обвинениями, потому что собирался извлечь для себя пользу из этого допроса в СМИ? Или он был виновен, но знал, что на него не смогут ничего повесить? Или он просто блефовал, охваченный паникой, потому что они так близко подобрались к правде? На его бесстрастном лице она не могла найти ни одного намека на настоящие эмоции – и это заставляло ее чувствовать себя немного беспомощной.
Мелани поняла, что пришло время ретироваться – не во всей военной кампании, а только в этой битве.
– Отпустите меня, коллега, – добродушно сказал он, когда она направилась к двери. – Иначе я стану первым черным пятном на вашей белоснежной биографии.
Ему не следовало этого говорить. Мелани развернулась.
– Никогда больше не называйте меня коллегой, потому что мы находимся по разные стороны закона.
Лазло вопросительно посмотрел на нее.
Она понизила голос:
– Вы преследовали Клару в Интернете. Вы похитили девочку, целый год татуировали ее на своей вилле, пока ей случайно не удалось сбежать.
– Чепуха!
– И я докажу, что вы убили трех девочек и закопали их в лесу в пластиковых пакетах – и, возможно, не только их.
На этот раз Лазло промолчал. Мелани смотрела на него еще некоторое время, потом без комментариев покинула помещение.
В десять часов утра Сабина в своей машине направлялась к востоку от Висбадена. Вскоре началась сельская местность. За окном мелькали поля, виноградники и деревенские гостиницы.
Солнце переползло через гребень горы. Сабина надела солнечные очки и свернула на следующем повороте. Где-то в этой местности жил Снейдер. Навигатор увел ее с трассы и направил по проселочной дороге вдоль небольшого ручья, пока она не добралась до поляны, окруженной лесистыми холмами. Навстречу ей мчалась карета скорой помощи. Когда машина проехала мимо, Сабина увидела, что в конце тупика стоит старая заброшенная мельница.
Сабина взяла с пассажирского сиденья конверт, который она этим утром получила лично от президента Хесса, и вышла из машины. Мельница напомнила ей о баварских крестьянских подворьях. Красная гонтовая крыша со слуховыми окнами, каминная труба с жестяным петушком, оконные ставни, под которыми висели ящики для цветов, и плющ, цепляющийся за деревянную решетку на стене. У входа на участок стояла огромная бочка, на которой висела табличка:
«Мартен С. Снейдер – посетители нежелательны!»
Как это на него похоже!
Ручей, вдоль которого ехала Сабина, протекал через здание. Несколько десятилетий назад в этом доме наверняка еще мололи муку. Теперь здесь жил самый большой мизантроп, какого Сабина знала.
Снейдера сегодня выписали из больницы, и скорая помощь только что привезла его из Нюрнберга. На террасе из натурального камня под козырьком с низко висящей водосточной трубой стояли стол и плетеные кресла. В одном из них сидел Снейдер и жмурился от утреннего солнца. На Снейдере был черный костюм и свежая рубашка, под которой Сабина заметила перебинтованную грудь. В уголке рта торчала самокрутка, которая подозрительно пахла травкой. Наверняка он был накачан болеутоляющими средствами. К тому же, несмотря на ранения, он выглядел лучше, чем когда-либо. Осознание, что он поймал убийцу, придавало ему несказанную энергию. Но этот положительный результат никогда не длился долго.
– Доброе утро, – сказала Сабина.
– Опять хотите навязать мне разговор? – пробурчал он, не поворачивая голову.
Она проигнорировала комментарий.
– Я не знала, что вы живете так далеко от Висбадена. Спрашиваю себя, как вы добираетесь до бюро без машины.
Снейдер кивнул на живую изгородь:
– На служебном автомобиле.
За мельницей находилась маленькая теплица, от которой отражалось солнце. Видимо, здесь Снейдер выращивал то, что курил. К бочке с дождевой водой стоял прислоненный велосипед.
– На этом вы разве что до дороги доберетесь.
– Оттуда меня забирают. Так как я не каждый день бываю в своем бюро или в академии, это возможно. Обычно я работаю здесь. – Снейдер потушил косяк и посмотрел на Сабину. – Почему вы не на занятиях? Если продолжите пропускать уроки, Хесс будет экзаменовать вас по материалу.
– Это уже не понадобится.
В это субботнее утро в учебном плане стояла «Компьютерная и интернет-преступность», но на нее это больше не распространялось. Без комментариев она протянула конверт.
– Он все-таки это сделал, – выругался Снейдер, не открывая конверта. – Недостаток таланта он восполняет переизбытком характера. Значит, этот упрямый пес вышвырнул вас из академии.
Она кивнула, хотя более подходящим словом было бы «уволил». Ее служба была немедленно прекращена.
– У меня есть время до утра понедельника, чтобы освободить комнату в кампусе. Потом я еще получу зарплату за неделю.
У Снейдера заходили желваки.
– Если наступит момент, когда Хесс поймет свою собственную некомпетентность, это будет первым и единственным озарением за всю его жизнь. Садитесь.
– Спасибо, я приехала, чтобы попрощаться.
– Садитесь! – повторил он. – Обещаю вам, я приложу все усилия, чтобы вам разрешили остаться в академии.
