– По моему мнению, мы больше не можем удерживать Брайншмидта.
– Посмотрим… – Мелани взглянула на заключение и пробежала глазами врачебную тарабарщину из цифр, профессиональных выражений и латинских терминов. Так легко Брайншмидт от нее не уйдет. Она указала на три толстые папки, которые лежали рядом с монитором и микшерным пультом. – Это материалы по Брайншмидту?
– Это? – Хаузер ткнул в папки. – В одной папке материалы по делу Клары, в двух других просто руководства по технической процедуре, как записывать допрос на пленку. А что?
Мелани проигнорировала вопрос.
– Будем действовать так, – решила она. – Вы сначала займитесь доктором Михаэлем Лазло, проанализируйте его жизнь и выясните, что он делал последние два года. В это время я поработаю с Брайншмидтом. – Она наблюдала через стекло, как взгляд Брайншмидта бродил по комнате и время от времени останавливался на пару секунд на зеркале. – Я сейчас разнесу его в пух и прах.
– Мы уже пытались, – сказал Хаузер.
– Но не этим. – Она взяла у Хаузера из руки папку с врачебным заключением.
– Этого недостаточно, чтобы обвинить его в убийстве.
– Правильно, – согласилась Мелани, – но наш подозреваемый этого не знает.
Она взяла под мышку папку с материалами по делу Клары и два толстых руководства и вошла в комнату для допроса.
– О, какой высокий визит, – саркастически пробурчал Брайншмидт.
«Сейчас тебе будет не до смеха», – подумала Мелани, положила папки перед Брайншмидтом на стол и без комментариев села на свободный стул.
– Что это значит?
– Мы проверили твое прошлое. – Больше она ничего не сказала.
Брайншмидт покосился на стопу, но оставался спокойным.
– Ты не имеешь права отправлять меня в СИЗО.
– Это не предварительное заключение, а временное задержание, – ответила Мелани. – Спустя двадцать четыре часа ты будешь представлен судье, и вот тогда начнется предварительное заключение.
Брайншмидт сглотнул.
– Я хочу поговорить со своим адвокатом.
– Он уже едет сюда, – солгала Мелани. – Ты ничего не должен говорить. Рассматривай это как информативный разговор. – Она полистала документы. – Даже когда при твоем предварительном заключении судья будет каждый месяц проверять наличие причин для продления ареста. Я могу легко задержать тебя по трем причинам: опасность побега, опасность сокрытия следов и опасность рецидива.
– Какого рецидива? – выкрикнул он. – В чем меня обвиняют? Я ничего не сделал Кларе!
– Речь не о Кларе. – Мелани открыла папку и подтолкнула ее к нему. – Это врачебное заключение свидетельствует, что Ингрид умерла от последствий воздействия микроволнового излучения, которому она как минимум год подвергалась через свой модифицированный компьютер.
Брайншмидт быстро просмотрел бумаги. Она заметила, как он занервничал. В этой ситуации, раздираемый подскочившим адреналином и усиливающейся паникой, которую он пытался скрыть, у него в голове наверняка проносились десятки вопросов. «Что она действительно знает?» Его взгляд переместился к толстым папкам. Ему не хватало твердости и спокойствия, чтобы проверить ее утверждение и полистать врачебные записи, которые лежали перед ним на столе. Да Мелани и не дала бы ему времени сделать это.
– Как внутри системного блока, так и на магнетроне, диодах и конденсаторе мы нашли твои отпечатки пальцев, – тут же продолжила она.
Она открыла папку и протянула Брайншмидту копию единственного совпадающего отпечатка, который нашла экспертно-криминалистическая служба.
Брайншмидт поднял глаза.
– Без адвоката я не буду делать никаких комментариев.
– Ты не обязан. Как я уже сказала, этот разговор просто для информации.
– У тебя на руках нет никаких доказательств.
Мелани улыбнулась.
– Это больше, чем просто предположения. Ты попал в большие неприятности, мой друг. Отпечатков пальцев и медицинского заключения достаточно не только для ордера на арест, но и для обвинения в убийстве твоей жены и вынесения приговора.
– И зачем, скажи, пожалуйста, мне это было делать? – спросил он. – Я любил Ингрид – в отличие от тебя, потому что ты никогда не хотела верить, что она счастлива со мной. Ты просто боялась, что потеряешь единственную подругу.
– Да, я потеряла подругу, – спокойно ответила она. – В то же время благодаря страховке Ингрид ты смог выплатить оставшийся кредит на перестройку дома и получил в наследство две трети дома и земельный участок.
– Без комментариев.
– Ты вырос, – цинично сказала она. – После первого брака ты получил только квартиру и страховую выплату.
– Ты и это хочешь на меня повесить? – У Брайншмидта засверкали глаза. – В чем еще ты хочешь меня обвинить? – выкрикнул он. – Что я застрелил Джона Кеннеди, взорвал башни-близнецы и несу ответственность за вымирание динозавров? Я теперь козел отпущения за все просто потому, что тебе так нравится?
Внешне Мелани оставалась абсолютно спокойной.
