Когда несколько часов назад она сидела у его больничной кровати и разговаривала с ним – не зная, понимает ли он хоть слово, – она поклялась ему, что сделает все, чтобы найти подонка, который выстрелил ему в голову.
В узком переулке рядом с Оперой стояла кромешная тьма. Уличные фонари не работали. Сабина хотела уже идти дальше, когда услышала скрип металлической вывески. Она зашла в переулок. Над деревянными воротами раскачивалась железная пластина с гербом и надписью: «С 1750 года». За решетчатым окном находилась табличка: «Пивоварня закрыта». Судя по внешнему виду, наверняка уже с 1850 года.
Сабина нажала на ручку. Дверь подалась. В нос ударил спертый воздух. Она пошарила рукой по стене с внутренней стороны в поисках выключателя, но не нашла. В темноте без фонарика будет сложно.
Неожиданно она застыла и затаила дыхание. Из подвала здания доносилась тихая музыка. Сердце у Сабины забилось быстрее. «Я схожу с ума!» Это была тема «Летучего голландца». Она достала сотовый, осветила пол и последовала за лучом. Музыка становилась все громче. Постепенно глаза привыкли к темноте. Сабина расстегнула куртку, положила ладонь на пистолет у пояса. О «ЗИГ-Зауэре» она подумала, но мощный карманный фонарик пригодился бы сейчас больше.
В конце коридора под ногами захрустели осколки стекла, и Сабина резко остановилась. Перед ней оказалась дверь с расколотым стеклом, которая вела в темный внутренний двор с мусорными контейнерами. Слева в стене находился арочный проем. За ним винтовая лестница уходила вниз, в черную пропасть, откуда доносилась музыка.
Сабина посветила вниз по лестнице и оперлась рукой о стену. Она почувствовала, как штукатурка осыпается со стены под подушечками ее пальцев. Вынув пистолет из кобуры, Сабина начала медленно спускаться. С каждым шагом музыка звучала все громче. Автоматически всплыли воспоминания о видео, и ей даже почудились гедонические крики пожилого мужчины.
Скоро в воздухе появился запах забродивших дрожжей. Она дошла до конца лестницы и попала в большой подвал.
Здесь внизу музыка звучала еще громче. Отчетливо слышались мощные тромбоны и сумасшедшее пиликанье оркестровых скрипок. Сабина дошла до двери с оконным переплетом и засаленным стеклом, через которое она могла заглянуть в соседнее помещение. Между колоннами мерцал красноваторжавый свет. Она быстро спрятала телефон в карман. Сводчатый потолок был выложен из красного кирпича. В некоторых нишах лежали бочонки. Именно здесь было снято то самое видео. С потолка, как металлические прутья, свисали цепи. На них крепились старинные лампы.
Сабина открыла дверь, сделала несколько шагов до первой колонны, прижалась к бетонной поверхности, попыталась дышать ровно и огляделась в поисках источника света: луч словно от видеопроектора пересекал помещение, отражался от стены и окрашивал подвал в темный оранжевый тон.
Оглушенная громкой музыкой и ослепленная ярким светом, она бы даже не заметила, подкрадись к ней кто-нибудь сзади или сбоку. Это было сумасшествием – спускаться сюда одной. Чему ее научила профессия? Всегда обеспечивать себе надежный тыл! Даже Снейдер предостерегал ее от действий в одиночку.
Сабина снова вытащила сотовый из кармана куртки. Только две палочки. Она нажала на кнопку повторного вызова. Снейдер наверняка не ответит, но Сабина хотела оставить ему по крайней мере сообщение, где она находится. После она как можно быстрее исчезнет из этой дыры и позвонит в нюрнбергскую уголовную полицию.
Пока устанавливалось соединение, она сделала шаг назад и прижалась к колонне. Неожиданно в нос ударил запах кожи. Сабина подняла глаза. Перед ней стояла двухметровая фигура с длинными черными волосами.
Она подавила крик, попятилась и выхватила пистолет. На секунду повернула голову в сторону. Под лучом света у стены на корточках сидел второй человек. На коленях у него светился экран сотового.
Сабина повернула голову обратно. Кожаная фигура перед ней не двигалась. Тут раздалась знакомая мелодия звонка. Голландский национальный гимн.
– Снейдер? – инстинктивно крикнула она.
– Белочка? – прохрипел голос. – Что вы здесь делаете? Я вас чуть было не застрелил.
Сабина опустила пистолет и подошла к человеку, сидящему на корточках. Он включил карманный фонарик и осветил ее.
– Убрать оружие! – приказал Снейдер и положил фонарик рядом с собой на пол.
В луче света она увидела, как он сунул служебный пистолет в наплечную кобуру. Снейдер, в костюмных брюках и расстегнутой рубашке, сидел со скрещенными ногами на каменном полу. Его кожа блестела. Он был весь в поту.
– Вы одна?
– Да. – Она обернулась и рассмотрела кожаный костюм, который висел на гвозде на бетонной колонне и до смерти напугал ее.
Снейдер со стоном поднялся и на затекших ногах поковылял к столу, на котором стоял CD-плеер. В том месте, где он сидел, остались лежать с десяток окурков. Он него пахло травой. Снейдер остановил музыку. В тот же миг наступила тишина. Лишь видеофильм с пытками по-прежнему проецировался на стену. Заключительная сцена, за которой тут же следовали первые кадры. Бесконечно повторяющееся видео, которое Снейдер смотрел неизвестно сколько времени.
