— Много кровавых следов за этим подонком тянется. Он лично участвовал в пытках людей. Я знал двоих — командира роты Козлова и его зама Смирнова. Отличные были ребята, Афган прошли... Они заподозрили, что Носенко сплавляет оружие на сторону с целью наживы, и высказали комбату возмущение. Он объявил их предателями, пособниками румынских фашистов, расстрелял, а потом сжег в машине. Ну да как бы веревке не виться, а концу быть. Теперь не отвертится. Как, сержант Чепрага, пойдешь проводником?
— Пойду. Мне ведь и Матвеева характеризовала подполковника не с самой лучшей стороны. Но, как человек служивый, хочу понимать свой маневр. Попрошу вас, товарищ военный комендант, рассказать все поподробней.
— Уважаю, дело говоришь, Чепрага, — согласился Верман. — У нас есть до выезда минут сорок. Пойдем в бытовку, заправимся, по дороге обговорим детали. И дай Бог нам удачи. Носенко изворотлив, крепок, нелегко будет его взять.
— Как-нибудь управимся, — заметил Янош, поднимаясь со стула.
Верман окинул взглядом его атлетическую фигуру и с усмешкой сказал:
— При таком росте и кулачищах вероятность увеличивается!
15
Выбежав за калитку, Михаил оглянулся, не отстал ли Рохляков. Прапорщик бежал, сильно припадая на левую ногу. Лицо в кровоподтеках и ссадинах с запекшимися рубцами на лбу, щеках, подбородке было страшным и могло привлечь внимание любого прохожего.
Оказавшись на тротуаре, Михаил остановился, решая, в какую сторону бежать.
— Почему встал? — тяжело отдуваясь, прохрипел Рохляков. — Мотаем отсюда побыстрей и подалее. Если схватят, нам кранты.
Прапорщик тысячу раз прав, но в роте Михаила с нетерпением ждет Илона. Оставить ее там — значит бросить на съедение псам. Все знают — Илона его подружка. Нетрудно представить, что сотворит с девушкой подонок Писарчук.
— Послушай, мужик, нам придется расстаться, — решительно заявил Михаил. — Мне предстоит сделать малый круг.
— Зачем? — поразился прапорщик. — Это же смертельный трюк...
— Не имеет смысла препираться. Я возвращаюсь в роту, чтобы выручить дорогого товарища. Ты свободен, жми до дому, до хаты. Тебя как кличут?
— Рохляков Илья... Пропаду я в одиночку.
— Я тебе не нянька, Илья, — разозлился Обут, — прощай!
— Не выйдет, — заявил Рохляков. — Хочешь или нет, а я с тобой. Вдвоем завсегда сподручней.
На лице прапорщика была написана решимость. Он не отвел взгляда, сурово поджал толстые губы.
А ничего мужик, подумал Обут с неожиданной симпатией и не стал возражать. Он зашагал быстро, размашисто, Рохляков последовал за ним с трудом. После перенесенных побоев идти ему было трудно, ныла нога, но прапорщик не жаловался, понимая, что от темпа зависит все. Успеют добраться в роту до тревоги, считай, выиграли жизнь, а нет... И все-таки Рохляков не жалел, что увязался за лейтенантом. Тот спас его от мучительной смерти, и отныне они повязаны навсегда. Да и не привык прапорщик жить в одиночку. Армия, в которой Рохляков служил с семнадцати лет, приучила его делать все сообща.
В роте, куда они прибыли через двадцать минут, было пока спокойно, но сигнал из штаба батальона мог поступить в каждую из последующих минут. Дежурный по роте, завидев Обута, подскочил с рапортом; никаких, мол, за время отсутствия ротного происшествий не произошло. Знал бы, какое случилось ЧП! Рохлякова удивило, почему дежурный, обратившись к Обуту, назвал того сержантом. Хотел было поправить гвардейца, но вовремя сдержался. И правильно сделал.
Из траншеи выскочила Илона, бросилась к Михаилу. Статная, синеокая, с разметавшимися по плечам смолистыми волосами, девушка была настолько хороша, что Рохляков, забыв о собственных бедах, залюбовался. Нетрудно было догадаться, что это и есть тот товарищ, ради которого лейтенант рисковал головой.
— Уходим. Вопросов не задавай, — шепнул Михаил Илоне и, повернувшись к дежурному по роте, крикнул: — Передай моему заму, я получил спецзадание. Некоторое время буду отсутствовать, пусть по-прежнему остается за меня.
— Есть, товарищ сержант! — козырнул дежурный. — Все до точности передам.
Михаил подтолкнул Илону, кивнул Илье и побежал.
— Объясни наконец, что случилось! — воскликнула Илона, когда они остановились передохнуть.
— Мы влипли в историю, — пробормотал Михаил, присев на корточки. У него сильно разболелась голова, сказывалась контузия, но сознаваться, что почувствовал внезапную слабость, он не имел права. — Поверь, девочка, нам с Ильей нужно сматываться как можно скорее. А ты... Ты давай-ка возвращайся домой, так будет лучше.
— Опять за свое, Михась? — возмутилась Илона.
— Не спорь, родная. Когда ты окажешься в безопасности, у меня развяжутся руки. Ну, пожалуйста, — взмолился он.
— Не трать, кум, силы, бесполезно, — решительно заявила Илона. — Ни за какие радости я тебя больше не оставлю. Рассказывай правду, как на духу.
