Он закричал, но крик казался таким далеким. Снейдер чувствовал только боль.
– Почему?.. – выдавил он.
Голос Ауэрсберг звучал приглушенно, словно она говорила через подушку.
«Ты слишком много выяснил!»
Мелани шла через здание БКА к лифтам.
Хаузер сопровождал ее и вызвал для нее кабину.
– Что вы сейчас собираетесь делать?
– Я поговорю с главным прокурором, потом навещу Клару в кризисном центре для детей. Это минимум, что я могу для нее сделать.
– Надеюсь, малышка чувствует себя достаточно хорошо, несмотря на обстоятельства.
– Посмотрим. Я хочу забрать Клару из приюта и провести с ней вторую половину дня.
Глаза Хаузера округлились.
– И где?
– У меня дома на озере. – В этот момент она поняла, насколько абсурдно это звучит.
Хаузер отреагировал соответствующим образом. Он понизил голос:
– Вы хотите забрать к себе домой главную свидетельницу обвинения?
– Господи боже мой, она же не собирается у меня жить. Я просто хочу, чтобы она на время отвлеклась от тяжелых мыслей.
– Я не понимаю… – Хаузер уставился на нее. – Хорошо, вначале у нас были небольшие проблемы, но в последние дни мы отлично сработались – и сейчас вы выкидываете такой номер!
– Номер? Кларе необходимы теплота и симпатия, ей нужно немного отвлечься и забыть о проблемах. Моя собака прошла специальное обучение и умеет обращаться именно с такими детьми.
– А мне кажется, это вам станет лучше, когда вы пару часов будете видеть девочку довольной.
– И что вас смущает?
Он пристально посмотрел на нее.
– Вас мучит чувство вины, потому что вы доказали причастность приемного отца Клары к убийству! О’кей, ладно! Это я могу понять. Но теперь вы хотите все исправить тем, что один день будете заботиться о девочке. И считаете, потом все снова станет хорошо?
– Это начало, – оправдывалась она. – Клара совсем одна. Родители ее родного отца живут в Германии. Мать Рудольфа Брайншмидта не хочет брать к себе девочку, а патронатную семью так быстро не найти, – перечисляла она. – Поэтому органы опеки решили отправить Клару сначала в детский кризисный центр. Я просто хочу помочь девочке.
Мелани с огромным удовольствием вообще взяла бы девочку к себе на воспитание, но Хаузеру она об этом пока говорить не будет. Она обдумает все хорошенько, когда дело будет закрыто.
– Несколько дней назад я предупредил вас не принимать все близко к сердцу, а теперь вы уже не можете дать задний ход.
– Да, я и не хочу. Кто-то должен аккуратно сообщить девочке, что ее приемный отец убил ее мать, прежде чем она узнает об этом другими путями в приюте. Кроме того, кто-то должен объяснить ей, что у нее на спине и что ужасную картину можно удалить лазером. Хотите взять это на себя?
Двери лифта открылись. Кабина была полупустой, но Мелани не вошла. Они с Хаузером не произнесли ни слова, пока двери не закрылись и кабина не уехала.
– Ох, – вздохнул Хаузер. – Если в ходе процесса выяснится, что Клара была у вас дома, для защитников Михаэля Лазло – а тот гарантированно наймет лучших адвокатов – это станет настоящей находкой.
– Я должна расставить приоритеты, а это дело мне важно.
– И вы пойдете на такой риск? – воскликнул Хаузер. – Вы в своем уме? Адвокаты Лазло разгромят ваше обвинение в пух и прах, сожрут вас целиком, а косточки выплюнут в сточную канаву на виду у работающих телекамер.
– Не в том случае, если я докажу его причастность к похищению и истязанию девочки.
Хаузер потянул за узел галстука, словно ему не хватало воздуха.
– Лазло сделает все возможное, чтобы убедить суд, что вы промыли мозги свидетельнице у себя дома. К тому же он будет требовать вашего отстранения от процесса.
– В действительности вас волнует только то, что ваши оперативно-разыскные мероприятия, возможно, окажутся напрасными?
– Проклятье, нет!
– Хорошо, тогда поймите вы наконец: я не могу по-другому. Я должна позаботиться о девочке.
Он смиренно покачал головой.
– Как хотите, тогда заботьтесь о малышке – но пообещайте мне одно! – Он снова нажал на кнопку и вызвал лифт. – Если Лазло, этот мерзкий сукин сын, действительно стоит за всем этим, раздавите его, как гнилой помидор!
Двери открылись, Мелани вошла в кабину.
– Не беспокойтесь, он от меня не уйдет.
Двери кабины снова закрылись.
Хотелось надеяться, что Хаузер не заметил сомнение в ее голосе.
Доктор Белл провел Сабину через отделение реанимации, оба входа в которое были перетянуты оградительной лентой. «Только для персонала». Перед палатой Эрика все еще стояли два сотрудника БКА. Они узнали Сабину и не стали спрашивать, кто она такая.
– Держитесь спокойно и ничего не говорите, – шепнул ей доктор Белл, прежде чем приоткрыл дверь и впустил ее внутрь.