Снейдер прихромал к свету. Выглядел он ужасно. Его крючковатый нос заострился еще сильнее, глаза ввалились, зрачки были расширены. Он производил впечатление бешеного кролика.
– Вы под наркотиками?
Снейдер не ответил, вместо этого вытер слюну с уголков рта.
– Сколько вы уже здесь? – поинтересовалась Сабина.
– Какой сегодня день?
Он спрашивал совершенно серьезно.
– Пятница, около половины десятого, – ответила она.
– Утра или вечера?
– Вечера.
Он пошатнулся.
– Полагаю, часов тридцать.
– Вы ничего не пили все это время?
Он не ответил. Неожиданно уставился на нее покрасневшими глазами.
– Что вы до этого спросили?
– Не под наркотиками ли вы.
– А как иначе я должен отключиться от внешнего мира? Мне как-то нужно стимулировать свое ассоциативное мышление.
– Но не марихуаной же!
Он вытащил диктофон из кармана и нажал на стоп. Очевидно, он записывал свои размышления – и тут до нее дошло. Кассеты, которые она слушала в машине, были не чем иным, как разговорами Снейдера с самим собой. Это и был его метод! Он отправлялся на место преступления, реконструировал убийство как можно более детально, выкуривал пару косяков и самоотверженно вживался в образ преступника… и потом интервьюировал своего фиктивного собеседника, подозреваемого номер ноль.
Это объясняло странные измененные голоса на кассетах. И его ужасное физическое и душевное состояние, как только он пускался в погоню за преступником. Но, очевидно, этот метод работал, если принять во внимание его процент раскрываемости.
– Это нюрнбергская уголовная полиция раскрыла вам место преступления?
– Я была бы плохим комиссаром-стажером, если бы сама не нашла этот подвал. Сначала я выведу вас отсюда. Вам необходимы душ, свежая одежда, и вы должны что-нибудь выпить. А затем нужно натянуть оградительную ленту.
– У меня все отлично. – Он пошатнулся и оперся о стену. – Почему вы здесь?
– Разве это не ждет до?..
– Нет, не ждет. Выкладывайте!
Сабина объяснила ему, что они с Тиной сравнили убийства «Многоножка», «Ваттовое море» и «Каннибал» и пришли к выводу, что дело «Человек-лошадь» тоже вписывается в схему, но что за убийствами стоят как минимум двое преступников.
– Или оба убийцы фальсифицировали следы в одинаковой манере, или же кооперировались друг с другом, – заключила она.
На этот раз Снейдер не перебивал. Он верил ей или просто был слишком слаб, чтобы прервать ее?
Он с трудом поднял диктофон.
– Я только что беседовал с подозреваемым номер ноль.
– Я знаю, – ответила она. Лгать не было смысла. – Я была в вашем архиве и прослушала некоторые из ваших аудиозаписей.
– Я так и подумал, когда не смог найти свой ключ от архива. – Он слабо улыбнулся. – Во всяком случае, я пришел к тому же выводу, что и вы. Если убийства связаны между собой и существует некий единый шаблон, то мы имеем дело как минимум с двумя преступниками. И тогда я руку готов дать на отсечение, что этот случай тоже вписывается в схему.
Отсечение! Какой удачный намек.
– Как вы додумались? – спросила она.
Он взглянул на диктофон.
– Я просто усовершенствовал метод допроса Вессели. Время от времени я спускаюсь в Ад.
Сабина огляделась.
– Подлинное место преступления, кожаный костюм, видео и музыка. Я боюсь, что это еще не все.
– Так и есть. – Он кивнул. – Я называю это методом визионерского видения. Иногда я чрезмерно идентифицирую себя с человеком, которого ищу. Тогда я слишком связан с его душой и узнаю вещи, которые не должен видеть ни один человек.
– Вам стоит быть осторожнее, чтобы не оказаться в психиатрической клинике, – серьезно сказала она.
– Вы совершенно правы. Это искусство – испытывать не жалость к жертвам, а удовольствие от преступления… понять, почему оно возбуждает убийцу. Нужно проникнуть в мозг преступника и научиться любить зло.
Неделю назад она бы еще ответила: «Это ваша работа». Сейчас она сказала: «Это наша работа».
– Я уже в прошлом году заметил, что вы обладаете способностью к реконструкции. Вы не можете остановиться, пока не поймете. Но не переусердствуйте – иначе с вами случится то же самое, что и со мной. – Он похлопал ее по плечу. – Вы раздражены. В чем дело?
– Можно я буду откровенной?
– Я похож на того, кого интересует нечестный ответ?
– Вы вдруг заговорили так открыто и не в своей привычной мерзкой манере.
Снейдер улыбнулся.
– Существует только одно, что я чертовски хорошо умею: быть правым! Но сейчас вы дали первую полезную подсказку: это как минимум два преступника!
– Вас не взбесило, что я рылась в вашем архиве и помешала вам здесь?
Он скривил рот.
– Вы знаете мое мнение. Для раскрытия убийства все средства хороши.