Сабина осталась стоять.
– Это бессмысленно. Хесс будет ждать следующей возможности, чтобы вышвырнуть меня, а до того времени превратит мою жизнь в ад.
В этот момент они заметили длинную толстую собаку с короткими лапами, которая через поле мчалась к мельнице. Ее уши развевались на ветру. Сабина не знала, что это за порода – только то, что собака была белая с пятнами горчичного цвета.
– Уберите от меня пса! – закричал Снейдер, но собака уже была на террасе и запрыгнула Снейдеру на колени.
Это был бассет – в ошейнике, но со свалявшейся шерстью. Он положил передние лапы Снейдеру на плечи и принялся лизать его в щеку.
– Фу, вниз! – приказал Снейдер, но бассет не послушался.
– Мне застрелить собаку? – спросила Сабина.
– Вы бы сделали это для меня? – Снейдер пытался заставить пса спрыгнуть на землю, но бассет удобно расположился у него на коленях и свернулся клубком, хотя задняя часть свисала.
– Я понятия не имею, чья это шавка, но пес приходит сюда уже семь лет.
– И вы его кормите, – предположила Сабина.
– Да, иногда он даже ночует в доме.
– Мне кажется, вы относитесь к собаке лучше, чем к людям, которые вас окружают.
– По крайней мере, он внимательно меня слушает.
– Что сказали врачи? – спросила Сабина.
– Насчет собаки?
Сабина закатила глаза.
– Это просто рваная рана, ее зашили пятью стежками. Легкое не задето.
– Это была моя ошибка, мне очень жаль, – пробормотала она.
– Я скажу вам кое-что! – Снейдер посмотрел на нее. – Только тот, кто не работает, не делает ошибок. Не думайте больше об этом. Раны затягиваются. Главное – мы убрали тех двоих на видео из этого бизнеса. – Он кивнул на входную дверь. – Вы не могли бы насыпать в миску собачьего корма из вон того пакета?
Сабина сделала, как просил Снейдер, но бассет проигнорировал еду. Вместо этого он потерся мордой о рубашку Снейдера, словно не видел его уже несколько недель и ужасно соскучился.
Снейдер положил руку на голову пса.
– По дороге из больницы я разговаривал по телефону с Хессом и пытался убедить его, что вы не принимали участия во вчерашнем инциденте.
– Бесполезно – нюрнбергская уголовная полиция исследовала мое оружие и внесла показания в протокол.
– Можно было бы уничтожить ваши свидетельские показания, – тогда официально вы никогда не участвовали в перестрелке. Я хотел взять все случившееся на себя, но Хесс уже знал, что вы были в Нюрнберге. Этот твердолобый ублюдок только и ждал удобного момента, чтобы проучить меня.
Сабина понимала: никто и не вспомнит, что они задержали двух убийц. В действительности речь шла только о том, что ее ночные расследования вышли из-под контроля, был ранен сотрудник БКА и студентка-стажер стреляла в подозреваемого, который лежал сейчас в реанимации.
– Хесс уже много лет ждал этого момента. Больше всего ему хотелось бы избавиться и от меня. Не переживайте, в первую очередь я позабочусь о вашем восстановлении в академии, чтобы вы смогли закончить обучение.
– Спасибо, что вы хотя бы попытались дать мне такую возможность. – Сабина не привыкла видеть Снейдера раскаивающимся. К тому же она сама была виновата в том, что вылетела из академии. Однако кое-что ее насторожило. – Что значит – в первую очередь?
– А, ничего. – Он почесал собаку за ухом, на что та ответила довольным урчанием.
– Нет уж выкладывайте! – не отступалась Сабина.
– Ах… – Он пожал плечами, но тут же скривился от боли. – Хесс попытается привлечь меня к дисциплинарной ответственности за то, что я допустил ваше вмешательство в полицейское расследование.
– Мне очень жаль.
– Ну и пусть! Это уже не первый раз, когда у Хесса в руках оказывается средство давления на меня.
– А если это станет последним ударом?
– Тогда я вернусь на родину, – вздохнул он. – В Европол в Гаагу.
– Вам не будет жаль покинуть БКА?
– БКА, как пепельница, – чем больше людей в нем собирается, тем грязнее оно становится.
– Что произошло между вами и Хессом?
– Не заботьтесь об этом, Белочка.
– Почему вы не боретесь за ваше место, как он?
Он моргнул, глядя на солнце.
– Конечно, я мог бы сопротивляться Хессу, но предпочитаю смотреть, как он обезумеет из-за меня.
– Похоже на мудрое высказывание Акико[24].
– Возможно, это она и есть.
Сабина положила ключ от архива Снейдера и его удостоверение БКА на стол. Потом вытащила из кармана сим-карту от его прежнего телефона.
– В старой голосовой почте вы найдете сообщение от Эрика Дорфера, сделанное перед тем, как в него выстрелили.
Снейдер удивленно взглянул на нее.
– Что он говорит?
– К сожалению, ничего нового. – Она по памяти процитировала слова Эрика. – Там слышен выстрел. Нужно, чтобы техники-криминалисты проанализировали запись.