Сабина вошла в палату. В тот же момент разговор замолк. Мужчина в темном костюме уставился на нее. Это был Ломан, руководитель службы внутренней безопасности. Перед мониторами стояла врач в белом халате. С другой стороны рядом с кроватью Эрика сидела женщина в водолазке, видимо, ведущая допрос. Сабина предположила, что она тоже из БКА, вероятно, психолог-криминалист.
Квадратная челюсть Ломана пришла в движение.
– Вы кто?
Сабина показала ему свое удостоверение.
– Я подруга Эрика.
Мужчина мельком взглянул на карточку с логотипом академии, и ему все стало ясно.
В следующий момент Сабина видела только Эрика. По его взгляду она поняла, что он ее узнал. Эрик хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова. Он был уже без повязки. Левая сторона головы была побрита, и на коже виднелся длинный черный шов. При мысли, что в его голове застряла пуля, Сабине стало плохо от жалости. Ей хотелось прогнать всех из палаты, обнять Эрика, положить его голову себе на плечо и просто держать так, не говоря ни слова. «Теперь я здесь. Все снова будет как прежде». Но когда Сабина хотела подойти ближе к кровати, Ломан остановил ее резким жестом.
Она застыла и посмотрела на Эрика. Неожиданно его взгляд изменился. Она заметила: ему было неприятно, что она видит его таким. Слабым, раненым, потерянным, в идиотской голубой рубашке и подключенным к аппаратам. «Ах, Эрик, все это не важно!»
Вероятно, он считал, что она приехала в Висбаден только потому, что узнала о покушении и захотела его навестить. А ведь ей нужно было столько всего ему рассказать.
– Момент. – Ломан пересек комнату, взял Сабину за локоть и осторожно вытолкал из палаты. Прежде чем дверь закрылась, она бросила Эрику ободряющий взгляд и подняла большой палец вверх, показывая, что он должен держаться. Но Эрик не ответил на ее жест.
– Вы учитесь в академии? – спросил Ломан, прежде чем дверь захлопнулась. Одновременно неодобрительно посмотрел на обоих охранников. Доктор Белл уже исчез. – Какое направление?
– Криминалистический анализ у Снейдера.
– А, все ясно. – Он провел ладонью по лицу и посмотрел на Сабину усталыми глазами. – Я недавно разговаривал со Снейдером по телефону.
– Я знаю. Он приедет через несколько минут.
Мужчина кивнул.
– Тогда вы, вероятно, знаете, почему мы здесь и о чем идет речь. Вы не можете просто так вваливаться в палату во время допроса свидетеля.
Сабина старалась сохранять спокойствие. Очевидно, до него еще не дошли слухи, что президент Хесс вышвырнул ее.
– Я знаю, что Эрик напал на какой-то важный след. Последнее сообщение, которое он оставил, звучало так: «Взаимосвязи просто невероятные. Я раскрыл схему преступлений. Кроме того, я теперь знаю, кто отец ребенка», – повторила она по памяти. – Вы должны спросить его об этом!
– Откуда у вас эта информация?
– Он оставил сообщение Снейдеру и мне, – солгала она, так как не могла признаться, что вломилась в частный архив Снейдера.
– Что-нибудь еще?
– Нет, это все. Что вы уже смогли выяснить?
– Видимо, вам не все известно, – устало сказал он. – Пуля все еще находится в речевом центре Эрика, и, вероятно, останется там надолго. Он не может ни говорить, ни читать, ни писать.
– Знаю, – перебила она его.
– Но чего вы не знаете и что мы только что выяснили: Эрик не помнит, что случилось в тот вечер.
– Как… не помнит?
– У него ретроградная амнезия. Он хочет нам что-то сообщить, но не знает, что именно из-за пробелов в его памяти… – Его перебило пищание машины за закрытой дверью.
– Возможно, со временем, через пару дней, месяцев, воспоминания вернутся, а может, и нет. – Ломан вытащил визитку из портмоне и протянул Сабине. – Позвоните, если вспомните что-нибудь еще, даже если это не связано с выстрелом.
– Хорошо. – Она взглянула на карточку. Ломан был главным комиссаром уголовной полиции.
Дверь открылась, и обе женщины вышли в коридор.
– Продолжение допроса возбудит пациента еще сильнее, – сказала врач. – Давление и частота сердечных сокращений слишком высокие. Сейчас ему необходим абсолютный покой.
– Великолепно! – пробурчал Ломан. Это прозвучало так, словно он хотел обвинить Сабину в том, что они не смогли ничего добиться от Эрика.
Но она так быстро не сдастся. Какую схему раскрыл Эрик? Белока она уже допросила, до доктора Яна ей не добраться. Нужно поговорить с Хельмутом Прёллем, которого кто-то хотел обвинить в каннибализме, или с Симоном Каспареком, на которого хотели повесить убийство студентки на Ваттовом море. Ответ был или в Айфеле, или в Санкт-Петер-Ординге.
Клара прижимала Феликса к груди и смотрела в окно.
– Ты хорошо знала мою маму?
Мелани покосилась на пассажирское сиденье. Клара впервые обратилась к ней на «ты».
Внедорожник Мелани съехал с шоссе и завернул на дорожку, ведущую к участкам на озере Нойзидлер. Клара заморгала от слепящего солнца.
– Хочешь надеть солнечные очки? – спросила Мелани. – Посмотри в бардачке.
Клара достала очки и нацепила их на Феликса.