Сабина застегнула молнию куртки до самого подбородка. Сунула руки в карманы и пошла по причалу к морю. Ей встретилось всего несколько человек – они тоже завершали свои прогулки и возвращались в отели, чтобы смыть там песок и соль с кожи.
Симон Каспарек шагал рядом с ней. Ему разрешили выйти на час. Официальный диагноз в его медицинской карте звучал «параноидальная шизофрения». Всего несколько дней назад они разбирали его дело в академии, и вот он стоит напротив нее. Из материалов Снейдера она знала, что Каспарек страдает пограничным расстройством личности и синдромом Аспергера. Надзиратели ни на секунду не спускали с него глаз, поэтому в нескольких метрах за ними шел крепкий мужчина в белых льняных брюках и бежевой куртке, который, вероятно, держал наготове шприц с успокоительным. Если бы Сабина не показала в дирекции свое удостоверение БКА и не объяснила, что расследует несколько убийств, вероятно, ей бы не удалось даже приблизиться к Каспареку.
– Я знаю, что вас обвиняли в убийстве официантки в Ваттовом море, – начала она разговор, протянула ему удостоверение и наблюдала за реакцией.
Каспарек взял карточку левой рукой, без интереса посмотрел на нее и вернул Сабине.
– Я разговариваю с вами только потому, что ради этого мне разрешили покинуть комнату.
Сабина огляделась.
– Действительно, здесь красиво.
– Мне здесь нравится, – ответил он, но у Сабины не возникло ощущения, что он наслаждается этой прогулкой к морю.
– Я знаю, что вы этого не делали, – сказала Сабина.
– Откуда? – Голос Каспарека был монотонным и тихим. Он немного гнусавил и педантично выделял ударение в каждом слове, словно придавал особое значение правильному произношению. Однако избегал смотреть Сабине в глаза. Его взгляд был постоянно направлен на пол перед собой. Он даже не поднимал глаза, чтобы не столкнуться с другими прохожими, которые торопились домой.
– Следователи, которые хотели быстро закрыть дело, добились от вас признания под давлением и без ордера на обыск перерыли вашу комнату, – перечислила она причины, которые Мартен Снейдер сообщил им в академии.
То, что президент Хесс лично руководил расследованием, она не упомянула.
– Кто-то досконально изучил вашу историю, убил женщину и хотел возложить вину на вас.
Каспарека это не впечатлило. На нем были кроссовки, голубые спортивные штаны и темно-синяя ветровка с капюшоном, которая трепетала на ветру.
– Чего вы от меня хотите?
– Я хочу поймать настоящего убийцу.
– У вас не получится, – монотонно ответил он. За исключением странного застывшего взгляда, у него не было никакой мимики, и Сабина могла только гадать, что происходит в его голове.
– Почему вы так считаете? – спросила она, но Каспарек не ответил. – Какие отношения у вас были с Катариной?
– Отношения? Никаких. Я один.
Сабина чуть было не рассмеялась.
– Я имею в виду, как вы познакомились с Катариной?
– Она работала официанткой в ресторане при клинике.
– Вы знали, что она племянница австрийского дипломата?
– Меня это не интересует.
– Вы часто с ней разговаривали?
– Я нет, но она постоянно контактировала со мной.
Сабина навострила уши.
– Правда? Как? И о чем она говорила?
– Она писала мне письма и звонила по ночам. Она искажала голос, но я знал, что это она.
– Можно взглянуть на письма?
– Все сожжены.
Тем временем они оказались уже одни на волнорезе. С обеих сторон деревянного причала плескалась вода, будоражимая ветром. Сабина обернулась к надзирателю, который шел метрах в пяти за ними.
– Речь шла о вашей матери?
Впервые Каспарек взглянул на нее. Он достал руку из кармана и сделал какое-то неуклюжее движение, словно хотел отогнать воспоминание.
– Я не хочу об этом говорить.
– Но Катарина работала во время каникул официанткой и няней в Санкт-Петер-Ординге, – продолжала Сабина. – Зачем ей вас беспокоить?..
– Она изучала эту психологическую чушь, – перебил ее Каспарек. – Каким-то образом достала мою медицинскую карту и стала надоедать мне письмами. Она писала, что знает, что смерть матери на моей совести и что она была бы жива, если бы я не переехал ее комбайном. – Каспарек распалялся все сильнее. – Когда мы к кому-то приближаемся и вот так докучаем, нас сразу называют психами-сталкерами и грозят судом, но она могла себе такое позволить.
Если Каспарек говорил правду, то все чертовски смахивало на то, что студентка во время каникул проводила над ним собственный полевой эксперимент. То, что она не случайно подрабатывала в ресторане психлечебницы, было Сабине и так ясно.
– И потом накачивают нас антидепрессантами, – пробурчал Каспарек. – Знаете, как это на некоторых влияет?
Сабина помотала головой.
– Проходит какое-то время, прежде чем тебе прописывают медикаменты. Ты просто влачишь жалкое существование. Но таблетки не сразу избавляют от депрессии, вначале они просто делают тебя достаточно активным, чтобы хватило сил и решительности для самоубийства. Здесь постоянно кто-то умирает.