Сил сопротивляться не было. Михаил пожал плечами и коротко сообщил о событиях, разыгравшихся в штабе батальона. .
— Вы связали Носенко? — с ужасом переспросила Илона. — Несчастные, что вы натворили! Это же такой страшный человек, хлопчики. Он нас из-под земли достанет!
— Поглядим, кто кого. Перестань паниковать.
— Ни черта вы, дурачки, не понимаете. Народ не зря прозвал Носенко кровавым.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — пришел на выручку Обуту Рохляков. — Лучше скажи, красавица, куда нам понадежнее сховаться. Ты тутошняя, все сады небось облазила.
Илона покосилась на чужака неодобрительно, однако согласилась: уселись на завалинке у всех на виду, а надо ноги в руки — и тикать. Кто лучше нее знает город? Эти мужики, словно дети, зависят от женской сообразительности.
— Через мост в Тирасполь не уйти, — сказала решительно. — Ко мне домой далеко. Подадимся за город. Бегом, хлопчики.
Боковыми улочками они выбрались к Днестру и двинулись вдоль берега. Миновав окраинные дома, спустились в глубокий овраг и остановились возле полуразрушенного кирпичного строения. Вокруг валялись кучи битой штукатурки, погнутой арматуры. От всего этого веяло запустением, к тому же начал накрапывать дождь.
— Хороша фазенда? — спросила Илона. — Мы здесь в детстве частенько прятались, а старшеклассники танцы при свечах устраивали.
— Что тут раньше было?
— Разве не видишь? Лесопильня. Потом случился пожар, и восстанавливать ее не стали: от дороги далеко да в гору тащиться. Внутри и сейчас заржавленная пилорама находится.
В помещении проникли сквозь пролом. Перебрались через кучу железа, наваленную у стены, и очутились под дырявой крышей. Дождь то прекращался, то моросил вновь. Истлевшие доски пола были мокрыми, скользкими.
— Пересидим тут до ночи, — сказала Илона. — А когда стемнеет, попробуем перебраться ко мне.
— Молодец, девочка, стратегически и тактически верно придумала. Для начала все же поищем местечко посуше и устроим Илью. Ему бы чуток полежать...
Крыша оказалась проломленной только с краю, и в следующем помещении обстановка оказалась получше.
— Странно, — заметил Рохляков, с трудом перелезая через бревна, навалом лежащие повсюду. — Если тут никто не бывает, почему нет паутины?
— Илья прав, — согласилась Илона. — Паутина, помнится, всегда висела лохмотьями. И запах здесь какой-то мерзкий. С чего бы?
— Послушай, лейтенант, не провести ли нам разведку, прежде чем на отдых устраиваться, — спросил Рохляков.
— Резонно... Напрягись, Илья, обойди лесопильню снаружи, а я внутри пошурую. Да не забудь перевести автомат на вскидку. Свистеть умеешь? Длинный свист — сигнал опасности.
Тяжело припадая на больную ногу и постанывая, Рохляков выбрался наружу, Илона проводила прапорщика взглядом и тихо сказала:
— Боязно что-то, нехорошее предчувствие гложет.
— Не будь суеверной, Илона, обойдется. Пошли поглядим...
Они находились на складе. Вдоль стен и теперь еще стояли кое-где штабеля досок. В следующее помещение вела железная дверь. Петли, защелки — все заржавело. Михаил напрягся, нажал на створки и вдруг услышал протяжный свист. Они бросились назад, выглянули наружу, не заметили ничего подозрительного и выскочили из помещения. Вдоль стены, соблюдая осторожность, добрались до угла корпуса и увидели прапорщика, стоявшего возле ямы. Рохляков махнул рукой и крикнул:
— Лейтенант, подойди. А ты, Илона, побудь на месте!
— Еще чего, — возмутилась девушка. — Скажи, пусть мной не командует.
— Да останься, раз человек просит, — с досадой сказал Михаил.
Однако это не возымело действия. Илона подошла к Рохлякову и, заглянув в яму, остолбенела. Глаза ее закатились, девушка осела на землю.
— Я же предупредил! — воскликнул Рохляков, помогая Михаилу оттащить от ямы терявшую сознание Илону. — Меня, видавшего виды, и то шандарахнуло.
Картина, представшая перед ними, потрясала. Яма была наполовину заполнена трупами людей всех возрастов. Были они полураздеты, а то и вовсе обнажены. Пулевые пробоины от автоматных очередей разрезали тела вдоль и поперек. У некоторых вспороты животы, раскроены головы. Молодая женщина лежала, раскинув ноги, в лоно ее был забит деревянный кол...
К горлу Михаила подступила тошнота. В глазах потемнело. Рохляков, тряхнув лейтенанта, тихо, но внятно сказал:
— Хватит глаза пялить. Им уже не поможешь, а нам с тобой есть над чем подумать. Открой глаза и смотри. Как думаешь, из какого материала белая горка состоит, что возле ямы?
— Мел, наверное, — отозвался Михаил, усилием воли отгоняя слабость.
— Не мел, а известь. Причем свежая.
— Ты хочешь сказать...
— Правильно, — перебил Рохляков. — Известь для гашения трупов. С помощью извести убийцы скроют следы преступления. И если они этого пока не сделали, значит, скоро вернутся, да еще с новой партией жертв. Давай смываться. Вставай, девушка, — протянул Рохляков Илоне руку. — Хорошо бы успеть твою фазенду досконально осмотреть.
— В складском помещении мы побывали, — сказал Михаил. — Осталось машинное...