– Судья одобрил ходатайство об эксгумации твоей первой жены, – заявила она. – Сейчас как раз достают ее гроб, чтобы передать тело судебным медикам.
У Брайншмидта перехватило дыхание. Впервые она увидела панику в его глазах. Но все равно он не произнес ни одной необдуманной фразы.
Мелани использовала почти все свои тузы, и в настоящий момент ей в голову не приходило больше ни одного аргумента, чтобы загнать его в угол. Она взглянула на папку с материалами по делу о похищении Клары. Возможно, ей вовсе и не нужно блефовать.
– Ты знал, что на компьютере работала не только Ингрид, но и Клара? – спросила она.
Он нахмурился.
– Клара?
– Она регулярно пользовалась компьютером матери, чтобы переписываться с подругами. Но ни Ингрид, ни Клара тебе об этом не говорили, потому что ты бы ей не разрешил.
Он надменно засмеялся.
– Не надо рассказывать мне сказки. Клара не прикасалась к этому компьютеру!
Мелани достала листок из папки.
– Вот перечень всех электронных адресов с аккаунта Клары, которые мы определили на жестком диске. Кроме того, она иногда заходила на Фейсбук.
– Я запретил ей это! – закричал Брайншмидт.
– Очевидно, твой запрет не очень подействовал.
Брайншмидт уставился на распечатку. Он пробежал глазами мейлы, в которых речь шла о музыкальных группах, аудиокнигах, кроссовках и сумках «Монстр Хай».
– Взгляни на даты. Это не просто несколько дней или недель. Она регулярно пользовалась компьютером больше года.
– Нет, это неправда. – Голос Брайншмидта дрожал. В ужасе он листал бумаги.
Она наблюдала за его мимикой. Брайншмидт был настолько напряжен, что даже не замечал сверлящего взгляда Мелани. Он действительно любил Клару. Мелани по-настоящему задела его за живое. Она быстро вспомнила несколько деталей из врачебного освидетельствования Ингрид.
– Организму Клары нанесен такой же вред, как и Ингрид, но, к счастью, не настолько глубокий, – продолжала она бередить рану. – Микроволновое излучение проникло в мышечную ткань Клары, а также в жировые и костные ткани. Подумай только, сколько времени она провела перед компьютером и как опасно это было для ее маленького детского организма. Ее генетический материал непоправимо поврежден.
У него на глазах выступили слезы.
– Нет!
– Да, – прошептала она. – Ты разрушил организм невинной десятилетней девочки!
– Я не знал, проклятье, что я только наде… – Он резко оборвал себя, когда понял, что сейчас сказал. Но было уже поздно.
Мелани подняла глаза на камеру под потолком.
Нюрнберг был переполнен туристами, они слонялись по центру, протискивались мимо столиков и скамеек перед ресторанами в узких переулках Старого города. Было половина девятого вечера, и в пешеходной зоне работали тепловые пушки.
Сабина добралась до Нюрнберга за два часа. По дороге в машине она прослушала на диктофоне кассеты, которые стащила из частного архива Снейдера. Записи напоминали протоколы интервью, но что-то в них смущало Сабину. Атмосфера была пугающей, и голоса звучали как-то странно, неестественно и даже наигранно, и причина была не в качестве диктофона, который она одолжила у вахтера и который лежал теперь на пассажирском сиденье.
Она припарковала машину в подземном гараже недалеко от церкви Святого Лаврентия и направилась на юг, к воротам Фрауэнтор. Где-то там должно быть место преступления, которое совершил человек в маске лошади. Возможно, она даже наткнется на Снейдера – что ж, у нее, по крайней мере, есть для него полезная информация.
Ярко освещенное здание Оперы выделялось на темно-голубом ночном небе и, подобно церкви, мощно устремлялось ввысь. Фонари освещали площадь перед входом с арками. За окнами стояла темнота. Очевидно, в этот вечер представления не давали. На площади тоже ничего не было слышно, кроме невнятного говора толпы и шума близлежащей дороги. Над входным порталом висел баннер.
«Нюрнберг играет Вагнера.
„Золото Рейна“, „Летучий голландец“ и „Нюрнбергские мейстерзингеры“ в исполнении Нюрнбергского симфонического оркестра».
Вероятно, отмечали круглую дату со дня рождения Вагнера, потому что на рекламных стендах была представлена многонедельная программа с произведениями Вагнера в Нюрнберге и Байройте.
Сабина пересекла площадь и направилась к станции метро. Но под городским асфальтом она не нашла ничего, кроме обычных эскалаторов, магазинчиков, перронов и общественных туалетов. Она снова вернулась на поверхность через другой выход. Становилось прохладно. Сабина обошла вокруг здания Оперы, которая примечательным образом стояла на площади Рихарда Вагнера. Где может находиться этот подвал? Неужели прямо под театром? Это было маловероятно. Она заглянула во все соседние переулочки, где располагались или старые фахверковые дома, или здания с аркадами и арочными окнами. Она задавалась вопросом, не лучше бы ей готовиться к завтрашним занятиям, но электронное послание Эрика, на которое она наткнулась, заставляло ее продолжать поиски правды.