– Вам ведь нравится здесь на море. – Сабина попыталась сменить тему. – Зачем вам лишать себя жизни?
– Я виноват в смерти своей матери. Это из-за меня она побежала в поле, а я ее не заметил. Она споткнулась и упала под силосорезку. Мне постоянно снится, как я переезжаю ее тело и убиваю. Все время. Только я обрел покой, как эта глупая овца снова разбередила все раны.
– Но вы не убивали эту молодую женщину! – запротестовала Сабина. – Кто-то хотел повесить на вас это убийство.
– Вы это уже говорили. – Его взгляд был лишен каких-либо эмоций. – Мне кажется, вы еще более сумасшедшая, чем я.
– Кто-то наблюдал за вами, изучал вашу психическую травму, совершил убийство так, как, возможно, совершили бы его вы, и хотел обвинить вас в итоге.
Он пожал плечами.
– Зачем кому-то это делать?
Сабина думала, что ослышалась. Она приехала сюда, чтобы помочь Каспареку и вместе с ним выяснить, кто хотел его подставить. Но его это не интересовало.
– Зачем кому-то это делать? – повторил он устало.
– Убийца хотел заставить нас поверить, что, убив официантку, вы пытались избавиться от чувства вины за смерть матери. Что таким образом вы хотели заменить воспоминания, сосредоточив их на другом человеке.
– Чушь, – заявил Каспарек. – Я убил ее, чтобы наконец прекратить этот психологический террор.
– Нет, – возразила Сабина. – Вы не должны в это верить. Кто-то другой убил Катарину и хотел возложить вину на вас. Кто мог это быть? Подумайте. Вместе мы сможем найти убийцу!
Они дошли до края волнореза. До них донеслась отвратительная вонь гниющих водорослей, ракушек и сильного разложения. Каспарек указал на волны за плотно спрессованным песком, над которыми исчезали последние оранжевые лучи солнца.
– Сейчас отлив, – пробормотал он, – не как тогда.
– Тогда?
– Был прилив, и шел дождь. Сильный ветер поднимал песок и швырял на волнорез и причал.
– Вы говорите о дне убийства?
Он уставился на горизонт.
– Моя дверь была открыта. Я мог свободно передвигаться по санаторию. Кто-то из врачей оставил в коридоре связку ключей и бумажный пакет из-под ланча. Внутри лежало сало и складной ножик. Одним из ключей я открыл медицинский шкаф. В аптечке взял бутылку хлороформа. Катарина как раз закончила смену и шла по набережной домой. Все складывалось отлично.
Несмотря на влажный воздух, во рту у Сабины пересохло. Каспарек взглянул на нее.
– Вы никогда не найдете убийцу, потому что это сделал я, но меня оправдали. – Он указал на море. – Вот там, у той сваи, я заставил ее кричать.
Сабина стояла рядом со своей машиной на заправке и смотрела невидящим взглядом на датчик бензоколонки, а сильный ветер гнал мелкий песок с дюн по асфальту. На сорока пяти литрах она вытащила заправочный пистолет. Потом еще долго смотрела на цифры.
– С вами все в порядке?
Сабина обернулась. Рядом стояла пожилая женщина, которая придерживала руками шляпу.
– Да, спасибо.
Сабина завинтила крышку на бензобаке, прошла в здание заправки и купила еще бутылку минеральной воды, йогуртовый напиток и два шоколадных круассана. Затем села в машину.
Последние слова Каспарека не шли у нее из головы.
«Я заставил ее кричать!»
Что, если он вовсе не сумасшедший, а просто говорит правду?
Что, если не только он, но и берлинский гинеколог и голубой бухгалтер действительно совершили те убийства? Все-таки парочка извращенцев в Нюрнберге убила австрийского политика. Сабину затошнило. Неужели все ее поиски были напрасны?
Нет, должна быть какая-то связь, и Эрик ее обнаружил. Снейдер и она уже выяснили, что работали как минимум двое преступников. Но что, если за этим все-таки стоит один человек, который манипулирует другими, направляет их шаги и толкает на убийства? Это как если дать алкоголику в завязке тирамису с ромом, чтобы он сорвался. Вследствие манипуляций все дела носили его почерк. Она вспомнила слова Снейдера.
«Если в мире действительно существует убийца, который постоянно меняет свой модус операнди, то нам его никогда не поймать… В этом случае мы имеем дело с уникальным, почти пугающе таинственным киллером».
Ее пальцы внезапно похолодели, как будто вся кровь отлила из конечностей. И тут ее осенило, словно ей на спину вылили ведро ледяной воды: то, что уголовная полиция, Сней-дер и она все это время считали инсценированными, подстроенными уликами, чтобы обвинить в убийствах кого-то другого, на самом деле были настоящие следы, оставленные преступниками. Доктор Ян в Берлине и Каспарек в Санкт-Петер-Ординге – убийцы, которые все еще разгуливали на свободе.
Однако за ними стоял кто-то намного страшнее – кукловод, манипулировавший ими и назначивший жертвы. Но какой у него был мотив?
Сабина была слишком возбуждена, чтобы сомкнуть глаза этой ночью. Она завела машину и решила ехать назад в Висбаден. У нее был еще один день, и чем быстрее она встретится со Снейдером,