучало волнения, лишь бесстрастная уверенность. Сорша, олицетворение разума, была уверена в своем месте, занимаемом во вселенной, и в своей правоте.
— Этот ребенок родился при Темном дворе. Она дочь Дикой охоты, самого Габриэла. Если она останется жить, то существенно усложнит жизнь нам, а этого не должно случиться.
Сорша вошла в воду. Течение воды прекратилось. Водопад смолк, и ее слова были единственными звуками в зале, внезапно погрузившемся в тишину.
— Исправь это, брат.
Девлин поклонился. Сорша продолжала глядеть на замерший водопад. Девлин повернулся и вышел. Сорша знала, где он сейчас. Водопад снова зашумел. Теперь, когда Девлина здесь не было, звук воды стал громче.
«Ей не обязательно на меня смотреть. Она и так знает, где я и что со мной».
Эта мысль в очередной раз мелькнула у него в голове. Иногда Девлин пытался понять, какую часть его жизни способна видеть Сорша. Он жил по ее воле, жил для нее и подле нее. «Но я не целиком принадлежу ей». Эту истину Сорша помнила всегда. Они с Бананак создали его из праха, по необходимости, с помощью воли и магии. Первого фэйри мужского пола. Чтобы существовать в их мире, им требовалось не только женское, но и мужское начало. Требовалось равновесие.
«Ты нам брат, а не сын, — постоянно твердила ему Сорша. — Как и у меня, у тебя нет родителей».
Порядок и хаос сотворили его, словно вырезали из камня статую, первый и единственный раз работая сообща. Черты его лица вышли слишком резкими, но он не выглядел чрезмерно суровым. Его губы, слишком полные, никак не вязались с чересчур холодными глазами. В Девлина обе сестры вложили лучшие свои черты. Если у Бананак волосы были цвета темнейшей ночи, а у Сорши — цвета языков пламени, волосы Девлина получились переливчато-белого цвета, в котором слились все цвета. Его глаза были черными, под стать волосам Бананак. От нее он унаследовал силу, но не получил ни капли ее безумия. Сестры наградили его высоким ростом; Сорша передала ему свою любовь к искусству, но не наградила своей внешней сдержанностью. Они создали фэйри необычайной красоты и такой же необычайной жестокости.
А потом обе веками сражались, чтобы завоевать его верность.
ГЛАВА 1
Наши дни
Эни рванула на себя боковую дверь конюшни. Вообще-то эта конюшня была одновременно и гаражом. Помещение, напоминавшее пещеру, собрало в себе множество запахов. Пахло дизельным маслом и соломой, выхлопными газами и потом животных. За стенами конюшни многие существа сохраняли вид автомобилей и мотоциклов, но внутри, в своей безопасной гавани, они могли принимать любой мыслимый (и немыслимый) облик. Один из коней взгромоздился на карниз под потолком. Он представлял собой нечто среднее между орлом и львом, и его массивное тело покрывали перья вместе с шерстью. Другие кони стояли рядом с мотоциклами, легковыми машинами и грузовиками. Здесь даже был один верблюд.
Гончий с тряпкой в руке оторвался от полировки матово-черных и хромированных поверхностей мотоцикла «харлей». Тряпка была сделана из ткани, производившейся в Стране фэйри специально для ухода за конями.
— Челу ищешь? — спросил он.
— Нет, — Эни остановилась в проходе, не решаясь вторгаться в его пространство. — Не Челу.
С отцовской полупостоянной подругой она чувствовала себя вполне комфортно, однако Чела стремилась быть мамашей в большей степени, чем Эни могла допустить. Да и отцовские притязания очень напоминали занудство смертных отцов. Эни не хотела получить точную копию обычной смертной семьи. У нее была своя семья: Кролик и Тиш — ее полубессмертные брат и сестра. Весь минувший год, с тех пор как стала жить при Темном дворе, Эни питала надежды на нечто иное. Ей хотелось стать настоящей участницей Дикой охоты, полноправным членом отцовской стаи. Но этого не случилось.
Гончий, не прекращал своего занятия, мельком взглянул на нее.
— Габриэла здесь тоже нет.
— Знаю. Я никого и не разыскиваю.
Эни подошла к стойлу.
— Мне просто нравится здесь бывать.
Гончий поднял голову и посмотрел вдоль прохода. Час был ранний, и никто из гончих в это время сюда не приходил. Но в конюшне толклось более двух десятков коней, а потому чужих глаз все равно хватало.
— Тебе что-нибудь нужно? — спросил он у Эни.
— Вообще-то да.
Эни привалилась к стене. Досадно было бы не пофлиртовать с гончим, хотя оба знали, что дальше флирта дело не пойдет.
— Хочу немножко радостей, немножко опасностей. Покататься хочу…
Гончий устремил на нее мерцающие зеленые глаза.
— Заручись согласием босса, и я охотно тебя покатаю.
Эни знала: ее глаза сейчас мерцают такой же энергией, какую она видела в глазах гончего. Они оба были рождены Дикой охотой. Существа, мчащиеся по земле, сеющие ужас, несущие возмездие и не связанные никакими рамками. Они были клыками и когтями фэйри, ныне живущие в мире смертных, к которому их привязал Габриэл.
Габриэл загрызет любого, кто дотронется до его доченьки.
— Сам знаешь: он не позволит, — вздохнула Эни.
Здесь правила устанавливал ее отец. Правило, касающееся Эни, было простым: он позволит встречаться с ней только тому, кто выстоит в поединке с ним.
— О чем задумалась?
Она посмотрела на гончего, но не ответила.
— Не будь ты его дочкой, я бы рискнул, но становиться у Гейба на дороге… знаешь, как-то не хочется.
Эни вздохнула, но не от разочарования, а от напрасных ожиданий услышать другой ответ.
— Знаю, — буркнула она.
— Убеди отца, что ты не свернешь себе шею, и я первый повезу тебя кататься. Обещаю.